Пирс - Ксения Сабио

сделать лишнее движение, и потому шел достаточно скованно и почти не дышал, щеки его пылали не меньше.

— Сонь, — сказал он решительно, повернувшись к ней, и замер.

— Чего ты?

— Я о тебе все время думал. Скучал о тебе.

— Конечно, ты же мне как брат, — вспыхнула Сонька и потупилась.

— Может быть, был, а теперь вот встретил тебя, и, кажется, Сонь, кажется, я в тебя влюблен. И был влюблен. Помню, как тебя за косу дергал, а ты ругалась и ножками топала. А мне так нравилось. Я думал, какая ты, что уж сватали наверно, я как вольную получил, сразу в деревню поехал, тебя искал, к отцу еще не заходил. А как увидел обомлел.

Сонька смотрела на него глазами, которые поблескивали как два огонька. Ведь и она думала о нем, мечтала, представляла. Он взял ее за плечи.

— Ты ничуть не изменилась. Я ведь еще в детстве все решил!

— Чего ты решил?

— Что ты женой мне будешь.

— Женой? — еле слышно пробормотала Сонька, она глядела на него и не могла ничего поделать с руками и ногами, которые точно деревья стали неподвижными. А ведь Иван слукавил, барин ему не просто так вольную дал, говорили они как-то вечером, что, мол, пора бы Ивану и семью завести, на что парень Александру Митрофанычу отвечал, что, мол, в деревне девчонка есть, любит ее, и потому вернуться хочет. Барин думал — думал, да решил отпустить. А потому говорил Ивану: «Мол, мой дом — твой дом. Если решишь обратно ко мне на службу — всегда знай, только рад буду, с женой приезжай, коли захочешь». А о том, что Иван сын казака, барин и не знал, парень ему о том не говорил, боялся, что на службу отдаст.

— Да, Сонька! Женой! Я ехал сюда с одной мыслью! Коли не поздно! Я сватаю тебя! Тетка твоя отца моего всегда уважала, так она же будет не против!

— И сейчас уважает, Ванечка, да как же это все быстро.

— А чего ждать! Вот чего! Ты мое предназначение! Как Джульетта!

— Как кто?

— А, в одной книге было, правда, до конца ее дочитать не успел… Она у меня с собой.

— Выдумщик ты большой, — засмеялась Сонька и побежала от него прочь, заливаясь смехом.

Иван догнал ее, да поцеловал. Двоим казалось, что время остановилось и стало тянуться в вечность. Оба стали неловкими, но абсолютно счастливыми. Как будто невидимая сила оттолкнула их друг от друга, Сонька пошла вперед чуть быстрее, пытаясь заболтать свою неловкость:

— Ты, наверно, устал с дороги, давай я, может, молока тебе снесу из дому?

— Сонь, давай ты иди домой, скажи тетке своей, что я приду, а я пока домой к отцу, повидаюсь с ним, со стариком своим, все ему выложу, благословления попрошу. Хорошо, голубка моя?

Девушка по-детски кивнула и, чмокнув Ивана в щеку, побежала в сторону дома, то и дело оборачиваясь назад. Только ей казалось, что она не бежит, а парит над землей. А Иван, гордо насвистывая, отправился в свой родной дом.

Глава 4

Иван шел, озираясь по сторонам, вдыхая полной грудью родные запахи. Он как будто не уезжал, все так же: поле с людьми, которые уже начинали расходиться в преддверии полуденной жары, так же весело играла бликами Дубрава, так же косо стояли коренастые заборы, все те же дома, разбросанные, тянутся кончиками крыш к земле. Он шел и не верил своим глазам, будто и не было этих долгих лет разлуки. Полуденное солнце слепило глаза, небо было без единого облачка, отчего он еще сильнее чувствовал этот вкус свободы. «Вот какое ты — счастье», — думал он про себя, насвистывая мелодию. Он шел по дороге мимо домов и ухмылялся — никто не узнает, смотрят, переглядываются, а не узнают.

— Игнатия Авакумова! — окликнул он бабку, остановившись у забора крохотного домика.

— Батюшки родные, — отозвалась невысокого роста круглолицая старушка, испугавшись от неожиданности.

— Не узнали?

— Поди не узнала, старость свое берет… — говорила она, подходя ближе и щуря глаза.

— Это ж я, Ванька Трифонович, пропащий сын атамана. А!? Каково!

— Батюшки мои родные! Батюшки! Святые угодники! Жив! Жив Ванька-то наш! Ой, помилуй мя грешную! Ох, Боженька! — она крепко обняла сына своей давно покойной подруги. — Батюшки! Иван! — она все причитала, крестила его, обнимала и в итоге поцеловала в лоб, отчего Ивану пришлось согнуться чуть ли не вдвое. Потом она по-старушечьи, но все же быстро пошла стучать по заборам, да кликать соседей:

— Ой, Господи! Вот счастье-то какое! Вот чудо-то какое! Сын атамана вернулся! — кричала она, причитала, плакала, смеялась и все слезы подолом вытирала. Из дома старушки вышла девушка, лет 13-ти, кинув взгляд на Ивана, она тут же залилась краской. Парень подмигнул ей, и та, совсем вспыхнув, спряталась за дверью. «Когда я здесь был последний раз, этой девчонки было года три, если не меньше, — думал Иван, — Как же быстро пробежало время». Люди выходили из домов, перешептывались, перекрикивались, слушали, что говорят, радовались, и тут же на ходу сочиняли истории. Пышная женщина с ребенком на руках, громко заявляла, что так, мол, она и знала, что накануне ей сон снился. Игнатья Авакумова держала Ивана крепко за руку, подводя то к одним, то к другим соседям, все причитала, да слезы подолом вытирала:

— Вот как бывает! Вот что делается! Ох Господи! Агрепина, поди! Поди, говорю, смотри! Иван! Сын Атамана!

— Ой, святые угодники, вернулся, — пропела тощая женщина.

Ивану было неловко, но шустрая старушка, не выпускала его из рук, и парню приходилось то и дело наклоняться, чтобы Игнатья могла целовать его в щеку. И хотя Иван чувствовал смущение, все же поняли его все, и от этого становилось тепло и радостно душе. Он почувствовал себя дома. Только для человека, который, когда-то был лишен возможности вернуться в родные края, будет понятно это непередаваемое счастье.

Люди, не балованные частыми новостями и событиями, выходили из-за своих заборов, говорили между собой, кто-то подходил к Ивану сам и обнимал, вспоминая сцены из детства Ивана:

— Ох, какой вырос-то! Жених! А я вот тебя таким помню, яблоками тебя угощал, — добродушно улыбался казак средних лет. Иван лица вспоминал не все, за что было немного стыдно. Пока вокруг Ивана кипела суета, Игнатья Авакумова помчалась к дому Трифона. Запыхавшись, она ввалилась в дом.

— Что стряслось? — встревожился атаман, раскуривавший люльку.

— Ой! Свет моя, Трифон Михайлович, пойдем, пойдем со мной, — потащила за рукав атамана бойкая старушка.

Иван увидел среди толпящихся людей Игнатью и рядом