Бесценное наследство - Паула Роу

Она практически слышала дразнящий смех своей сестры Джульетты: «Ты всегда слишком много анализируешь происходящее. Нравлюсь ли я ему? А мне он нравится? Стоит взять его за руку? Может, поцеловать его? А если я его поцелую, он подумает, что я слишком доступна?»

Она неправильно истолковала интерес, который проявил к ней Дилан, и это закончилось постелью.

«Только глупцы наступают на одни и те же грабли дважды, трижды, ma chere,[1] — любила повторять ее бабушка. — Мы, Пэртриджи, выше этого».

Он очень красив. Но что-то есть в нем еще, нечто особое, тщательно сокрытое под маской невозмутимости, что привлекает ее и делает его не похожим ни на одного из мужчин, которых она когда-либо встречала.

«Мне ведь всегда нравились только воспитанные, эмоционально уравновешенные интеллигенты…»

Итак, появление Чейза Харрингтона в ее доме не сулило Ванессе ничего хорошего — в этом она была абсолютно уверена.

Глава 3

— Послушайте, совершенно очевидно, вы навели обо мне справки, мистер Харрингтон, — начала она, скрестив руки на груди. — Значит, вы должны были догадаться, что я вела честную игру на аукционе.

— Зовите меня Чейз.

— Итак, вы объясните, зачем вы приехали?

Хороший вопрос, особенно если учитывать, что он сам не знает на него ответа. Интересно, обычное любопытство может быть предлогом или он покажется ей идиотом?

— То, что вы мне рассказали на «Уэйверлизе» — о том, что Дунбар был вашим любовником, — это правда?

Она часто заморгала, пытаясь справиться с потрясением и восстановить дыхание.

— Нет. И кстати, почему это вдруг такой интерес к моей жизни со стороны такого, как… — она перевернула руку ладонью вверх и провела ею снизу вверх, — вы.

Он дернулся, как от удара:

— И что это значит?

— Что именно?

— Да вот это! — Он повторил ее жест с меньшим изяществом.

Она выпрямила спину и вздернула подбородок.

— Я имею в виду, что вы — состоятельный мужчина. Человек со связями и влиянием. А я… я совсем другая.

— О, не стоит скромничать, мисс Пэртридж.

Она нахмурилась и снова одарила его взглядом, который каждый раз бросал вызов его надменности и самоуверенности. В нем таилась такая утонченная выдержка, что он невольно задумался над тем, как долго она тренировала это выражение перед зеркалом.

Их молчаливый тет-а-тет прервал приглушенный плач ребенка наверху. Ванесса поставила ногу на ступеньку и приготовилась уйти.

— Это все, что вы хотели сказать?

— Нет.

Раздражение вспыхнуло в ее огромных зеленых глазах, но она сдержалась.

— Идите, — сказал он, кивая на ступеньки. — Я подожду.

Чейз проследил за ее обтянутыми джинсовой тканью ягодицами, качающимися в такт каждой ступени, понимая, что не может отвести от нее взгляд. Она вышла босая… В идеально сидящих джинсах…

Он покачал головой и вцепился ногтями в ладони, чтобы привести себя в чувства.

Через пятнадцать минут, когда она спустилась по ступеням, заправляя назад выбившиеся пряди волос, он уже снова мог себя контролировать.

— У вас ребенок? — спросил он, делая вид, что это его удивило.

— Две девочки. Близняшки. Но, учитывая то, что вы знаете, где я живу, это вам было известно заранее. Почему вы интересовались мной?

— Зачем вам нужна рукопись Дунбара?

— Я уже объяснила. — Она скрестила руки на груди, пытаясь сделать вид, что разговор ей смертельно наскучил. — Ненавижу ждать.

Чейз вздохнул. Его терпению наступал конец.

— Итак, вы — поклонница Дунбара.

— Его книг, если быть точнее.

Он не смог проигнорировать ее поправку. Интересно, о чем это она?

Ванесса добавила:

— Вы, видимо, тоже.

— Я? Вовсе нет.

Она нахмурилась:

— Вы никогда не читали его книг? — Он отрицательно покачал головой, и она недоуменно спросила: — «Чарли Джек»? «Затишье перед бурей»? «Торжество справедливости»?

— Нет.

— Обязательно почитайте. Он… Он был… — Ванесса задумалась, очевидно подбирая нужные слова, — невероятно, потрясающе талантлив. Миры, которые он создавал, переносят читателей в другую реальность. В английском языке — ограниченное количество слов, но Дилан Дунбар составлял из них фразы, которые превращали каждую страницу в восхитительную песню. Он был великим писателем.

Он был готов поспорить, что она не собиралась говорить всего этого изначально.

— Так зачем вам рукопись, если вы не поклонник его книг?

— Это коллекционная вещь. Я люблю хорошие вложения, которые только растут в цене, когда автор умирает.

Ванесса вздрогнула. Совсем немного, но он это заметил. В Нью-Йорке она была скользкой и холодной, как январский лед, но здесь, у себя дома, она перестала казаться ему такой безупречной. Если не считать надменности, с которой она его встретила.

— Вы так и не ответили на мой вопрос. А мной вы зачем интересуетесь?

— Я просто хотел убедиться в своих подозрениях. И если потребуется, извиниться.

Она удивленно нахмурилась:

— Телефонного звонка было бы достаточно.

— Да, но вы бы повесили трубку.

— Скорее всего, да. Итак, мистер Харрингтон, и что вы обо мне разузнали?

— Ваша сестра и Энн действительно вместе учились. Ваши родители — известные в Вашингтоне юристы. Вы изучали юриспруденцию, но потом поменяли профиль. Но…

— Но что? Вы приехали сюда, спрашивайте, не стесняйтесь. Другое дело — отвечу я или нет.

— Вы же не особо располагаете деньгами, ведь так?

— Вы спрашиваете, как я собиралась участвовать в аукционе? — Ее лицо напряглось, плечи распрямились. — Мне досталось наследство от бабушки по материнской линии.

— Но недостаточное, чтобы перебить мою ставку?

Она скривила губы.

— Именно.

Ее объяснение прозвучало вразумительно, не похоже, чтобы она разыгрывала перед ним спектакль. Итак, если мошенничество отпадает, что же тогда остается? Она не похожа на горячего фанатика.

Но как бы узнать правду, не рискуя быть выставленным за дверь?

— Как зовут ваших дочерей?

— Эрин и Хезер.

— Как героинь из рукописи Дунбара.

— Что?

Ванесса схватилась за перила, ее глаза расширились от удивления.

Чейз протянул ей руку, но она отмахнулась. Заинтригованный, он наблюдал, как она качает головой, глядя в пол перед собой.

— Я просмотрел записи, — медленно продолжил он. — Где-то в середине книги он вводит двух новых персонажей — Меган и Тори. Но в дополнительных пометках он переименовывает их.

— А он объясняет почему?