Журнал «Вокруг Света» №01 за 1970 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мало кто видел испытания гатескафа в огне или рядом с настоящим огнем. То, что происходило в камере, при температурах до ста — ста пятидесяти градусов, — это, пожалуй, только начало. Но были испытания и в шахте. Вот как описывает человека в гатескафе один из очевидцев испытания: «...То, что двинулось на меня в штреке, поражало. Что-то огромное, сияющее выплывало из тьмы. На могучей груди, плечах чудовища плясали все оттенки огненных отблесков. С металлическим шелестом чудовище проследовало мимо...» Человек шел к огню.
Поединок с высотой и скоростью
Первые шлемы в начале развития авиации защищали голову летчика от встречного потока (кабины были открытые) и от ударов. Это были почти точные копии шлемов для автомобильных гонок — тяжелые, непрочные, неудобные.
Не удивительно, что, как только появились закрытые кабины, летчики отказались от них, летали в мягких шлемофонах. Однако в войну столько летчиков получили ранения в голову, часто смертельные, что пришлось вернуться к защитным шлемам. На вооружении появились стальные каски. Их надевали на мягкий шлемофон.
К современным шлемам предъявляется еще больше требований. Они должны защищать летчика от ударов, от перегревания или охлаждения, от ослепления, должны глушить шумы, обеспечивать связь, защищать лицо от ударов воздуха при катапультировании... И в то же время они должны быть легкими, не мешать поворотам головы, не причинять боль при длительном ношении, не ограничивать обзор... Новые скорости — новые требования. Сколько их впереди?
«При малом дыхании»
«В своих скафандрах они напоминают космонавтов, да и труд их, можно сказать, героический: ведь ремонт мартеновских печей обычно проводится «по ходу» — без полной остановки, как говорят, «при малом дыхании», когда температура в печи снижается всего на какую-нибудь сотню градусов...» — так писали «Известия» в одной из корреспонденции о ремонтниках печей.
...Мы шли по двору, обогнули угол цеха. Теперь оставалось пройти совсем открытое пространство, всего метров семьдесят. Но, пройдя только треть, еще видя деревья, почти обнаженные, и даже небо, холодное и хмурое, мы почувствовали, что впереди должен быть огонь, много огня. Даже спина почти не ощущала холода улицы. Но мастер, провожавший нас, лишь улыбнулся:
— Дальше теплее будет.
— Сколько ж вы работаете здесь?
— Вдвое меньше, чем на обычных работах. Потом и на пенсию можно.
— А вы?
— Уже семнадцатый год.
У одной из печей, когда мы стояли, обливаясь потом, он сказал:
— Вот эту будем. Кладку подправлять.
И тут же добавил, сказал трем своим помощникам, одинаково сухощавым, как и он сам:
— Одевайтесь. Поновей там выберите...
Печь дышала почти таким же жаром, как и те, в которых шла плавка. В ней не было огня, но здесь казалось, что огонь всюду, его жаром были пропитаны стены, пол — все! Даже эти сухощавые люди, стоящие у печей.
В дальнем конце цеха появились те трое. Они и впрямь были похожи на космонавтов, только их одежда была куда проще. И даже когда один из них исчез в печи, будто специально доказывая, что туда можно войти, что костюм, сделанный из огнеупорного материала, защитит, что все в конце концов обойдется и ничего плохого не случится — просто не должно, — то и тогда казалось, что все это только странная затея или что сейчас мастер раскроет какой-то очень профессиональный секрет. Скажет, например, что в печи-то и не жарко совсем или что-то в этом роде.
Но мастер молчал. А тот, первый, уже выскочил из печи, и по тому, как он сорвал маску и как дико крутил красной, в отблесках огня, головой, видно было, что никакого секрета нет, а есть жара, и почти невыносимая. И еще есть громадная необходимость делать это дело и выполнять именно так, как выполняли его они. То есть не гася печь совсем — «при малом дыхании», «по ходу». И единственно, что радовало, так это то, что делали они свое дело быстро, даже очень, а значит, умели его делать и не боялись.
— Ну вот и все! — выдохнул последний исчезавший в печи. И долго мотал головой. Стряхивал жар.
Рабочие подземного города
«Двое рабочих подняли на улице железную решетку колодца, в который стекают вода и нечистоты с улицы. Образовалось глубокое четырехугольное, с каменными, покрытыми грязью стенами отверстие, настолько узкое, что с трудом в него можно было опуститься. Туда спустили длинную лестницу. Один из рабочих зажег бензиновую лампочку и, держа ее в одной руке, а другой придерживаясь за лестницу, начал спускаться.
