Сказание о рыцаре Гуго - Лев Вершинин

Совсем посветлело. Из сплошного полога превратились раскидистый, густо сплетенные кроны в ажурную сетку. И открылась изумленному взору баварца громада Башни…

В низкой лощине высилась она и вела к круглым, светлым на фоне пепельно-серой стены, воротам узкая тропа, извиваясь по косогору. Ни с чем нельзя было спутать обитель Безликого — столь точно, до мельчайшей, самой последней подробности описали ее сказители.

И, впустив в ножны усталый меч, Гуго фон Вальдбург пошел вниз, приминая вольно разросшуюся на тропе траву.

Пошел дорогой своей судьбы.

Первый со времен Мак-Дугала Непобедимого…

БЕЗЛИКИЙ ИЗВЕЧЕН. НЕЛЕГКО ДОБРАТЬСЯ К НЕМУ. НО ЕСЛИ СУМЕЛ — ЛИКУЙ. ИБО, НЕ СПРОСИВ, ПОЙМЕТ ВЛАДЫКА БАШНИ, ЧЕГО ЖАЖДЕШЬ ТЫ. И СКАЖЕТ, КАК ОБРЕСТИ ЖЕЛАННОЕ. ИБО ОН ВСЕМОГУЩ. И ЗНАНИЕ ЕГО БЕСПРЕДЕЛЬНО.

Вот и все. Добрался.

Бесшумно скользнула вниз и вновь плотно вошла в пазы пластина щита, закрывавшего вход. Она поднялась, стоило лишь приложить к гладкой, без герба, поверхности ладонь, освобожденную от перчатки.

И стало темно.

Но не так, как в ночном лесу, где мгла дышала и шелестела, угрожая и жалуясь. Нет, тьма предвратья, напротив, оказалась тугой и неправдоподобно спокойной. И, даже не видя ничего, Гуго фон Вальдбург знал: где-то там против входа, вделан в стену второй щит, во всем подобный внешнему, но много меньший — всего лишь в рост взрослого мужчины. Сквозь него проникнет он в чрево Башни, когда настанет время и Безликий сочтет, что пришелец подготовлен к встрече.

Удивления достойно: трижды воздвигал новые преграды для смельчаков владетель Башни. Гуго же прошел, не столкнувшись ни с чем неведомым. Его пропустили легко, словно с усмешкой. Где искусы? Не демон ли, недобитый Мак-Дугалом? Что мог он, последний живой из трех? Разве что устрашить слабого. Но слабые не идут к Башне…

Что толку гадать? Если судьба прикажет совершить подвиг, фон Вальдбург не отступит — хотя бы и во имя чести предков, чей прах содрогнется в склепах, опозорь Гуго родовой герб. Здесь, под сводами Башни, поздно сожалеть о чем-либо. А впрочем, не о чем и жалеть. Лучше конец, пусть страшный, чем жизнь, когда рядом с ложем ворочается, и на пиру протягивает кубок, и на бранном поле глядит сквозь прорезь вражьего забрала тоска, неотступная, как стук собственного сердца. И не так страшна сама она, как необъяснимость истоков ее. Эта тайна туманит голову, словно вино. Но вино горькое, дающее не сладость забвения, а муки похмелья.

Гуго пришел сюда по своей воле, и поколения фон Вальдбургов поймут его и поддержат. И спокойным будет их сон. Ибо девиз на щите рода: «РЕШИВШИСЬ — НЕ МЕДЛИ!».

Но даже если надумал Безликий, забавы ради, пропустить страждущего к стопам своим без подвига, ничто не поможет избежать Огненной Купели. Пустяк. Не страх, а всего лишь мука. Страдание телесное во имя очищения духовного. Ибо, в муках рожденные, стараемся мук избежать. И, храня грешную плоть, слабеем духом. Решившись же на великое, отринь страх суетный, опоясанный рыцарь!

