В предвкушении себя. От имиджа к стилю - Ирина Хакамада

Ну что еще? Мою японскую инопланетность мы решили одомашнить с помощью дешевого дутика, вязаной шапочки и варежек. В таком виде я болталась по районным магазинам с «мужем» Рачевским. Мы громко обсуждали, сколько брать колбасы или творога и почем. Набивали сеточку тем, что подешевле, и тащили все в штаб голодным энтузиастам нашей кампании. Постепенно, соотнося сарафан, Мао и девушку в дутике, люди начинали узнавать и признавать меня за свою.

Однако на встречах я всегда появлялась в более органичном виде. Человек на сцене всегда немножко звезда. Мне было некомфортно искусственно разыгрывать «свою в доску». Хотелось как‑то наряднее, естественнее, в соответствии с представлениями о себе. Кстати, может, это и ошибка — не подстраивать себя под зал, но тогда сработало.

Эта книга посвящена имиджу и стилю. Так что не буду описывать все этапы кампании. Главное — мы победили, что вызвало изумление у экспертов и потрясение у конкурентов. Я сама удивилась, хотя билась насмерть. Я даже не совсем осознала, куда я прошла. Что сказалось впоследствии на моем появлении в Государственной думе первого созыва. Кстати, меня поздравили представители японского посольства. Видно, гордость за полусоотечественника и вечная надежда на получение Курильских островов сыграли свою роль. Мне передали огромный портфель Mandarina Duck, тот самый портфель моей мечты. Мальвина отдыхает!

Еще больше она отдохнула, когда я собралась на первое заседание. Моя приятельница Света предложила сменить имидж и пойти к ее мастеру Саше. «Новая жизнь, новый образ обязательно!» — убеждала она меня. Я сопротивлялась. Имелся плачевный опыт. Еще в предыдущем браке я решила подстричь волосы. Парикмахер сделала мне двухуровневое каре. Типа холмик, а на нем еще крыша. Мой тогдашний муж при всей любви понял, что на этот раз его чувство ко мне не выдержит испытания. Крышу и холмик он состригал всю ночь, доводя мой образ до максимальной привлекательности. Затем два года я опять отращивала волосы, старательно обходя стороной салоны красоты. Но Света была непререкаемым авторитетом, и я решилась. Пришла к мастеру в чем‑то женственном и согласилась на легкую стрижку, указав, что предыдущая попытка была крайне неудачной. Он начал колдовать, я впала в доверительный к нему анабиоз и вдруг обнаружила в зеркале голову почти без волос. Наступил тихий советский шок. Как сквозь вату — так как уши от ужаса заложило — проник вкрадчивый голос Саши: «Может, на затылке выбрить бабочку?» Я автоматически кивнула, пытаясь, пока он что‑то там выбривал, прийти в себя, с достоинством расплатиться и добраться домой.

Самое страшное на тот момент — встретиться с мужем. Он открыл дверь, долго и задумчиво смотрел на меня. Что‑то пробормотал и удалился. Я облегченно вздохнула и рванула с надеждой на чудо к зеркалу. На меня смотрел мальчик в платье. Действительно, чудо. «И что, — подумала я, — куда мне теперь, да еще с бабочкой?!» В голову лезла одна ненормативная лексика. Но спасения не было. Волосы не вернешь, а платья теперь можно было выбросить. Срочно пришлось решать проблему сочетания головы и всего остального. Как соединить политику, чуть ли не панка с бабочкой и принадлежность к женскому полу! Выход я нашла, спасибо моде на брюки: черные широкие от бедра прямые штаны, свободный черный пиджак и что‑то под него.

На следующий день, собравшись с остатками духа победителя, с огромным черным мужским портфелем я отправилась на первое заседание Государственной думы. Уверенность слегка подрастерялась в процессе изменения имиджа, но и мужество, обретенное в борьбе за голоса избирателей, было налицо. В результате, внешне сдержанная и невозмутимая, я приблизилась к фойе перед залом заседания. В то время все происходило в здании мэрии на Новом Арбате, стеклянно‑бетонной башне. Я по причине своей прически сделала все, чтобы избежать контактов с прессой, и решила незаметно проскользнуть черной тенью в зал.

Кругом толпились журналисты, берущие интервью у новоиспеченных депутатов первого демократического парламента, в том числе Николай Сванидзе, Алексей Венедиктов, Сергей Пархоменко и другие герои гласности и открытости. Я вошла в фойе, головы повернулись ко мне и отвернулись. Я облегченно выдохнула, но головы опять повернулись, внимательно вгляделись в меня, и уже через несколько минут я давала десятки интервью. Отбоя от внимания не было. Странный вид девушки со странной фамилией символизировал новую Россию. Картинка обеспечивала нужный «месседж» графично и точно. В одну секунду из несчастного полумальчика я превратилась в символ. Воистину, потеряв волосы, я обрела звездный стиль. Но кто же об этом мог раньше догадаться? Мальвина съежилась и исчезла под софитами телекамер.