Из отверстия валил зловонный пар. Рабочий спустился. Послышалось внизу глухое падение тяжелого тела в воду и затем голос, как из склепа:
— Что же, лезь, что ли!
Это относилось ко мне. Я подтянул выше мои охотничьи сапоги, застегнул на все пуговицы кожаный пиджак и стал спускаться».
Так В. А. Гиляровский впервые спустился в московские «подземные катакомбы». Это было в 1886 году, осенью.
Будучи совершенно точным в описании виденного, писатель не забыл упомянуть главные элементы костюма, надетого из предосторожности: кожаный пиджак, охотничьи сапоги. Гиляровский не описал одежду рабочих, сопровождавших его. Скорее всего она не очень отличалась от той, в которой они ходили обычно. Может, была просто той же.
Громадный уже в то время город пытался возложить уборку своих нечистот на естественное течение Неглинки и Яузы. Но спрятанная с глаз долой Неглинка стала «мстить»: захлебываясь после сильных ливней сточными водами, она выбрасывала их прямо на улицы Москвы.
...По счастливой, верно, случайности мы встретили рабочих, собиравшихся исчезнуть в люке, почти в том же месте, где познакомился с московским подземным миром Гиляровский, — на Трубной площади. Уже стоял возле люка треножник — «Осторожно! Идут работы!». Молодой румяный парень, слесарь-сантехник, натягивал на себя серо-зеленый прорезиненный костюм.
— А чего нас снимать? — удивился. — Обыкновенно всё... Что там, что здесь, — рассмеялся.
— И маску будете надевать?
— А мы надеваем ее, только когда газ там... скапливается, — он кивнул в сторону люка. — А то без нее удобней...
Улыбаясь, он натянул маску и стал страшным человеком без лица.
— Во Фантомас! — восхищенно сказал его напарник.
Похоже, и впрямь маску они давно не надевали — стекла очков были грязные, непротертые. Повертев для устрашения головой, парень охотно сдернул ее с головы, потянув за длинные, тоже серо-зеленые уши. И опять появился перед всеми улыбающийся и довольный.
Потом он ловко исчез в люке, точно провалился, махнув на прощанье рукой.
Невидимые всем нам, они ходят под городом. Сантехники. Они следят за работой сложного инженерного организма, каким является современный подземный город.
Под градом ударов
Во время одной тренировки шайба летит во вратаря около шестисот раз. Если учесть, что при хорошем ударе шайба прошивает двухслойную фанеру, а вратарь не только не должен увертываться от нее, а должен отбить или прижать ее — для того и стоит! — то вряд ли стоит называть свойства, которыми защитник ворот должен обладать. Причем подтверждать свою привязанность к столь, оказывается, рискованной игре приходится чуть ли не в каждой встрече.
Конечно, вовсе не каждая игра сопровождается травмами вратаря. Но насколько травмы могут быть часты, говорит пример с одним из лучших вратарей канадского профессионального хоккея: Терри Савчук за двадцатилетнюю жизнь в хоккее (он начал свою карьеру в 1949 году) сорок раз вынужден был обращаться к очень серьезным услугам хирурга, и теперь его лицо уродуют сорок самых разнообразных по цвету и по форме швов. Разумеется, это не только судьба одного Терри.
Но как ни странно, а защитную маску хоккейные вратари надели всего несколько лет назад. Лично для себя придумал ее и сделал Плант, тоже канадский вратарь. Натолкнула его на эту прямо-таки счастливую мысль одна из игр, когда его лицо после нескольких прямых ударов превратилось в кровавую маску.
Сейчас, разумеется, вратари предпочитают выходить на лед в масках. Маски по форме стали разнообразными: совершенно «глухие» — когда есть лишь прорезь для глаз; и частично открытые — в таких удобней дышать; маски с более основательной защитой, где под пластиковой пластиной, защищающей нос вратаря, подложен металлический стержень и от него по всей его длине отходят, как реберные кости на скелете рыбы, более тонкие стержни, тоже металлические; есть даже маски в некотором роде «безразмерные» — их форма может быть изменена; есть маски и для детей...
Но самое, пожалуй, главное, что при той силе, с которой летит шайба, вратарская маска не может полностью защитить голову вратаря — удар передается голове, даже если защитная маска выдерживает его и не проламывается. Так что основная защита вратаря — это, бесспорно, его реакция, быстрота, с какой он реагирует на летящую шайбу, его хватка и смелость.
