Мальчик и революция. Одиссея Александра Винтера - Артем Юрьевич Рудницкий

Кесельманы во всех этих передрягах уцелели, хотя приходилось им несладко, как почти всем одесситам. В дневнике Александра Винтера об этом говорится в более поздних записях, датированных 1936 годом. Не исключено, что он собирался написать обо всем этом подробно, но не успел и остались лишь отрывочные заметки:

…жестокости на наш век хватит. С лихвой. Все началось еще тогда, в революцию и гражданскую, когда убивали без разбору. Каждый прожитый день был как подарок. Самое ужасное, что люди привыкли и перестали удивляться при виде смерти и крови.

Важно подчеркнуть, что Шура не просто выживал, затаившись дома и не высовывая носа на улицу. Немного повзрослев, вместе с другими мальчишками и девчонками, создал организацию юных интернационалистов. Так он именовал ее в дневниковых записях. Не исключено, что это была та самая организация, о которой рассказывала в своих воспоминаниях Надежда Улановская[6] (как и Шура, одесситка, старше его всего на год) и называла ее – Молодой революционный интернационал, или МОРЕВИНТ. Улановская писала:

Всё прекрасное было связано с революцией. Это про таких, как я, говорилось: «Кто был никем, тот станет всем». Единственное, что меня сокрушало – что не удастся погибнуть за революцию, потому что она уже совершилась. И когда в Октябре оказалось, что за неё ещё надо бороться, я приободрилась.

Такие чувства были характерны и для Шуры Кесельмана.

Улановская рассказывала, как ребята доставали оружие и патроны, как тренировались в стрельбе. А вот что об этом было написано в дневнике Шуры:

15 апреля 1918 г.

Коварж соорудил капсюльный пистолет. Отыскал какое-то старье, какие-то обломки у себя на чердаке, связал проволокой, приладил затвор, который нужно оттягивать двумя пальцами и резко отпускать. Вместо пули в дуло забивает кусочки свинца. Боюсь, что эту штуку разорвет, если он выстрелит.

Коварж – чешская фамилия. Им мог быть один из членов «юного интернационала», возможно, одноклассник Шуры. А разорвало или нет его самодельный пистолет, неизвестно, записей об этом не сохранилось. Зато упоминается, что у самого автора дневника появилось оружие, причем не самодельное. От кого-то из взрослых руководителей организации. Но произошло это значительно позже:

10 февраля 1919 г.

Теперь у меня настоящее оружие. Ура товарищу Андрею!! Я не подведу. Буду биться за счастье всех угнетенных, за всех нас, за мировую революцию.

Кем был товарищ Андрей, какое именно оружие он передал Шуре, не уточнялось. Наверное, револьвер, автоматические пистолеты тогда были меньше распространены. И мы не знаем, пришлось ли пускать это оружие в ход. Вполне вероятно, ведь как раз в то время в Одессе активизировалось красное подполье и Шура и другие революционно настроенные юноши и девушки принимали участие в боевых операциях.

А когда в 1919 году в Одессе установилась советская власть (пока только на короткий срок), подросток Кесельман пошел добровольцем в Красную армию. Был зачислен в 8-й Стрелковый полк 45-й дивизии самокатчиком, то есть бойцом-велосипедистом.

Ему и 14-ти не исполнилось. Ну и что с того? Аркадий Голиков (позже получивший широкую известность как детский писатель Гайдар) тоже пошел в армию в 14-ть, а в 16-ть был уже командиром полка. Шура в командиры не выбился, но повоевать пришлось.

45-я дивизия была сформирована приказом Реввоенсовета 12-й армии от 16 июня – из частей 5-й Украинской советской дивизии и повстанческих отрядов. И приняла участие в ожесточенных боях под Одессой летом 1919-го – отражая наступление белых.

Затем боец Кесельман перешел в знаменитую бригаду «Красных курсантов», сформированную из выпускников Пулеметных курсов, созданных в Москве еще в 1918-м, и местных жителей, вставших под ружье, чтобы защищать советскую власть. Эта часть считалась одной из самых надежных и боеспособных, курсанты стояли насмерть. Отчасти это было результатом боевой выучки, но профессиональной подготовкой могли похвастаться далеко не все. Зато решительности и отваги им было не занимать. Белые их ненавидели и побаивались.

Командир Дроздовской дивизии генерал Антон Туркул в своих воспоминаниях охарактеризовал бригаду курсантов, конечно, негативно, но признавал, что это была серьезная боевая единица:

Курсанты, если это были они, привалили на южный фронт, одурманенные удачами, безнаказанностью, легкостью расправ над восставшими обывателями и крестьянами. Среди них, как мы знали, была революционная учащаяся молодежь; были даже некоторые юнкера и кадеты, сбитые с толку всеобщим развалом и нашедшие в красных военных школах видимость знакомого быта. Но много было и наглой городской черни, которую до революции называли хулиганами.

Это было смешение революционных подпольщиков с городским отребьем, армейскими неудачниками и переметами. Все были, конечно, коммунистами. Это была ядовитая выжимка России, разбитой войной, разнузданной и разъеденной революцией. Это была страшная сила.

Вот так. Сказано с ненавистью, но и с определенным уважением. Страшная сила. И обратим внимание на упоминание «революционной учащейся молодежи», пополнившей ряды курсантов. Как раз к этой категории относился Шура Кесельман.

Туркул красочно и с удовольствием описывал, как дроздовцы громили курсантов под Ореховым (город в Запорожье, в 400 километрах к востоку от Одессы), отмечая при этом невероятные храбрость и упорство этой бригады:

Красные курсанты идут по городу. Они очнулись от утреннего огня. Их второй вал будет яростнее первого. Курсанты идут в атаку с пением. Они переиначили нашу белогвардейскую “Смело мы в бой пойдем за Русь святую»”:

Смело мы в бой пойдем

За власть трудовую

И всех «дроздов» побьем,

Сволочь такую.....

Потери у курсантов были огромные, еще одно свидетельство Туркула:

На площади, куда мы вышли, мы могли убедиться в страшной силе нашего огня. Площадь была вповалку устлана мертвыми курсантами. Убитые лежали так тесно и такими грудами, точно их швыряло друг на друга. Застигнутые огнем, они, по-видимому, сбегались, жались в кучки, и пулеметы сметали всех.

Шура никаких записей в те дни не вел, не до того было, а позднее написал всего несколько строк:

Орехово стало нашим кладбищем. Нас убивали, мы умирали. Меня оглушило взрывом, а потом завалило трупами. Я очнулся от того, что лицо заливало кровью. Моих раненых и убитых товарищей. Ночью я незаметно выбрался и пошел искать своих.

После неудачи под Ореховым от бригады остался небольшой отряд, который окончательно был разбит под Михайловкой. Героизм и бесстрашие красных