Ключ к тайне - Джефри Триз

Что такое крепость, мы знали по старой четырехугольной башне, которая стояла ниже, по дороге в долину. Во времена наших дедов все богатые люди жили в таких башнях, потому что шотландцы, совершая свои разбойничьи набеги, в любую минуту могли перейти границу и напасть на мирных жителей. Однако, с тех пор как я себя помню, ни Одного такого нападения не совершалось, и некоторые из местных сквайров(*) отказались от своих четырехугольных «замков» и перешли жить в обыкновенные дома.

Так поступил и сэр Филипп. На берегу Греты он выстроил красивую усадьбу с высокими трубами и окнами, в которые вставили сотни горящих, как алмазы, стекол. Старый дом – четырехугольная башня – стоял пустой и постепенно превращался в развалины. Это было удлиненной формы трехэтажное строение с крошечными окнами, которые, как и дверь, находились высоко от земли. Чтобы войти, надо было сначала карабкаться снаружи по каменной лестнице, и если засов на тяжелой дубовой двери задвигали перед самым вашим носом, то проникнуть внутрь уже не представлялось возможным.

Четырехугольная башня Мортонов с ее зубчатыми стенами, небольшой сторожевой вышкой на крыше и железной чашей, в которой когда-то горел сигнальный огонь, была настоящим маленьким фортом. Но жить в этом холодном, мрачном каменном мешке, стоявшем высоко в горах, вдали от домов и дорог, было, должно быть, неприятно, и я не удивляюсь, что сэр Филипп бросил его и построил себе более уютное жилище.

Итак, как уже было сказано, к концу дня я подошел к «крепости», которую мы, мальчишки, построили, копируя старую башню. Я знал, что здесь можно провести ночь в полной безопасности, так как сюда редко кто заглядывал. И действительно, я нашел «крепость» в том самом виде, в котором мы оставили ее позапрошлым летом, когда поняли, что уже выросли для этой игры. Бесчисленные проливные дожди смыли оставшиеся от наших костров черные круги, но с «верхней башни» по-прежнему скалился бараний череп – мы воображали, что это голова предателя, изменившего королеве, – а немного ниже сохранились полустертые инициалы наших имен, которые мы нацарапали на скале.

Следовало как можно скорее добраться до Пенрита и бежать из тех мест, где меня хорошо знают. От «крепости» до Пенрита двенадцать миль по прямой и немного больше по извилистой тропинке, по которой, как только стемнеет, можно идти, не опасаясь никаких случайностей. Я прикинул, что пройду это расстояние часов за пять. Если в «крепости» сделать привал и дождаться полуночи, то я смогу двинуться в путь при свете луны и войти в город как раз когда начнется утренняя сутолока.

Я провел в «крепости» долгий безрадостный вечер. Солнце вскоре спряталось за громадами скал, вздымавшихся вокруг озера, но еще долго после того, как вокруг меня сомкнулась густая мгла, на высоких склонах Южного Холма и на Седле Белой Лошади играли милые сердцу и теплые отблески солнечных лучей.

Дневной свет исчез как-то внезапно. Но еще не совсем стемнело. Мне даже казалось, что закат будет тянуться бесконечно и вечер никогда не наступит. После того как я съел свой унылый ужин, состоявший из хлеба и холодного мяса, и запил его ледяной водой из ручья, наступили томительные часы полного бездействия. Надо было спешить, но я боялся пускаться в путь до темноты.

Мне никогда раньше не приходилось бывать в «крепости» одному или в столь поздний час, поэтому меня охватил страх. По мере того как сгущались сумерки, мертвые камни оживали. Скалы, казалось, вот-вот начнут двигаться. Над самой моей головой что-то пронеслось, оглушительно хлопая крыльями, и долгий пронзительный крик зловеще отозвался среди прибрежных скал. Даже говор ручья, такой приветливый при свете дня, звучал как-то по-другому – насмешливо и неприятно. Я, пожалуй, рискнул бы развести костер, но у меня не было топлива, да и разжечь его было бы нечем. Я пытался вздремнуть, но на земле было слишком жестко; к тому же я был так взволнован, что не сомкнул бы глаз и на пуховой перине.

Около одиннадцати, по моим расчетам – точно сказать было трудно, так как луна еще не взошла, – я почувствовал, что больше не могу здесь оставаться. Я вскинул на плечо свой узелок и ощупью начал двигаться по склону горы, пока не дошел до высокой седловины, соединяющей гору под названием «Весы» с Южным Холмом. К счастью, мне был знаком здесь каждый камень, и хотя я не раз спотыкался в темноте, однако не подвергался риску сломать себе шею. Вскоре передо мной появился струящийся из-под земли родник, и, идя по его течению, я быстро спустился на пенритскую дорогу в том месте, где она пересекает реку Глендермейкин. Приятно было снова почувствовать под ногами ровную дорогу; правда, к тому времени, когда на горе замаячили красные крепостные стены Пенритского замка, она показалась мне чересчур длинной.

Пенрит – красивый город. Здесь живут сотни людей, а так как тот день был базарным днем, то на узких улицах между домами с выступающими верхними этажами теснились, должно быть, тысячи приезжих. Интересно, где они здесь уместятся, не говоря уж о коровах и овцах, о верховых и вьючных лошадях, о телегах и всем прочем. Но когда я добрался до центра города, то увидел, что узкие улицы, как реки, вливающиеся в озеро, внезапно переходили в широкие площади, на которых хватало места для всех. Такая планировка города объяснялась близостью к шотландской границе. Когда начиналась война, жители сгоняли овец и рогатый скот на центральную площадь и, забаррикадировав узкие улицы, превращали город в крепость.

Однако в этот день никто и не помышлял об опасности, и в веселой сутолоке я даже на мгновение позабыл о своих горестях.

Кроме фермеров, пригнавших на продажу скот, да женщин, расположившихся возле прилавков с яйцами, маслом и домотканым холстом, на рынке собралось много всяких интересных пришельцев: смуглый цыган с отрезанными ушами, который водит на цепи медведя; шпагоглотатель; человек, который умеет удалять больные зубы – пациента в это время должны держать приятели; пара акробатов да десятка два фокусников и разных шарлатанов, сулящих чудесные исцеления. Какой-то человек кричал во всю глотку, оповещая, что в полдень на кругу состоится травля медведей собаками, и приглашал всех желающих принять участие в этой забаве. Я внимательно слушал его, как вдруг кто-то тронул меня за плечо и сказал:

– Здравствуй, Питер!

От неожиданности я вздрогнул, но это оказался только Тэм Берни из Мангрисдейла. Он здорово перепугал меня: я никак не ожидал встретить здесь кого-нибудь из знакомых. Наши обычно ездили на базар в Кесуик.

Старик подмигнул мне и приложил к губам узловатый палец. Я понял, что ему все известно.