А все же, Приснодева, обрати взор светлый на раба твоего и воина Гуго, рожденного от семени чресел баварских фон Вальдбургов, и укрепи его в преддверии неотвратимого. Ибо уже ощущает кожа легкие прикосновения струящегося тепла и все более горячие язычки его ползут по стали доспехов, проникая в щели. И сохнут губы, первыми ощутившие, как накаляется тьма, пахнущая едким дымком и грозой…

И вспыхнуло над головой, ярче тысячи звезд!

Стоцветные круги расплылись перед глазами, и теплое стало горячим, а горячее жарким, словно в жерло печи ввергнут оказался Гуго фон Вальдбург. Торопливо сорвал баварец шлем, обжигаясь, распутал завязки, сбрасывая поножи. И вновь сине-белой молнией мелькнуло нечто, бросив на стены мгновенные резкие тени. Воистину — вовремя скинуто железо! Ибо запахло паленым, и, словно сплошной волдырь, вздулась кожа от ног до лица. Руку к глазам — уцелели ли! И не ощутили пальцы пряди волос, с детства падавшей на лоб. Испепелены кудри, и постыдно, словно у сарацина, оголена голова. А в темном воздухе — мелкая горелая пыль, все, что осталось от колета, сорочки и панталон.

Но странно! Всего лишь шаг в сторону — и жар таков, что медленно белеет сброшенное железо, а ремни не только иссохли в скрученные жгутики, но и осыпались холмиками бурой пыли. Здесь же, в самой середине Огненной Купели, после двух мгновенных молний, пламя лишь обжигает, но, яростное, не властно убить. Воистину, не гибель, но очищение…

Свято храня каноны рода, всю жизнь свою пребывал Гуго верным сыном Матери-Церкви, но лишь сейчас, изнемогая в мареве рдеющих темным пурпуром стен, осознал он смысл доброты отцов-инквизиторов и величие кроткости их. Ведь — воистину! — подвергая тела грешников огненной муке, спасает кроткий наставник бессмертные души подопечных, ибо в благости своей простит Господь тому, кто, искупая прегрешения свои, познал такую боль.

И стоило Гуго осознать это, как отступил жар. Повеяло свежим ветерком. И посветлело в предвратье.

Нагим, как в первый день прихода в мир сей, стоял рыцарь Гуго перед распахнувшейся внутренней дверью. За нею, уходя вдаль и теряясь в переливающемся мареве, открывался взгляду высокий, в два мужских роста, коридор. А на стене, у самого входа, темнела багровая стрела, указывая, куда ныне идти…

…Подобно младенцу, свободный от одежд и самих волос своих, очистившись в огне, предстанет алчущий перед Безликим. Идя же переходами Башни, еще и еще раз окинь взором весь путь жизни своей, ибо Безликий увидит недра души твоей и скажет, чего ты хочешь, и ответит, как достичь. Вспомни же наимельчайшее из свершенного тобою: владыка Башни оценит готовность открыться перед ним. И тогда совет его будет легко исполнимым. И без труда получишь ты желанное. Ведь Безликий всемогущ…

Всего лишь на миг остановился Гуго фон Вальдбург у порога невысокого светлого зала, прежде чем переступить порог. Вот и все. Нагой и безоружный предстанет он перед лицом истины. Как и должно.

Ни на что не походила обитель Безликого. И, право, что ему, предвечному, медвежьи шкуры? Нужны ли всезнающему тяжелые книги на резных пюпитрах? И странным казалось бы оружие на стенах этого зала, а тигли с пахучим зельем — лишь смешными. Ничего! Только сотни огоньков опоясывали стены от потолка до пола. Ряд — алые. Ряд — синие. Круглые, словно глаза совы. Напротив же входа — большой выпуклый глаз, сияющий ровным зеленым светом.

А посреди зала — белый квадрат, окаймленный черным.

И ступил на него рыцарь.

И умер.

Но ненадолго.

И вернулся в мир сей.

Была же смерть подобна подземному ходу, неуклонно сужающемуся. В конце хода — дверь. А за нею — ничто. И совсем немного уже оставалось Гуго до порога. Медленно шел рыцарь, а навстречу бежали люди — все, коих встречал он в жизни. И несли щиты с гербами. И воняли сермягами. И вели под уздцы коней.