Запах жизни - Максуд Ибрагимбеков

— Вас-то я, возможно, еще уволю.

— Не сомневаюсь, таких, как я, как раз и легко уволить, только намекните, и я тут же подам заявление об уходе, а Набиева вы не заставите этого сделать. Тут же заявление в ЦК, копия в Кремль, еще одна копия в ООН. И не снимут — дипломированный специалист, развратом не занимается, в карты не играет, а то, что дурак... а как это докажешь? Вот и переведут этого Набиева куда-нибудь в Министерство культуры, или кинематографии, или в Управление геологии, там его дурость все равно заметна будет, но пользоваться логарифмической линейкой там уметь не нужно. А я ведь вас помню другим, я помню это время! Неравнодушным. И раньше у меня к вам было соответствующее отношение...

— Скажите, Алтай, вы нормальный?

— Бог его знает, — сказал Алтай. — И кто знает, что такое истинно нормальный?

— Вот письмо, — сказал Энвер, доставая из ящика стола сложенный вдвое лист бумаги. — Жалуются на вас, пишут, что вы оскорбляете публично председателя вашего жилищного кооператива, жуликом его называете.

— Так он же жулик, — сказал Алтай. — Потрясающий жулик, и все знают, что он жулик, но молчат.

— Может быть, все молчат, потому что еще не доказано, что он жулик. Лучше доказать, что он жулик, чем так его называть. А он ставит вопрос о вашем исключении из кооператива.

— Ничего у него не получится, — сказал Алтай. — А то, что он жулик, я ему докажу... Что с вами, Энвер Меджидович? Что с вами?!

«Сейчас пройдет, сейчас пройдет», — уговаривал себя Энвер, но пронзительная, затемняющая разум боль в позвоночнике не проходила.

Энвер с трудом мотнул головой:

— Ничего.

— Но, Энвер Меджидович...

— Идите, потом поговорим.

Алтай попятился, попытался задержаться в дверях, но Энвер махнул ему рукой: «Уходите!»

Он позвонил и сказал секретарше, что он на час уезжает и чтобы она вызвала машину. Он шел по коридору и знал, что увидевшие выражение его лица встречные оглядываются ему вслед. «Абсолютно не умеешь владеть собой», — ругал он себя, а боль между тем не проходила.

В коридоре поликлиники царила спокойно-умиротворяющая атмосфера. Солнечный свет лился из широких окон и фильтровался через ярко-зеленые ветки пальм, расставленных в кадках вдоль всего коридора. Он назвал свою фамилию миловидной девушке в окне регистратуры.

— А номер карточки вы не помните?

— Нет, — сказал Энвер, — я у вас редко бываю.

— Вы владелец карточки или член семьи?

— Владелец, — сказал Энвер.

Она быстро отыскала карточку.

— Вам в какой кабинет?

— К терапевту, — сказал Энвер.

— Пожалуйста, пройдите в кабинет, карточку я пошлю с сестрой. Но доктора Гасанова сегодня нет, у него выходной.

— А я не спрашивал доктора Гасанова, — удивился Энвер. — Мне просто к терапевту.

— Простите, — сказала сестра, — я ошиблась, его другие спрашивали.

Врач не заметил, когда он вошел в кабинет. Это был полный человек в белом полурасстегнутом халате. Абсолютно голый блестящий череп, очки в массивной черной оправе и впадинка на тщательно выбритом квадратном подбородке придавали ему сходство с классическим типом доктора Айболита. Трубка телефона утопала в его огромной кисти.

— Я ему говорю, слушай, для чего мне эти курсы, я на этих курсах повышения квалификации три раза уже был, в 56-м, в 61-м, 65-м, я уже сам могу преподавать на этих курсах. Для чего мне это нужно, с мальчишками сидеть там? А он мне говорит: «Я тебя прошу, ради меня сделай это, иди». Ну раз главврач так просит, разве можно отказать. Согласился. — Он раскатисто расхохотался в ответ на что-то сказанное собеседником и тут увидел Энвера… — Извини, пожалуйста, — сказал он в трубку, — я тебе потом позвоню, пришли тут ко мне.

— Здравствуйте, добро пожаловать, — сказал он Энверу, блеснув ровным рядом золотых зубов, — чем могу служить?

Энвер рассказал ему, в чем дело.

— Физической травмы недавно у вас не было?

— Нет.

— А очень сильной простуды или охлаждения?.. Ага, не было, значит... А как с аппетитом? Не очень хороший. А вес тела у вас постоянный? Колебаний никаких не наблюдали?

Энвер сказал, что к осени он похудел на шесть килограммов и весит сейчас восемьдесят четыре килограмма, и это его нормальный вес.

— Ну, нормальный или ненормальный, это смотря с какой стороны смотреть, — сказал врач. — А с чего это вы так похудели?

Энвер неопределенно пожал плечами.

— Я был рад, что похудел, — только и сказал он.

— Раздевайтесь. Сейчас боль ощущаете?

— Нет, — сказал, раздеваясь за ширмой, Энвер; врач тем временем просматривал принесенную сестрой медкарточку.

