Непокорная тигрица - Джейд Ли

— За что? — громко спросила она на мандаринском наречии и поползла вперед.

Охранник успел схватить несчастную за тунику и, придавив женщину коленом к земле, заставил остановиться. Она упала лицом в дорожную грязь и оцарапала подбородок об острые камни. Чжи-Ган увидел, как из тонких ранок начала сочиться кровь, мгновенно впитываясь в сухую землю. Однако женщина не покорилась и, взглянув на него своими полными смятения и отчаяния глазами, снова заговорила.

— За что? — повторила она свой вопрос. — Ведь я ничего не сделала!

И тут одновременно с ней заговорил еще кто-то. Услышав какое-то неясное бормотание, Чжи-Ган понял, что это Цзин-Ли. Палач не слышал слов, но понимал их смысл. Друг говорил о том, что императора посадила в тюрьму его собственная мать, а он, Чжи-Ган, будучи императорским палачом, тесно связан с сыном, а не с матерью. Таким способом Цзин-Ли хотел напомнить ему, что им не следует лишний раз привлекать к себе внимание.

И это правда. Убийство, совершенное возле Великого канала, не останется незамеченным. Даже если они сделают вид, что совершают официальную казнь, сотни людей, собравшихся здесь, станут невольными свидетелями кровавой расправы. К тому же им сначала придется представить отчет местному мировому судье, а потом сделать необходимые распоряжения насчет захоронения тела, на что потребуется немало времени. И тогда палач вынужден будет задержаться здесь еще как минимум на один день.

Чжи-Гана в данный момент интересовало совсем другое. Он пристально смотрел на пылающее от гнева лицо женщины. Он ожидал, что она начнет рыдать, умолять о пощаде, словом, пустит в ход все уловки, которые обычно используют женщины, когда хотят произвести впечатление на мужчину. Но вместо этого он увидел смятение, ужас и едва сдерживаемый гнев.

Он не мог разглядеть ее глаза, но не сомневался в том, что они светлого цвета и необычной формы. Эти ужасные круглые глаза казались какими-то неестественными. И теперь в его памяти возник образ другой женщины — его сестры. В этот момент она виделась ему такой, какой была много лет тому назад — маленькой девочкой с черными миндалевидными глазами, в которых полыхала неистовая ярость к тому, кто взял ее в плен. Чжи-Ган, в ту пору еще слишком маленький, не мог бороться с мужчиной, у которого были огромные сильные руки и тяжелые кулаки. А его сестра, хрупкая и миниатюрная девочка, боролась с ним из последних сил и все время говорила: «Нет!» и «За что?»

И вот сейчас белая женщина, стоявшая перед ним на коленях, снова и снова повторяла те же самые слова, а охранник, подняв свой меч, направил его прямо на нее. Разумеется, он знал, как убивать пленников, и понимал, что меч — это не топор. Он крепко схватил меч за рукоять, высоко поднял его и устремил острое лезвие прямо между лопатками женщины. Он пригвоздит ее к земле, как животное, и она будет лежать в этой черной грязи, истекая кровью.

Облака разошлись, и на сумрачном небе заблестело солнце. Не нужно быть мудрецом, чтобы понять, что таким образом Небеса благословляют смертоносную сталь, одобряя убийство. Чжи-Ган молился, чтобы это было правдой.

— За что? — в последний раз крикнула женщина, и этот крик потряс палача до глубины души, больно ранил сердце и отравил его кви. И все же Чжи-Ган усилием воли заставил себя смотреть на эту казнь. Он не отвернется и не будет смотреть в сторону, когда меч пронзит ее тело. Он будет наблюдать, как умирает эта белая женщина.

Охранник еще сильнее сжал рукоять меча и резко опустил его вниз. Раздался сильный удар. Чжи-Ган содрогнулся всем телом, почувствовав, как меч ударился о землю. Казнь свершилась. Жертва мертва. Ее горестные рыдания затихли так внезапно, словно она захлебнулась ими. Вокруг воцарилась тишина.

Только сейчас он осознал, что у него закрыты глаза. Как же это глупо! Зачем было закрывать глаза, ведь он и так почти ничего не видит. Собравшись с духом, Чжи-Ган открыл глаза и посмотрел на распростертое на земле тело, вокруг которого расползалось темно-красное пятно. Потом он увидел, как напрягся охранник, пытаясь вытащить глубоко вонзившийся в землю меч. Однако, опустив глаза, он заметил, что Цзин-Ли, став на колени, склонился над телом женщины. Он весь дрожал от ярости.

Чжи-Ган еще больше пригнулся и увидел, что женщина была жива. Широко раскрыв от ужаса глаза, она бессильно глотала ртом воздух, пытаясь что-то сказать, но не могла произнести ни слова. Ему показалось, что она почти не дышала.

— Что все это значит? — удивленно спросил Чжи-Ган, обращаясь к своему другу-слуге.

Цзин-Ли отвесил ему низкий поклон, едва не коснувшись лбом земли. Потом он заговорил подобострастным голосом, в котором звучала почти рабская покорность.

— Глубокоуважаемый господин наш, — произнес он, — ваш гнев вполне оправдан, ваша неистовая ярость так велика, что ей внимают Небеса. Вне всякого сомнения, эта развратница должна умереть, ее кровь принадлежит вам по закону. Однако прошу вас, сдержите вашу карающую руку. Прежде чем ваша наложница умрет, она должна сознаться в своем обмане. Ибо только тогда мы сможем понять, насколько глубоко она погрязла во лжи и как долго отравляла своими мерзкими речами уши ваших друзей и членов вашей семьи. — Цзин-Ли говорил, высоко подняв голову и внимательно глядя на палача, как будто пытался предупредить его об опасности. — Вы можете убить ее позже, великий господин. В любое удобное время. Я лично прослежу за тем, чтобы ее смерть была мучительной. Но сейчас вы не должны заражать людей, которые нас окружают, ее нечестивым духом.

Чжи-Ган не ответил и, плотно сжав губы, смотрел на свою жертву. Он испытывал такое глубокое отвращение, что у него внутри все просто кипело. Умом он, однако, понимал, насколько абсурдно и даже глупо ведет себя сейчас. У него нет никаких оснований убивать эту женщину, нет никаких причин ненавидеть воздух, которым она дышит. И все же он ненавидел ее.

Он понял, что сейчас видит перед собой свою сестру. Он до сих пор не мог забыть ту китайскую девочку, которая рыдала и умоляла пощадить ее. Именно ее он хотел убить, а точнее память о ней. Память о том, что с ней случилось. Все, что напоминает ему о ней, должно быть безжалостно уничтожено. Поэтому он приказал убить ни в чем не повинную белую женщину. Но такая ли невинная овца эта женщина? Он был абсолютно уверен, что его сомнения далеко не беспочвенны.

Палач встал со своего кресла и пошел вперед, неуверенно передвигая ноги по зыбкой насыпи. К этому времени охранник уже вытащил из земли свой меч. Подойдя ближе, Чжи-Ган увидел, что женщина была лишь ранена в шею. Скорее всего, Цзин-Ли предотвратил смертельный удар. Выхватив меч из рук изумленного охранника, Чжи-Ган оттолкнул своего друга в сторону и ударил его ногой.