Темницы, Огонь и Мечи. Рыцари Храма в крестовых походах. - Джон Робинсон

В свете подобной веротерпимости со стороны мусульманских правителей Иерусалима, открывших христианским паломникам беспрепятственный доступ в Святые Места, Папе нужно было проявить немалое хитроумие, чтобы воспламенить чувства народов Европы до фанатичного самоотречения, заставив покинуть дома и рисковать собственными головами в чужом краю.

Но Урбану II эта задача была по плечу, и восстав, чтобы обратиться к толпе, он пустил в ход все пропагандистские ухищрения, потребные для достижения цели. Он раздувал пламя ненависти к мусульманам, живописуя кошмарные надругательства над беззащитными христианами. Он призывал слушателей двинуться в поход за славой, сравнивая грядущий поход с победами Карла Великого над язычниками. Он предлагал земли, дразня уязвленные чувства младших сыновей аристократов, лишенных наследства: «Вырвите эту землю из рук злодеев и подчините ее себе». Ту самую землю, в которой, согласно Писанию, «течет молоко и мед». Он сулил высочайшую награду – вечное блаженство в Раю, провозгласив, что всякий сложивший голову в этом Священном крестовом походе незамедлительно получит полное прощение и отпущение грехов. Как только Урбан окончил свою пламенную речь, раздались возгласы: «Deus lo volt!» («Это угодно Богу!»). Все собрание подхватило девиз, ставший боевым кличем Первого Крестового Похода. Прежде перед папским троном преклонил колени Адемар де Монтейльи, епископ из Пюи, умоляя о позволении отправиться в бой за Святую Землю вместе с сонмом верующих.

Урбану польстил энтузиазм, разбуженный его призывом к Священной Войне, но теперь его надо было воплотить в дело. Он снова собрал епископов, которыми были выработаны определенные правила. Всякий давший обет отправиться в крестовый поход должен этот обет выполнить или будет предан анафеме. Всякий, отправившийся в крестовый поход, но вернувшийся домой не выполнив миссии, будет предан анафеме. Всякий давший обет должен носить плащ с нашитым на него красным крестом, во всеувидение заявляя о своем обете. Опасающиеся за сохранность своего имущества на время их отлучки в крестовый поход могут передать его под опеку местным епископам, каковым подобает отвечать за сохранность и полный возврат достояния крестоносцу. Слабосильных и больных надлежит отговаривать от участия в походе.

Все следует завершить следующим летом, к августа пятнадцатому дню – празднику Успения Богородицы, когда урожай на юге уже соберут в житницы и смогут снабдить армию провизией. Разные армейские группировки могут добираться на восток различными путями, но встретиться должны в Константинополе, дабы начать общую кампанию.

Прежде всего крестовый поход нуждался в предводителе, а поскольку весь свет должен ведать и признавать, что это Господне воинство, ведомое Его Святой церковью, то и предводитель должен быть лицом духовным, держащим ответ только перед Папой.

Выбор Папы пал на епископа Адемара из Пюи (видимо, тот первым преклонил колени перед Папой в Клермоне по предварительному уговору).

Урбан II был французом, и на его призыв из мирских князей откликнулись прежде всего французские дворяне, хотя были представлены и немцы, и норманны из южной Италии. Генуя согласилась помочь людьми и судами.

Герцог Нижней Лотарингии Готфрид Буйонский частью продал, частью заложил свои земли, чтобы покрыть расходы на свое войско. Граф Раймунд Тулузский собрал войско за свой счет. Сын Робера Жискарда, князь Боэмунд Тарантский, вызвался встать под священные знамена, как и герцог Робер Нормандский, и граф Роберт Фландрский, и Гуго Вермандуа, брат короля Франции. Казалось, успех предприятия гарантирован. Император Алексей просил хоть какой-то подмоги; ему же предоставили столько помощи, что хоть отбавляй.

Услышав весть, что в ответ на просьбу о паре тысяч наемников отправили целое войско, в том числе и около пятнадцати тысяч рыцарей, в Константинополе встревожились. Ведь эту армию надо будет как-то содержать и пропустить сквозь империю в Малую Азию. А если ее не накормить, солдаты сами отправятся на поиски пропитания и будут брать что вздумается. Тотчас же были собраны обозы с провиантом и отправлены в пункты, где предстояло пройти крестоносцам. Несомненно, такие меры несколько помогли, но сдержать в узде такое воинство на марше было попросту невозможно, так что по пути ратники оттачивали свое воинское мастерство, занимаясь грабежами и насилуя женщин империи. Пока христианские армии собирались под стенами Константинополя, греки упорно твердили им о богатых землях и баснословных сокровищах, ожидающих по ту сторону Босфора, чтобы тем не терпелось поскорее тронуться в путь.