— Последний раз вы были в поликлинике год назад. Ни одного анализа, ничего, пустая карточка. Наши пациенты только и обращаются к нам, когда что-то начинает болеть. А ведь обращаться к врачу надо гораздо раньше, гораздо... Вы недавно физически напрягались?

— Нет, вернее, не помню... Скорее всего нет.

— Гм... Прилягте на кушетку, пожалуйста.

Пальцы врача прощупывали каждый позвонок.

— Болит при нажатии?

— Нет.

Он постучал кулаком под ребрами, по пояснице.

— Болят?

— Нет.

— Симптом Пастернацкого не подтверждается, — пробормотал врач. — На почки никогда не жаловались?.. Нет. Одевайтесь.

— Вам надо произвести все анализы — крови, мочи... И самое главное — рентген... Прямо сейчас же... Я отмечу на направлении, что это срочно!.. Через двадцать минут ему дали снимок с изображением его скелета. На черном фоне отчетливо были видны светлые позвонки, образующие прямую, утончающуюся в концах. На другом — позвоночник слегка напоминал ему вопросительный знак. Энвер повертел снимок и вошел в кабинет.

— Вот снимки, — сказал он.

— А, снимки, прекрасно, давайте, — врач долго изучал их, разложив на белом листе на столе, потом по? смотрел их на свет, глянул на Энвера и почему-то отвел взгляд.

— Отчетливых изменений костной массы я не наблюдаю, — сказал врач. — Впрочем... — Он сел за стол и стал записывать в медкарточку.

Энвер никак не мог вспомнить, кого из знакомых так напоминает ему врач. Он даже на минуту забыл о болезни, так мучительно ему хотелось вспомнить, на кого же похож этот врач. Тот вынул из кармана вчетверо сложенный платок и, развернув его, вытер вспотевшую лысину.

— Вы знаете что, —сказал он, старательно глядя мимо Энвера. — Вы зайдите в 14-й кабинет, пусть там вас посмотрят. Одна голова хороша, как говорится, а две еще лучше... Идите, а карточку я пошлю.

— А что это за кабинет? — спросил Энвер, собираясь уходить.

— Онкологический, — сказал врач. — Только вы не пугайтесь, — он почти естественно усмехнулся, — а то, знаете, у неспециалистов такое мнение, что раз онкологический, то обязательно рак. А рак, знаете, тоже современной медицине не страшен. Совсем не обязательно, чтобы у вас был рак. Самое главное, чтобы мы его вовремя установили, — как будто спохватившись, сказал он. — Мы это практикуем, узнаем мнение всех специалистов. И потом, вы знаете, осторожность никогда не мешает, а то потом разговоры, что поздно спохватились... Вы только не пугайтесь, считайте, что это просто очередной осмотр...

— Да я не пугаюсь, — сказал Энвер. Он подошел к 14-му кабинету и остановился перед запертой дверью.

— А четырнадцатый у нас работает по понедельникам и четвергам, — сказала проходящая мимо сестра.

Когда он вернулся в терапевтический, врач продолжал еще изучать его рентгенограмму.

— Закрыт? Придете в понедельник. И как раз будут известны результаты всех анализов. Я карточку сдавать в регистратуру не буду, в понедельник скажете, что она здесь. А на случай возобновления болей я вам дам лекарство, только вы уж принимайте его в случае крайней необходимости, — он выписал рецепт, — зайдите по дороге к главврачу, чтобы он поставил печать. Это болеутоляющее.

Энвер вышел в коридор. Это был обыкновенный коридор поликлиники с батареями парового отопления под окнами, с пальмами в кадках и с надписями «У нас не курят». А в коридоре чинно сидели на скамьях пришедшие к врачам по поводу каких-то болезней или просто за бюллетенями, и среди них не оказалось ни одного знакомого. Энвер не торопился уйти из поликлиники, ему казалось, что все-таки это недоразумение, ему даже хотелось вернуться еще раз к врачу, он совсем было собрался вернуться, но потом решил, что это совершенно не нужно и что это произведет на врача просто странное впечатление. Он вспомнил, что главврач должен поставить печать на рецепте, и зашел к нему в кабинет, и тот оказался незнакомым, и это тоже было странно, потому что обычно, стоило Энверу куда-нибудь прийти, как у него там оказывалось огромное количество знакомых, и это иногда даже было ему в тягость. А здесь ни одного знакомого — просто удивительно. Главврач взял рецепт и внимательно прочитал его, потом посмотрел на Энвера и совсем было собрался что-то сказать ему, или Энверу так показалось, но потом ничего не сказал, а достал из ящика письменного стола печать и приложил к рецепту. А Энверу очень хотелось, чтобы этот главврач, у которого было спокойное, умное лицо, сказал бы ему что-нибудь или хотя бы спросил, для чего ему это выписали такой рецепт, но врач ничего не спросил, а разговаривать первым с незнакомыми людьми Энвер не привык, вернее, когда-то, наверное, умел это делать, но давно ему не приходилось заговаривать первым с незнакомыми людьми.