Выводы

• Энергия найденной мечты помогает преодолеть личностные барьеры на пути к самореализации.

• Гаджеты (портфель) часто вдохновляют.

• Чтобы сделать новый образ социально привычным, его надо приспособить к стереотипу общественного восприятия.

• Необходимо сохранять баланс между своим «Я» и внешним «они» при ведении публичного диалога.

• Иногда случай решает все, если он закономерен.

Часть II. Осознанное политическое IPO личности

Вся предыдущая часть книги посвящена истории бессознательного формирования имиджа и стиля по мере обретения жизненного опыта. Как я выглядела, волновало меня ровно в той степени, чтобы не мешало работе по специальности или зарабатыванию денег в кооперативном секторе. Иногда вспышки недовольства собой порождали действия. Срабатывала чисто девичья мотивация нравиться мальчикам, опираясь на общепринятые стандарты привлекательности в зависимости от состояния среды, в которой я находилась. Если сравнить с бизнесом, я наращивала производственный потенциал с целью извлечения средней прибыли. Совершенно случайно, добившись наконец полной самореализации за тот период, я обнаружила потрясающий эффект от внешнего позиционирования. В дальнейшем, двигаясь по политической стезе, я решила продлить удовольствие и уже сознательно формировать подачу себя обществу. Опять же по аналогии с бизнесом я, продолжая производство, намерилась капитализировать себя с помощью рынка. IPO личности должно было принести дополнительные доходы. Хотя в то время я понятия не имела об экономической процедуре IPO. Это был все‑таки 1993 г.

Глава 1. Политический минимализм в парламенте

Итак, мой вид возымел успех и, к удивлению, вскоре легко лег на душу. Или, наоборот, душа наконец нашла свою обертку, черную каллиграфическую простоту. Мне было в черном хорошо и органично. Я увлеклась черным цветом, двигаясь от турецких дешевых брючных костюмов к все более сложным вариантам. К этому времени первоначальное накопление капитала в Москве привело на столичный рынок разные западные бренды, включая даже такие, как Dries Van Noten, Ann Demeulemeester, Yohji Yamamoto. Даже не ведая, от кого одежда, я безошибочно подбирала подходящие юбки, брюки, черный трикотаж. Кстати, о последнем. Трикотаж меня нежно защищал от думской агрессии. А ее было достаточно. Я сильно раздражала опытных политиков вниманием к моей персоне со стороны прессы. Оно считалось незаслуженным. Дилетант, девушка из ниоткуда, за ней никого, а туда же. Да еще не вошла ни в одну из фракций, пытаясь создать свою. И выглядит как‑то несерьезно со своей бабочкой на затылке. Коммунисты видели во мне буржуазную нездешность, Жириновский — политического бомжа, демократы — гламурную диву. Я ушла в глухую оборону с помощью черных доспехов, но мягких на теле. Вот так я ввела в моду носить трикотажные строгие вещи даже на официальные заседания. В качестве защитной реакции получился очень индивидуальный стиль, строгий, но сильно противостоящий классическому женскому костюму, облюбованному советскими кадрами. Мало того, я сознательно поддерживала свой индивидуализм, понимая, что средства информации, слетаясь как бабочка на свет нестандартной внешности, дерзкой и опережающей время, обеспечили мне бесплатную возможность продвигать имя за границы Орехово‑Борисова. При игре в одиночку факт немаловажный. Я решила усилить случайный look, говоря современным языком. Вместо пиджака — мягкий кардиган или легкий свободный пуловер. Брюки не прямые, а широкие от бедра, но не расклешенные. Юбки, наоборот, строгие, в форме трубы, плотные, но до середины щиколотки. И все черное. Получилось ну очень интеллигентно и смело одновременно. Я не выходила за рамки негласного дресс‑кода для женщин в политике, с одной стороны. С другой — все стандарты вкрадчиво порушила. Сродни черной пантере. Всего лишь пигментированный леопард, но как смотрится! Сильнее, чем в пятнышках.

Даже Галина Старовойтова сокрушалась: «Вы, Ирочка, так красиво одеваетесь и разнообразно. Но никто не замечает. Все одинаково черное. Деталей не видно. Жаль». Я благодарила, но не признавалась, что мне нравилась моя Заметная Незамеченность. Очень, кстати, по‑японски. Код предков из Страны восходящего солнца прекрасно защитил меня и помог спозиционироваться в депутатской массе. Постепенно все заговорили о моем вкусе и, к моему удивлению, поставили диагноз: «самый сексуальный политик». Массмедиа меня любили, стилисты же критиковали за черный цвет: нет разнообразия, слишком мрачно и закрыто. Я не обращала внимания и продолжала гнуть свою линию. Сексуальность волновала. Однажды даже ногти покрасила в черный цвет, за что тут же подверглась остракизму даже со стороны журналистов. Пришлось уйти в нейтральный тон.