Упавшие зерна. Бегущие ландыши - Анастасия Горнунг

12 июня 1956 года

Вечером поздно домой прихожу,В наше окошко с тревогой гляжу,

Пусто в окне и не видно огня,Нет тебя больше, не ждешь ты меня.

Оборвалась путеводная нить,Смысла не стало, не хочется жить.

Мы неразлучники были с тобой,Вместе боролись за жизнь, и с борьбой

Связь наша крепла, вливалась в века,Ты умерла и осталась тоска.

С этой тоской я домой прихожу.В наше окошко с тревогой гляжу,

Пусто в окне и не видно огня —Больше не ждешь ты, как прежде, меня.

19 июля 1956 года

Здесь над нами вместо крышиТолько неба лёгкий свод,И чем дальше, тем всё вышеГолубой его полёт.

Путь туда хоть и не долог,Бесконечна вышина,Ночью светит звёздный полог,Светит бледная луна.

В это вечное пространствоВольно душам отходить,Видеть звёздное убранство,Обрывая жизни нить.

Где-то ты теперь витаешь,Не забыла ли меня,В ярком свете солнца таешьИль бежишь его огня?

И глядишь ли, хоть случайно,К нам на землю, как в окно,Или всё темно и тайно,Всё далёко и бескрайно,Встрече быть не суждено?

3 сентября 1956 года

Хочу сказать, что всё люблю я,Что всё я твой. Сюда, сюда!

Я думал, родная, как лёгкая теньПридёшь ты проведать меня.Я помнил всё время, томился весь день,А вечером ждал без огня.

Я думал об этой последней весне,О жизни твоей и опятьЯ думал, родная, хотя бы во сне,Как в жизни, тебя увидать.

Твой подвиг не кончен, твой путь не свершён,Ты здесь ещё многим нужна.Гляжу я, но темень с обеих сторон,Зову, но в ответ – тишина.

7 сентября 1956 года

Две ёлки я купил тебе,Так нужно – в каждый дом,Хотелось, видно, так судьбе —Мы врозь в Москве живём.

Твой минул праздник именин,Но я всегда с тобой,К тебе на кладбище одинПришёл я, как домой.

Под снегом не видать могил,Твоя, как пух, чиста.Я ёлку в снег установилУ самого креста.

Синели сумерки вокруг,Был серый зимний день,Быть может, ты пришла, мой друг,Явилась мне, как тень.

Но я не видел ничегоИ плакал я, любя.А завтра – дома – Рождество,И ёлка – без тебя.

6 января 1957 года

Вот и дождались праздника —Христос Воскресе, Стазенька,Воистину, мой друг!Но где же ты, далёкая,Святая светлоокая,Взойдёшь от здешних мук?

Как грустно, что утратами,Разлуками, расплатамиТянулась жизнь у нас,Томясь воспоминаньями,Да тщетными мечтаньями,И вот он – пробил час!

И ты ушла в обители,Где ждут тебя родители,К своей семье большой,За сёстрами, за братьями,С раскрытыми объятьями,С измученной душой.

Ах, нет крестов над милыми,Лишь ветер над могиламиВ глуши безвестных мест,И ты, как жизнь минувшая,Лежишь, навек уснувшая,Но светит мне твой крест.

21 апреля 1957 года

В сумраке светишься белым крестом,Воспоминаньем ложишься на плечи,Тянешься вербой – пушистым кустом,Ветки ко мне поднимаешь, как свечи.

И пробиваешься первой травойВслед за растаявшим снежным покровом,И раскрываешься клейкой листвой,Синим подснежником, памятным словом.

Я наклоняюсь навстречу тебе,Землю твою обнимаю руками,И вспоминаю о нашей судьбе,И говорю о себе, и стихами.

И пробираюсь подземным ключомСлёз неутешных, сливаюсь с тобоюСолнечным, греющим землю, лучом,Ветром и сенью небес голубою.

26 апреля 1957 года

К новому году снежком наконецЗемлю украсил мороз.Пухом одетый, как в белый венец,Холмик твой будто возрос.

Полдень короткий, молочно-седой,Но и от снега светло.Небо, разъяв золотой бороздой,Солнце за тучи зашло.

Вдруг засиял, излучаясь, закатТысячью поднятых рук.Кладбище, точно таинственный сад,Преобразилось вокруг.

Вспыхнув, погасло. Вблизи – никого.Может, вот так и в раю.Я постоял у креста твоего,Надпись читая твою.

Было на сердце легко у меняИ почему-то тепло.Не было больше лучей и огня,Сумрак раскинул крыло.

Ветер по веткам бежал, на ходуСнежный наряд теребя.Милая, здесь я тебя не найду,Там нагляжусь на тебя!

