Секретные объекты «Вервольфа» - Андрей Пржездомский

В шифртелеграмме со ссылкой на следственный отдел «друзей»[15] в польском городе Барчеве сообщалось о состоявшейся беседе с Эрихом Кохом, а также о том, что он заявил о своем согласии оказать помощь в розыске Янтарной комнаты. При этом отбывающий пожизненное заключение нацистский преступник якобы утверждает, что она не была вывезена на Запад, а спрятана в подземных бункерах на территории нынешнего Калининграда. Чтобы найти комнату, по мнению Коха, сообщалось в шифровке, потребуется всего лишь штабная карта города.

Представительство наших органов госбезопасности в Варшаве сообщало, что Кох даже готов принять личное участие в поисках Янтарной комнаты и других культурных ценностей на территории Калининградской области. Однако при этом он поставил несколько условий: обеспечение его безопасного возвращения из Калининграда в Польшу, оказание ему необходимой медицинской помощи, обеспечение его квалифицированным переводчиком, и, разумеется, полное сохранение тайны его пребывания за пределами Польши. В конце телеграммы содержалась приписка о том, что полученная на доверительной основе дополнительная информация направляется в Москву почтой.

Но самым удивительным в шифровке была резолюция, начертанная на ней рукой одного из руководителей Комитета госбезопасности: «Тов. Абрамову И. П., Тов. Смолину П. П. Кто этим теперь занимается?»

«Как, кто? — может спросить любопытный читатель. И тут же предположить: — Ну, наверное, какой-нибудь там отдел в одном из управлений КГБ».

Благодаря перу бойких журналистов в сознании обывателей даже укоренилось представление о том, что именно в органах безопасности находятся точные данные о Янтарной комнате. Некоторые даже досочинялись до того, что несметные сокровища, которые потеряло человечество в годы войны, в том числе Янтарная комната, находятся в подвалах КГБ и строго охраняются от посторонних глаз. Дескать, и искать ничего не надо! Все специально спрятано «до лучших времен»!

Конечно же, все было не так! Специально проблемой розыска утраченных в годы Второй мировой войны культурных ценностей, а уж тем более поиском Янтарной комнаты, в КГБ не занимался никто! Все делалось лишь мимоходом — попадали в сферу деятельности органов госбезопасности какие-то материалы, которые могли пролить свет на эту проблему, сотрудники наводили дополнительные справки, а при необходимости передавали информацию в Министерство культуры РСФСР или непосредственно в Калининградскую экспедицию. Целенаправленный же поиск информации, а тем более ее добывание с помощью специальных форм и методов работы не проводились. Поэтому авторитетный руководитель КГБ, знавший о проблеме поиска Янтарной комнаты отнюдь не понаслышке, тем не менее задавал в своей резолюции столь недоуменный вопрос.

Между тем среди множества людей, в разное время занимавшихся поисками Янтарной комнаты, есть один человек, имя которого почти не известно, несмотря на то что он не был ни законспирированным сотрудником органов госбезопасности, ни скрывавшим свою пагубную страсть кладоискателем. Имя этого человека — Вениамин Дмитриевич Кролевский, бывший секретарь Калининградского обкома КПСС, которому сама судьба предначертала в течение десяти лет, что называется, держать главный пакет акций в увлекательной истории, которая называется поисками Янтарной комнаты.

Неожиданный вызов в обком не сулил ничего хорошего. Подъезжая к знакомому кирпичному четырехэтажному зданию под черепичной крышей, плавным полукругом вытянутому вдоль заснеженной улицы, Кролевский гадал, какое же это такое срочное дело заставило первого секретаря обкома внезапно вызвать к себе членов бюро буквально на ночь глядя. Еще утром, когда Вениамин Дмитриевич был у него на совещании по вопросам совершенствования работы областных культурно-просветительных учреждений, ничто не предвещало этого срочного вечернего вызова. Владимир Васильевич Щербаков[16] в свойственной ему манере внимательно выслушал каждого, в том числе и Кролевского, заместителя председателя облисполкома, задал несколько вопросов о том, что требуется для расширения сети кинотеатров и кинопередвижек, сколько средств понадобится для ремонта областной культпросветшколы, и в заключение предложил:

— А не включить ли нам в повестку десятой сессии Областного совета вопрос о работе культпросветучреждений? Подумайте!

И вот теперь какой-то тревожный вызов к Щербакову.

Большой черный ЗИМ описал полукруг, развернувшись перед центральным подъездом. «Смотри-ка, Федоров и Демин тоже здесь!», — отметил про себя Кролевский. Действительно, чуть поодаль стояли машины начальников управлений МГБ[17] и МВД.