Наконец крестоносцев переправили через пролив, и они двинулись по суше навстречу своей первой победе с привкусом горечи. Встав осадой вокруг древнего города Никея и успешно отбивая контратаки турецкой кавалерии в тыл христианских войск, они довели осажденных до крайности, склонив их к сдаче. И вот, проснувшись однажды утром, они были ошарашены, узрев развевающийся над городом стяг императора Византии. Ночью комендант сдал город Алексею, свирепой армии католиков предпочитая дипломатичных византийцев, чем фактически лишил крестоносцев трофеев, пленных и выкупов, на которые те рассчитывали. Страсти накалились до предела. Алексей умиротворил католических вождей щедрыми дарами, но тут же вновь настроил их против себя, потребовав присягнуть ему на верность в обмен на поддержание союза. Особенно императору хотелось, чтобы ему вернули большой город-крепость Антиохию, который крестоносцам предстояло взять, дабы расчистить себе дорогу на Иерусалим. Одни полководцы отнеслись к этому неохотно, другие разгневались, но без поставок провианта походу грозил крах, а войска императора были единственной защитой их тылов. Сверх того, если бы события обернулись против них, Алексей контролировал все пути отступления как по суше, так и по морю. И наконец, не видя альтернатив, они просто не имели выбора и должны были согласиться присягнуть на верность императору. Для Алексея клятвы были святы и нерушимы во веки веков, но католики-крестоносцы не увидели в клятвах никакого проку, как только те помогли выбраться им из западни.

Епископ Адемар постоянно напоминал им, что они еще не выполнили принятые на себя обеты, и в конце концов часть рати под предводительством епископа свернула на юг, к Иерусалиму; военное же командование епископ доверил Раймунду Тулузскому. Остальное воинство, возглавляемое Готфридом Буйонским и князем Боэмундом, вскоре последовало за ними. По пути они подвергались атакам и были изрядно потрепаны, но все же сумели прибыть вовремя, чтобы принять участие в осаде Антиохии.

До той поры мусульманский правитель Антиохии никоим образом не препятствовал подданным, отдававшим предпочтение православию. Им дозволялось открыто отправлять свои ритуалы в храмах, не опасаясь преследований, под началом местного патриарха. Теперь же, с приходом Христова воинства, все переменилось. Патриарха бросили в темницу, а христианских князей изгнали из города. Великий православный собор Святого Петра закрыли для христиан, превратив его в конюшню мусульманской кавалерии, призванной на помощь в обороне города.

Едва завидев Антиохию – укрепленную столицу княжества, обнесенную могучими стенами около полутора километров шириной и пяти километров длиной, – крестоносцы испытали благоговение. Усомнившись, что город удастся взять штурмом, они настроились на долгую осаду. Встав перед Антиохией лагерем, они долгие месяцы терпели лишения от жестокой нехватки пропитания и воды, а турки время от времени насмехались над ними, вывешивая клетку с патриархом на стену. Крестоносцы стояли под стенами города с октября по июнь, но окончательной победы удалось добиться не только силой оружия. За несколько недель до того до Боэмунда дошла весть, что офицер турецкой армии – армянский христианин по имени Фируз, обращенный в ислам, – готов сдать Антиохию за деньги. Турецкий военачальник подверг его наказанию, и теперь Фируз жаждал мести. Торг затягивался, Боэмунд уже почти утратил интерес к нему, но тут прибыла весть, что предатель готов сдать город ближайшей же ночью, когда под его командованием будут находится две смежные башни, – и даже готов отдать собственного сына в заложники в качестве ручательства, что он не отступит от своего решения. Видимо, Фируз в конце концов решился перейти к действиям, когда узнал, что жена наставила ему рога с турецким офицером.

Сдержав слово, Фируз позаботился, чтобы крестоносцы смогли приставить лестницы к окну башни. Шестьдесят рыцарей вскарабкались по ним в башню и двинулись вдоль стены, чтобы захватить следующую. Лестницы приставили к участку стены между двумя этими башнями, и по ним в город проникло довольно крестоносцев, чтобы открыть двое ворот. Дожидавшееся во тьме христианское войско хлынуло в город. Ярость, копившаяся восемь месяцев, наконец получила выход. Началась резня. Мирных горожан убивали наравне с солдатами, не взирая ни на пол, ни на возраст. Христиане города тоже приняли участие в бойне. На истребление язычников ушло немало времени, но к исходу следующего дня все турки в Антиохии были мертвы – как и полководец, добившийся этой победы.