Укрощение Цербера - Агата Кристи

И профессор благосклонно уставился на жаровню.

— А есть шумерские законы, они еще древнее. «Если женщина возненавидела своего мужа и сказала: „Не прикасайся ко мне“, эту женщину должны бросить в воду». Дешевле и проще, чем бракоразводный процесс[35]. Но если муж говорит то же самое жене, он должен всего-навсего уплатить ей определенную меру серебра. Его в реку никто не бросает.

— Старо как мир, — сказала Элис Каннингэм. — Для мужчин один закон, для женщин — другой.

— Женщины, конечно, больше внимания придают денежной стороне, — задумчиво произнес профессор. — Знаете, — добавил он, — мне здесь нравится. Я тут часто бываю, и притом бесплатно. Благодаря графине — очень мило с ее стороны… Как она говорит, за мои советы относительно интерьера. На самом деле я здесь ни при чем — я понятия не имел, зачем она задает мне вопросы — и, разумеется, и она и художник все перепутали. Надеюсь, никто не узнает, что я имею хоть какое-то отношение к этому убожеству. Я такого не переживу. Но женщина она замечательная и чем-то похожа на вавилонянку. Видите ли, вавилонянки прекрасно вели торговые и хозяйственные дела…

Слова профессора потонули в общем гуле. Откуда-то донеслось слово «Полиция», женщины повскакали с мест, началось столпотворение. Выключился свет, стала тускнеть и электрическая жаровня.

На фоне всеобщего переполоха профессор продолжал невозмутимо цитировать Законы Хаммурапи.

Когда электричество зажглось вновь, Пуаро уже поднимался по широким пологим ступеням. Полицейские у входа отдали ему честь, он вышел наружу и свернул за угол. Там, прислонившись к стене, стоял дурно пахнущий красноносый человечек.

— Вот он я, командир, — заявил он озабоченным сиплым шепотом. — Ну что, я пошел?

— Да, действуйте.

— Чего-то фараонов вокруг до черта…

— Все в порядке. Они о вас предупреждены.

— Так чего, они встревать не будут?

— Не будут. Вы уверены, что сумеете сделать то, что от вас требуется? Пес огромный и свирепый.

— Мне он не страшен, — заверил человечек. — У меня тут кое-что припасено. Любой пес за мной хоть в преисподнюю отправится!

— В данном случае ваша задача — вывести его из преисподней, — уточнил Пуаро.

Ранним утром зазвонил телефон. Пуаро снял трубку.

— Вы просили позвонить, — услышал он голос Джеппа.

— Да, конечно. Eh bien[36]?

— Зелья нет. Нашли только изумруды.

— И где же?

— У профессора Лискерда в кармане.

— У профессора Лискерда?

— Что, не верится? Честно говоря, я и сам в растерянности. Он обомлел, глаза на лоб вылезли, твердит, что понятия не имеет, как они попали к нему в карман, — и я, черт возьми, думаю, что это чистая правда! Вареско легко мог в темноте подсунуть ему камешки. Никогда не поверю, чтобы Лискерд впутался в такие дела. Он состоит во всех этих высоколобых обществах и даже Британский музей консультирует, а деньги тратит только на книги, и то на такую рухлядь, что в руки взять противно. Нет, он сюда не вписывается. Я начинаю думать, что мы промахнулись — в клубе наркотиков никогда и не было.

— Были, друг мой, были, и как раз этой ночью. Скажите, а через потайную дверь никто не пытался выйти?

— Пытались, а как же. Принц Генрих Сканденбергский со своим конюшим — он только вчера прибыл в Англию. Ивенс, член кабинета, — трудно быть лейбористским министром, шаг в сторону — и пропал! До прожигающих жизнь министров-консерваторов публике дела нет — считается, что они гуляют на свои, но стоит лейбористу засветиться, как налогоплательщики встают на дыбы и начинают вопить про народные денежки — и где-то они правы. Последней была леди Беатрис Вайнер — она послезавтра выходит замуж за этого зануду, молодого герцога Леоминстерского. Не думаю, чтобы кто-то из них имел отношение к наркотикам.

— Чутье вас не обманывает. Тем не менее наркотики в клубе были и кто-то их оттуда вынес.

— И кто же?

— Я, mon ami, — мягко произнес Пуаро.

Он едва успел повесить трубку, из которой доносилось невнятное рычанье Джеппа, как в прихожей раздался звонок. Пуаро отворил парадную дверь, и в нее вплыла графиня Росакова.

— Не были бы мы, увы, такими развалинами, — воскликнула она, — этот ранний визит считался бы крайне неприличным! Что ж, я пришла, как было сказано в вашей записке. За мной, кажется, шел полицейский, но он может подождать на улице. Так в чем же дело, друг мой?

Пуаро галантно помог ей снять меха.

— Зачем вы сунули изумруды в карман профессору Лискерду? — осведомился он. — Ce n’est pas gentil ce que vous avez fait[37].

Графиня сделала большие глаза.

— Но я же хотела сунуть их в ваш карман!

— Ах, мне?

— Ну да. Я кинулась к столику, где вы обычно сидели, но свет не горел и я случайно сунула их в карман профессору.

— И с чего же вам пришла в голову мысль сунуть мне в карман краденые изумруды?

— Мне показалось — у меня ведь не было времени на раздумье, — что это наилучший выход.

— Вера, вы просто impayable[38]!

— Друг мой, посудите сами! Появляется полиция, свет по договоренности с нашими покровителями, которые не могут себе позволить попасть в неловкое положение, гаснет — и чья-то рука тащит со стола мою сумочку. Я успеваю ее схватить, но сквозь бархат чувствую внутри что-то твердое. Сую руку внутрь, определяю на ощупь, что это драгоценности, и сразу понимаю, кто их туда подложил!

