Работа над ошибками - Лана Балашина

— Тогда, может, Михайлову скажешь? Все-таки они старые друзья…

— С ума ты сошла? — возмутилась я. — И что он обо мне подумает?

Женька прошипела:

— Лизка, ты всегда была букварем и занудой, но сегодня превзошла себя. Я дело предлагаю, а ты…

Мы разошлись по своим местам, Женькины слова мне не давали покоя, мешая сосредоточиться на расчете.

Я с завистью смотрела, как пальчики подруги порхают по клавиатуре.

Наконец, она откинулась в кресле:

— Чья очередь варить кофе?

Я поднялась. Всыпала волшебный порошок, нажала кнопочку и через несколько минут сделала первый глоток. Неожиданно в голове прояснилось, и я сказала твердо:

— Вот, что, Женька. Никакой нейтральной территории, встречаться будем здесь. Сегодня отправим Эдика домой пораньше, ты тоже можешь отправляться на свидание, а я с ним поговорю сама.

Женька с сомнением на меня посмотрела и сказала:

— Давай, я останусь? Постою на шухере, пока вы будете разговаривать. Вдруг, он — маньяк, и бросится тебя душить?

Эта мысль мне в голову не приходила, и я согласилась.

В обед мы вышли в сквер возле института, и я достала телефон.

— Кирилл Сергеевич? Здравствуйте. Я хотела бы с вами встретиться. Если это возможно, приходите сегодня вечером в лабораторию, мы сможем поговорить.

Его голос прозвучал как-то подозрительно участливо:

— Лиза, может, нам можно обсудить это по телефону?

Я удивилась:

— Вы боитесь встретиться со мной? Я думала, нам обоим будет легче понять друг друга при личной встрече.

Он сухо возразил:

— Я не думаю, что это — хорошая идея. До свидания, Лиза. Постарайтесь быть благоразумнее.

Я пожала плечами и повернулась к Женьке:

— Он, по-моему, сошел с ума. И вообще, разговаривал со мной так, будто это я ему навязываюсь!

Я покусала губу и повернулась к Женьке:

— Слушай, может, мы перемудрили и Платонов тут вовсе не при чем? Ну, цветы эти, и сообщения…

Она кивнула:

— Ага. А телефонные звонки тебе приснились просто?! Нет, подруга, он что-то задумал.

Все выяснилось в ближайшее время.

Мы вернулись в отдел, и Эдик сообщил, что мне звонила свекровь, просила обязательно перезвонить ей.

Особой теплоты в наших отношениях не было, мы редко перезванивались и никогда — без важного повода, и я поторопилась набрать ее номер.

Марина Николаевна замороженным голосом сказала:

— Лиза, я все знаю. Кирилл Сергеевич приходил сегодня, и мы имели долгую беседу. Я считаю, что он проявил душевное благородство и такт, решившись довериться мне. Страшно подумать, до чего довели бы тебя твоя неразборчивость и неопытность, если бы на месте Кирилла Сергеевича оказался другой человек. Я не хотела бы еще раз возвращаться к этой теме, поэтому прошу тебя прекратить всякие попытки связаться с ним. Ты должна понимать, что позоришь не только себя, но и Сережу, и вовлекаешь в неприятности Кирилла Сергеевича, а ведь он — человек семейный, у него жена и взрослый сын.

Я попыталась вклиниться в холодную размеренную речь Марины Николаевны:

— Не знаю, что он наговорил вам!..

Она с достоинством прервала меня:

— Ты забываешь, что я сама слышала ваш разговор по телефону. Если мы с тобой договоримся, что ты прекратишь преследовать Кирилла Сергеевича, перестанешь звонить ему по ночам и назначать свидания, я обещаю, что ни о чем не расскажу Сергею. Поверь, мне крайне неприятен этот разговор, и давай на этом остановимся. Ты меня очень разочаровала, очень. Иметь такого мужа, как Сережа…. Не понимаю.

В трубке зазвучали гудки.

Женька увидела мое лицо и подскочила, присела рядом:

— Лиза, Лиза, что случилось? Несчастье, да? Ну, что, да не молчи ты!

Я положила трубку и тихо сказала ей:

— Платонов был у моей свекрови и сказал ей, что я его преследую ночными звонками и назначаю ему свидания.

Женька рухнула на стул.

— И что?

Я мрачно улыбнулась:

— Она верит ему и совсем не верит мне. Правда, обещала скрыть все от Сергея, если я пообещаю впредь вести себя достойно. О, как!

Телефон в моей сумке залился трелями, я машинально вынула его и ответила.

Насмешливый голос в трубке спросил:

— Пообщалась с родственницей?

Я рявкнула в трубку:

— Послушайте, чего вы хотите?