Кролевский кивнул вставшему навытяжку милиционеру и поднялся по широкой лестнице на третий этаж. В приемной, как он уже догадался, были Федоров и Демин. Рядом с ними стоял командующий армией генерал-майор Горбатов. Как только Кролевский появился в дверях, все разом посмотрели на него.

— Опаздываешь, Вениамин, — с упреком сказал Федоров. — Скажи спасибо, что Владимир Васильевич не вызвал. У него там Егоров. Время-то — уже девятый час. У тебя что, нет часов?

— Да есть, конечно. Я, как только мне позвонили… — Кролевский посмотрел на секретаря Щербакова, миловидную женщину в строгом сером костюме, печатающую какую-то бумагу на пишущей машинке. — Сразу поехал. Да что тут ехать-то…

Он не договорил. Дверь кабинета первого секретаря открылась, и из нее вышел помощник Щербакова, молодой человек в строгом армейском френче без погон и в очках в металлической оправе.

— Товарищи, заходите. Владимир Васильевич ждет вас.

Кабинет у первого секретаря был скромным. Несмотря на большие размеры, мебели в нем почти не было — письменный стол, традиционный стол для заседаний под зеленым сукном да два книжных шкафа, полностью заставленные книгами. На стене висели портреты Ленина и Сталина, небольшая карта области, в углу справа от стола стояли громадные напольные часы из дерева, с вензелями и короной наверху.

На письменном столе лежала пачка документов, какие-то папки, большой красный конверт с надписью «Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков). Центральный комитет. Щербакову В. В.». За столом для заседаний уже сидел Егоров, председатель Калининградского облисполкома, непосредственный начальник Кролевского, человек доброжелательный, но немного странный. Он мог неожиданно и даже неуместно рассказать анекдот, вспомнить пословицу или вообще содеять какую-нибудь хохму.

— Садитесь, товарищи, — секретарь обкома сделал приглашающий жест. — Я вызвал вас по очень важному, прямо скажу, неотложному делу. Сразу хочу предупредить: разговор будет совершенно доверительный, точнее сказать, секретный. О том, что я вам скажу, никто не должен знать. По крайней мере пока!

Все с предельным вниманием посмотрели на Щербакова. Если Владимир Васильевич так говорит, то, наверное, для этого есть соответствующий повод. Подобными словами он бросаться не привык и даже в самые напряженные моменты никогда не сгущал краски, был всегда ровным и уравновешенным. Будучи жестким руководителем, он, безусловно, обладал всеми необходимыми качествами для того, чтобы возглавлять парторганизацию в области, где очень остро стоял целый конгломерат проблем, требующих немедленного решения.

— Товарищи, мне только что позвонил Вячеслав Михайлович Молотов[18]. Он интересовался, ищем ли мы Янтарную комнату. Я сказал: «Нет, не ищем». А он спросил: «А почему?» Дело в том, что его спросил товарищ Сталин: «А где Янтарная комната?» — и Вячеслав Михайлович ничего ответить на это не мог. Тогда товарищ Сталин поручил товарищу Молотову связаться со мной и выяснить все. Что вы можете по этому поводу сказать?

Наверное, для всех, кто присутствовал на совещании, эти слова первого секретаря показались неожиданными. Область только оправлялась от послевоенной разрухи, с неимоверным трудом восстанавливались предприятия, развивались новые производства, только началось серийное производство башенных кранов для жилищного строительства, совсем недавно была пущена в строй бумажная фабрика, начали решаться вопросы с размещением и трудоустройством переселенцев, всего месяц назад в Германию был отправлен последний состав с полутора тысячами немцев, высококвалифицированных специалистов, участвовавших в восстановлении города.

— Ну так, что же вы молчите? Кто может что-нибудь сказать по этому поводу? Товарищ Кролевский, вы отвечаете у нас за культуру!

— Владимир Васильевич, к сожалению, я ничего не знаю. Мы этим не занимались.

Повисла напряженная тишина. Никто не решался выразить свое отношение к сказанному первым секретарем.

— Владимир Васильевич, — проговорил Егоров, — я вам уже докладывал: мы занимались этим делом. Как только город был взят нашими войсками, начался и поиск вывезенных из Советского Союза музейных ценностей. Сюда приезжал полковник Брюсов[19] со своими сотрудниками, представители всяких организаций и музеев, из Комитета по делам искусств… Приезжал Кучумов[20] из Ленинграда. Они здесь обыскали все, что можно. Вели раскопки в замке… Тогда еще был жив немец… Его звали, кажется, Роде… Да, Роде. Он работал при немцах директором музея в замке…