Приключения Каспера Берната в Польше и других странах - Зинаида Шишова

Каспер внимательно оглядел сидящего одесную* отца ректора неряшливого, небритого доминиканца, профессора церковного права. Слева от ректора сидел, постукивая пальцами по столу, смуглый отец Джироламо Бенвини.

______________ * Одесную (славянск.) - справа.

Поговаривали, что итальянец прислан святой инквизицией для наблюдения за университетом.

"Плохо дело, плохо дело, если при нем говорятся такие вещи. Значит, обо всем, что произошло, педель доложил не одному ректору, иначе тот постарался бы замять эту историю".

Каспер понял, что ему следует делать. Пусть ни отличная аттестация, которую даст ему профессор Ланге, ни заступничество отца Фаустина ему не помогут, но его положение в тысячу раз лучше, чем положение Сташека или Генриха. Изгнание из академии для них означало бы голодную смерть! А ректору, хотя бы ради того же отца Джироламо, необходимо разыскать и покарать виновных... Навряд ли доносчик - педель, который давно уже ненавидит студента Берната, станет сейчас опровергать его слова... Святые отцы взывают к его, Каспера, достоинству шляхтича, напоминают о заслугах его отца - капитана? Отлично, он поступит так, как подсказывают ему честь и любовь к отцу!

- Доносчик, на основании слов коего вы обо всем происшедшем судите, мог слышать только обрывки речей, которые велись за столом, следовательно, вы, святые отцы... - начал Каспер.

- Молодые люди безусловно выпили лишнее, - пробормотал отец декан, - и безусловно понесут за это наказание, но, принимая во внимание...

- Святые отцы недостаточно осведомлены о том, что происходило: если и был кто опьянен, то это я, Каспер Бернат. Но опьянел я не от вина, и не от старки, и не от вишневки, а от того... - Тут молодой студент запнулся.

Он хотел объяснить, как был он взбудоражен известием о том, что Вуек знает каноника Коперника. Однако не следует припутывать сюда еще и славного боцмана... И никого не следует припутывать! Он, Каспер, восстановил против себя этого чертова педеля, иначе тот, может, и не побежал бы наушничать! Он, Каспер, начал разговор о Копернике, и он, Каспер, должен быть за все в ответе!

- Чем же ты был опьянен, Каспер Бернат, если не вином, не старкой и не вишневкой? -прозвучал вопрос отца ректора.

Каспер так упрямо мотнул головой, что рыжий чуб упал ему на глаза. Да оно и к лучшему: не придется встречаться взглядом с отцом деканом.

- Одна мысль о возможности присутствовать на ученом споре таких прославленных космографов, как профессор Ланге и каноник Коперник, опьянила меня! - сказал он вызывающе. - И мне именно, а никому другому пришла в голову такая мысль. И я же высказал пожелание, чтобы в нашу академию был приглашен астроном Коперник. И о бедных деревенских ксендзах говорил я же, но это, да простят мне святые отцы, было сказано в шутку... А что касается отцов доминиканцев и отцов инквизиторов, то ничего порочащего о их сказано не было. Педелю Кристофору явно изменила память! И относительно церковной десятины...

Декан отец Фаустин был рад, что в эту минуту ректор привстал, с грохотом уронив кресло. Неизвестно, до чего мог договориться молодой студент со зла или от отчаяния. Если верить этому безумному, то он один и разговаривал вчера за столом!

- Вот вам и плоды вашего всепрощения, отец Фаустин! - произнес ректор холодно. - Не шляхетскую гордость должны мы воспитывать в наших питомцах, не любомудрие и не пагубную страсть к оспариванию завещанных нам святым писанием истин. Студенты Когут и Адлер, говорите вы, - простые деревенские парни? А ведь именно такие простачки, как Когут, Адлер да еще Ян Склембинский, и нужны нам сейчас! Стремление к пагубным еретическим философствованиям все больше и больше охватывает ученый мир... Вот вам и результаты!.. Так чем же мы покараем студента Каспера Берната, отцы референдарии?

- Принимая во внимание его чистосердечное раскаяние . - начал было отец декан, но его слабый голос потонул в потоке негодующих возгласов: "Изгнать недостойного!", "Лишить его святого причастия!", "Изгнать из Кракова!", "Предать суду святой инквизиции!"

И чем ближе сидели отцы референдарии к отцу инквизитору Джироламо Бенвини, тем усерднее и громче они кричали.

Каспер слушал, как стучит его сердце. Шум голосов сливался в какой-то странный рев, напоминающий рев бури.

"Инквизиция! Боже мой, мама, как ты перенесешь эту весть!"

Ректор давно ему что-то говорил, но Каспер не слышал ни слова.