— Вот как?

— Разумеется! Этот salaud[39], этот альфонс, это чудовище, эта двуличная, коварная змея, эта скотина Пол Вареско!

— Ваш компаньон?

— Да. «Преисподняя» принадлежит ему, и деньги в дело вкладывает он. До сих пор я его не выдавала — уж я-то умею быть верной! Но теперь, когда он меня хотел так подставить, поссорить с полицией, я молчать не буду! Я его выдам с потрохами!

— Успокойтесь, — сказал Пуаро, — и пройдите в соседнюю комнату.

Когда он открыл дверь, создалось полное впечатление, что маленькая комнатка до отказа заполнена псом. Цербер казался огромным даже в просторных интерьерах «Преисподней», а уж в маленькой столовой служебной квартиры Пуаро и подавно. Тем не менее рядом с ним уместился и давешний дурнопахнущий человечек.

— Пришли, как договаривались, командир, — сиплым голосом доложил человечек.

— Doudou![40] — завопила графиня. — Ангел мой!

Цербер забил хвостом по полу, но не тронулся с места.

— Позвольте вам представить мистера Уильяма Хиггза, — прокричал Пуаро под громовые удары Церберова хвоста. — Мастер своего дела. Во время сегодняшней tohu-bohu[41],— продолжал он, — мистер Хиггз выманил Цербера из клуба.

— Вы его выманили? — недоверчиво воззрилась графиня на жалкую фигурку собачника. — Но как? Каким образом?

Мистер Хиггз скромно потупил глаза.

— При дамочке объяснять неловко, но есть такие вещи, перед которыми ни один кобель не устоит. Пойдет за мной, куда захочу. С суками, понятно, это не пройдет, с ними надо по-другому.

— Но зачем? Зачем? — обернулась к Пуаро графиня.

— Специально натренированный пес, — протянул Пуаро, — может при необходимости часами носить в пасти разные предметы, пока не получит команду их бросить. Прикажите, пожалуйста, вашему псу выплюнуть поноску.

Глаза у графини полезли на лоб. Обернувшись, она что-то резко скомандовала.

Огромная пасть распахнулась. На секунду показалось, что оттуда вывалился язык…

Шагнув вперед, Пуаро поднял с пола пакетик, завернутый в непромокаемую прорезиненную ткань, и развернул его. Внутри был белый порошок.

— Что это? — резко спросила графиня.

— Кокаин. Вроде бы совсем немного — но жаждущие заплатили бы за него тысячи фунтов… Его тут достаточно, чтобы загубить не одну сотню людей…

Графиня затаила дыхание.

— И вы решили, что это я. Но это же не так! Клянусь, не так! Я, конечно, любила поиграть с драгоценностями, с bibelots[42], со всякими забавными вещицами — без этого не проживешь, сами понимаете. Собственно, почему бы и нет? Почему у одного должно быть больше, чем у другого?

— Вот-вот, и я так насчет собак думаю, — вставил мистер Хиггз.

— Вы не понимаете, что хорошо, а что плохо, — с горечью сказал графине Пуаро.

— Но наркотики — ни за что! — продолжала та. — От них страдания, боль, вырождение! Я ни малейшего понятия не имела о том, что мою чудесную, невинную, очаровательную маленькую «Преисподнюю» использовали в этих целях!

— Тут я с вами согласен, — снова подал голос мистер Хиггз. — Когда собакам на бегах колют допинг — это свинство, скажу я вам! Я бы на это ни за какие коврижки не пошел, уж будьте уверены!

— Но вы же сказали, что верите мне, друг мой, — умоляюще воззвала к Пуаро графиня.

— Ну конечно, я вам верю! Не зря же я потратил столько сил и времени, чтобы поймать настоящего наркодельца. Разве не я совершил двенадцатый подвиг Геракла и не вывел Цербера из преисподней, чтобы раздобыть улики? А все потому, что я не люблю, когда моих друзей подставляют, а это было именно так — в случае чего отвечать за все пришлось бы вам! Изумруды нашли бы в вашей сумочке, а если бы у кого-то, как у меня, хватило ума заподозрить, что пасть свирепого пса используется как тайник — eh bien, пес-то ваш, не так ли? Что с того, что он до такой степени признал la petite Alice[43] за свою, что стал выполнять и ее команды! Да откройте же вы глаза наконец! Мне с самого начала не понравилась эта юная леди с ее научным жаргоном и огромными карманами. Вот именно, карманами. До такой степени пренебрегать собственной внешностью для женщины неестественно! И она еще объясняла мне, что самое главное — сущность! Что ж, в данном случае сущность — это карманы. Карманы, в которых можно приносить наркотики и уносить изумруды. Поменять одно на другое легко во время танца с сообщником, которого она пыталась представить объектом своего исследования. Вот это прикрытие так прикрытие! Никто не заподозрит такую серьезную девушку, практикующего психолога с ученой степенью! Она может ввозить наркотики, приучать к ним своих богатых пациенток, может выложить деньги на ночной клуб и устроить так, чтобы им управляла некая дама, чье прошлое, скажем так, не совсем безупречно. Но она настолько презирает Эркюля Пуаро, что думает, будто его можно провести разговорами о гувернантках и нижних рубашках! Не на того напала. Свет гаснет, я быстро встаю и направляюсь поближе к Церберу. В темноте я вижу, как она подходит, открывает ему пасть и сует туда пакетик, — а сам незаметно для нее отрезаю лоскуток ее рукава.