— Тебе как, программа-минимум или программа- максимум?

— Давайте максимум. Хотелось бы знать, как далеко вы предполагаете зайти.

Он хмыкнул:

— Ты мне нравишься.

Я дерзко ответила:

— Это я уже поняла. Непонятно только, почему вы это выражаете таким странным способом.

Он даже хохотнул:

— Почему же странным? Вот если бы мне просто хотелось развлечься с тобой — я поступал бы стандартно: цветы, конфеты, рестораны, дорогие подарки. А ты заслуживаешь гораздо большего, чем встречи на квартирах и поездка в Испанию на пару недель. Я думаю, что у нас с тобой большое и светлое будущее. Я женюсь на тебе, ты родишь мне сына. Я сделаю тебя счастливой. Это и есть моя программа-максимум.

Очень некстати я вспомнила детскую книжку про тетю Дяди Федора, которая уверяла, что всех сделает счастливыми. На резонные возражения окружающих, что они и так счастливы, она отвечала, что счастливы они неправильно, а она сделает их правильно счастливыми.

Я подавила смешок и ровным голосом сказала:

— Вы — просто сумасшедший. Я сегодня же расскажу обо всем мужу.

Он хмыкнул.

— Во-первых, ты ничего не сможешь доказать, а во-вторых, ты до сих пор ему ничего не рассказала. Я думаю, что у тебя для этого есть причина, и подозреваю, что это и будет самым серьезным препятствием в реализации моей программы. Обычно детская влюбленность в преподавателей с возрастом проходит, а ты, кажется, счастливое исключение.

Я гневно сказала:

— А вот это не ваше дело.

Он участливо спросил:

— Михайлов-то, небось, и не подозревает о таком счастье!

Сжав зубы, я твердо сказала:

— Если ты посмеешь ему об этом сказать…

Платонов засмеялся и перебил меня:

— Вот мы уже и на ты! Поверь, наше сближение неизбежно. Это — как закон физики, нарушить его нельзя. Твое сопротивление только доставит мне чуть больше волнений. Но волнения эти так приятны…

Я холодно сказала:

— Правильно говорит моя подруга — вы просто маньяк.

Я отключила трубку и беспомощно посмотрела на Женьку.

На протяжении следующих двух недель я дергалась от каждого звонка, вздрагивала от звука открывающейся двери… Платонов молчал. Такое впечатление, что мне все это приснилось: его рука на моей спине, звонки, цветы… Реальностью остались пара фотографий в ящике моего рабочего стола и натянутые отношения со свекровью.

Выручала работа. Если бы не проект, я, наверное, сошла бы с ума. А так… В течение дня все мои мысли были заняты расчетами, телефонными переговорами и поездками на объект.

Эдик и Женька только поглядывали на меня, но молчали.

Женькин министр укатил домой, и теперь она могла гораздо больше внимания уделять мне, что не осталось незамеченным: мой муж даже спросил, чем вызван такой бурный ренессанс нашей дружбы? Я нехотя отмахнулась.

Вот только всеми этими событиями и могу объяснить тот факт, что не заметила изменений в поведении Демидова.

Началось все так не сразу, постепенно…

Он тоже частенько задерживался на работе, но в последнее время эти задержки приобрели систематический характер. А я радовалась, что не надо объясняться и нервничать по поводу не поданного своевременно ужина. Сам Сергей неожиданно перестал требовать к себе повышенного внимания, и я, грешным делом, подумала, что он меня жалеет. На время это даже вызвало бурный всплеск моих чувств к мужу: поздно ночью мы просыпались, и обоих неудержимо тянуло друг к другу. Может быть, эти новые страстные отношения давали мне какую-то иллюзию защищенности, не знаю…

Впрочем, разговаривали мы мало и больше о работе, о том, что происходит в институте.

Как-то я спросила:

— Ну, что, конкурс-то объявили или нет?

Сергей недоуменно поднял брови:

— Какой конкурс? А, ты про лондонский филиал? Нет, не слышал.

У меня мелькнула какая-то мысль, но тут позвонила Женька и я отвлеклась.

Вечером я вспомнила, почему поинтересовалась конкурсом: вчера я никак не могла выйти в почту с домашнего компьютера, и открыла ноутбук Сергея. На рабочем столе у него висел ярлык с названием фирмы-инвестора, мне это название было хорошо знакомо, потому что последний проект мы выполняли именно для них. Никаких дел у Демидова с ними не было, иначе он обязательно сказал бы мне об этом. И я подумала, что он все-таки надумал принять участие в этом дурацком конкурсе, но не хочет в этом признаваться мне. Его мамочка всегда так активно лезла в дела сына, что он привык молчать о том, что было действительно важно для него.