- Студент Бернат! - грозно повысил голос ректор. - Ты лишил себя права на снисхождение. А посему я, облеченный властью, данной мне отцами референдариями, изгоняю тебя из Краковского университета! Ступай и не возвращайся больше в нашу семью! И да смилуется над тобой господь бог и святая дева!

Все это ректор произнес по-латыни. В заключение он сказал только одно польское слово: "Вон!" - и указал на дверь.

Каспер не помнил, как он очутился на улице. Морозный воздух и ветер несколько освежили и успокоили его.

- Вышвырнули, как собаку! - произнес он вслух и, зачерпнув горсть снега, потер им лоб.

"Пойти разве к Ланге? Надо думать, он поможет... Или хоть совет какой-нибудь даст".

В переулке у Рыночной площади было черно от народа. Снег был затоптан и порыжел. Каспер поднял голову. На высоком шесте над Сукенницами ветер трепал петушиное перо на шапке.

- Шапка на шесте - значит, базарный день! - пробормотал Каспер с досадой. - Эх, неудача! Так и знай, что встретишь знакомых... Не дело студенту в такие часы шататься по городу - сейчас же пойдут расспросы: да что случилось, да почему не в университете?

Свернув с площади в узенький, почти занесенный снегом переулок, Каспер поднялся затем на Королевский мост, потом спустился к Клепажу - ближайшему краковскому предместью.

Однако и здесь он опасался встретиться со знакомыми и жался к оградам загородных фольварков, недавно выстроенных устремившейся в столицу шляхтой. Вот сюда же мечтала переехать ради устройства дочки и пани Суходольская, мать Збышка. Как же, девочка подрастает, а в деревне женихов не ахти как много! Однако пану Вацлаву удалось переубедить жену. "Если и переезжать, то не в Краков, а в Гданьск: в Кракове уж больно распущенный и избалованный народ. Найдется и в Гданьске для девочки жених".

Несмотря на мрачное настроение, юноша не мог не улыбнуться, вспомнив ясные глазенки маленькой Вандзи. "Вот так невеста!"

Опомнился он, только миновав городские ворота. В низине перед ним белели занесенные снегом крыши домов, между ними чернел шпиль колокольни.

А слева к берегу тускло синевшей Вислы в беспорядке сбегали домишки огородников, рыбаков, бочаров, кузнецов и кожевенников - многочисленного небогатого трудового люда предместья.

"Эге, Стародом уже! Эдак я, пожалуй, берегом Вислы до Сандомира доберусь", - подумал Каспер и повернул обратно.

Разглядев над придорожной харчевней на раскачиваемой ветром вывеске кабанью голову, бедный изгнанник вдруг почувствовал, до чего же он голоден. Сунув руку в карман, Каспер нащупал холодные монетки и свернул уже было к трактиру, как вдруг испуганно отшатнулся.

"Вуек! Этого еще не хватало! Да не один!"

Постояв за углом, Каспер дождался, пока боцман и высокий человек в богатом плаще, выйдя во двор, свернули к конюшне. До студента долетели обрывки разговора, но он прислушиваться не стал. Убедившись, что пан Конопка не может его увидеть, Каспер, подгоняемый дувшим ему в спину ветром, зашагал по дороге.

Окончательно продрогший и промерзший юноша наконец в сумерках очутился у дверей профессора Ланге. С тяжелым сердцем взялся он за бронзовый молоток.

- Да будет прославлен господь наш пан Езус! - произнес он обычную фразу приветствия.

- Во веки веков, аминь, - ответила служанка, принимая у него плащ. Господин доктор у себя в комнате.

Справа тихо скрипнула дверь, и заплаканное девичье лицо выглянуло в сени.

- Каспер, Каспер, - зашептала Митта, - отцу уже все сообщили... Ах, зачем ты так плохо поступил с ним, Каспер!

- Митта, выслушай меня! - умоляюще глядя в голубые, полные слез глаза, сказал Каспер. - Я объясню тебе...

- Тсс! Ради бога, тише! Отец запретил мне с тобой видеться, но я никогда тебя не разлюблю и не забуду!

Хлопнула дверь. Каспер остался один.

- Панич Каспер, - огорченно сказала старая служанка, снова появляясь в прихожей, - господин профессор велел тебе сказать, что его нет дома... Что с сегодняшнего дня его никогда для тебя не будет дома!

Однако профессору Ланге это, очевидно, показалось недостаточным. Вслед за служанкой он немедленно выбежал в сени.

- И после всего, что произошло, ты еще осмеливаешься вламываться ко мне в дом? - срываясь на резкий фальцет, кричал он. - И это мой ученик Каспер, на которого я возлагал столько надежд! Ты оказался ничтожным невеждой, ничтожным и неблагодарным! И это сын доблестного капитана Берната! Красивое лицо профессора пошло красными пятнами, и сейчас в нем нельзя было подметить и тени сходства с нежной и прекрасной Миттой.