1 января 1958 года

Мы все уйдем, кто раньше, кто поздней,Но избранные будут жить в твореньях,Незримые, но вечно молодые,Как Лермонтов, как Пушкин, как Толстой.

Душа бессмертна в музыке, в стихах,И в живописи, и в прекрасных зданьях,В скульптуре и в поступках благородных,И в тех делах, что мы зовем Добром.

О, милая, как мне забыть тебя!О, милая, как мне тебя не помнить!Твоя душа живет, как белый голубь,В твоих стихах и доброте твоей.

5 марта 1958 года

Сентябрьский вспоминаю ясный день,На синем небе облако, как льдина,Большой овраг, и сырость в нем и тень,А на ветвях созревшая рябина.

Поля пусты и колки, а вдалиЛесов желтевших умирала сила,И мы с тобой в прохладу их вошлиИ вдруг рябина нас остановила.

Я влез на ствол, а ты внизу была,Бросал тебе я гроздья прямо в руки,Сияло солнце, тишина плыла,Не знали мы ни горести, ни скуки.

Лучами сверху вся озарена,Смеялась ты, и я в ответ смеялся,Спускалась к нам небес голубизнаИ таяла, прозрачно-холодна.

Тот день осенний в памяти остался.

29 августа 1958 года

Две тени милые – два данные судьбойМне ангела во дни былые!

Мать и жена мне были две стихии,Два света вечно близких мне.Горю в огне, зову их в дни глухие,Их тени вижу в звездной тишине.

Я счастье их тепла забыть не в силах,До дна не выпью вечной их любви,Трава на ранних их могилахБлестит от слёз, обагрена в крови.

В простор земли пути мне были милы,Природой исцелен, судьбой гоним,Я памяти отдам все силы,Пылающее сердце – только им.

Я славлю их за то, что обе былиСияньем на моем пути,К ним рвется дух и слёзы не остыли,Но как мне одному свой путь дойти!

6 декабря 1959 года

Борису Пастернаку

Он встал один за всю страну,Чтоб вновь огонь похитить с неба,Он бросил громы в тишинуСтраны без музыки и хлеба.Его распяли и сожгли,Но дух его не поборолиИ, опозорясь, отошли,А он был выше этой боли.

1960

Со львом ты с детства был знакомИ жил с ним рядом по соседству,И от Жюль Верна знал о том,Что негры склонны к людоедству.

Во дни мальчишеских усладТы с берегов родной «Канавы»Ходил в московский зоосад,Где крокодилы и удавы.

Грустили там в неволе львы,Слоны, гиены, обезьяны,А вместо них ты из МосквыПроник в тропические страны.

«Алжирия» – Алжир и ты,Тунис, Марокко и Сахара,А из-под каменной плитыГлазищ змеиных злая пара.

Над Нигером, где сквозь листвуПальм и бананов жжёт светило,Ты любовался наявуЗубастой пастью крокодила.

Под пальмой завтрак. Шум и смех.Еда – кокосовый орех(Тут не закажешь расстегаи!),А музыка – кричат за всехИ какаду, и попугаи.

Вот Гана. Сноп лучей, как дождь.И не в цилиндре, не во фраке,В столицу мчится дикий вождь,Весь в перьях, в чёрном кадильяке.

В татуировке без штанов,Он людоедством не наскучил,При встрече он без лишних словПосла германского «прищучил».

Гвинея. В зданьях Кона-Кри,Где негры вежливы и добры,К тебе ползут, не две, не три,А всей семьёй с визитом кобры.

Деревня. Хижины. Салют.В руках и копья и бананы.В честь русских негры дружно бьютВ тарелки, бубны, барабаны.

Да здравствует и пусть живётСреди путей и бездорожийЧудесной Африки народСвободный, бодрый, чернокожий.

Пусть трудится, но для себя,Поёт, смеётся, пляшет танец.

Остаток гривы теребя,Так пишет дядя-Лев, любя,Тебе, племянник-африканец.

14 апреля 1961 года

Ты только во сне навещаешь меня,Мне ночью – прозренье, а днём – западня.

Сижу и молчу на пустом берегу,Кручусь, как слепой, в безысходном кругу.

Я неба и моря не вижу теперь,В зелёное царство захлопнулась дверь.

Дорога иль бездна лежит предо мной!Не вижу, не вижу дороги земной.

А там, на распутье надежд и обидУгасшей звездой моё счастье лежит.

Трава на могиле тихонько растёт,Меж листьями вяза синица поёт.

Не стоит искать, ни к кому не примкнуть.К тебе лишь мой звёздный единственный путь.

20 августа 1961 года, Одесса