Скачу за радугой - Юзеф Принцев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Зуб, что ли? — сонно спросил из темноты Пахомчик.
Генка не ответил. Он смотрел на белеющий под потолком плафон. Точно такие же еще недавно висели в клубе. Теперь их надо срочно вешать обратно. Завтра же ночью! А если на утренней линейке его шуганут из лагеря? И что он скажет ребятам? Зачем снимали? Да и не похожи они вовсе на маски, эти плафоны! Чтобы не видеть ненавистный плафон, Генка натянул на голову одеяло и опять с надеждой подумал: «Вдруг случится чудо и никто ничего не узнает?» Но тут же вспомнил уверенные слова начальника: «Все узнаем. Не на Марсе живем!»
«А хорошо бы! — размечтался Генка. — Вызывают на линейке, а я уже — тю-тю! Где Орешкин? На Марсе!»
Генка блаженно улыбнулся и свернулся калачиком под одеялом, оставив маленькую щелочку у глаз. В телочку уютно светила луна, и еловая ветка за окном, покачиваясь от поднявшегося ветра, то открывала, то опять закрывала незнакомую Генке яркую звезду.
«Марс!» — почему-то решил Генка и чуточку приоткрыл одеяло. Звезда светилась то слабее, то сильнее, и от этого была то дальше, то ближе. Если Генка закрывал левый глаз, звезда перемещалась вправо, если правый — влево, и Генке казалось, что это он сам шагает с одной звезды на другую в черной невесомости космоса. Тело его и вправду стало легким-прелегким, и, засыпая, он вдруг увидел Олино лицо в скафандре, похожем на плафон. Она протягивала к нему худенькие руки и говорила:
— О Сын Неба! Возьми меня на Землю! Я хочу видеть зеленые горы, белые облака, синее небо! Ты добрый великан из моих детских снов!
И Генка поднимал ее на своих сильных руках и бережно нес к сверкающему кораблю, а за ними бежал, путаясь в длинном черном халате, Тяпа и что-то угрожающе кричал и размахивал палкой с блестящим шариком на конце. Из шарика летели голубые молнии, но уже захлопывался люк, и корабль взмывал в небо, стремительно уносясь к далекой маленькой звездочке, ближе которой нет во всей Вселенной.
Чудо, о котором мечтал Генка, свершилось!
На утренней линейке о них не было сказано ни слова. Людмила представила нового вожатого, объявила распорядок дня, назначила дежурных и распустила линейку. «Семерка» недоумевала. За завтраком они сидели молчаливые и растерянные. Только Пахомчик восхищенно повторял:
— Витамин-то? Ну Витаминчик! Молоток!
— Начальника ждет, — умерил его восторг Тяпа. — Приедет из города, он и доложит.
— А Людмиле почему не сказал? — не сдавался Пахомчик. — Не все равно ему?
— Сравнил! — Тяпа допил лишнюю кружку какао и пошарил глазами по столу: нет ли где еще бесхозной. — Людмила твоя что? «Пионер — всем ребятам пример!» А у начальника зарплата в руках, питание, премии там всякие. Понимать должен, не маленький!
— Врешь ты все, Тяпа! — вдруг закричал Шурик. — Врешь!
Он бросил ложку, она со звоном полетела куда-то в сторону, но Шурик даже не взглянул на нее. Он стоял против Тяпы, сжав кулаки, маленький и тонкий, и губы его странно подергивались.
— Во псих! — спокойно сказал Тяпа и оглянулся на бежавшую к ним дежурную по столовой. — Тебя трогали? Ты чего в пузырь лезешь?
— Что случилось, Озеров? — остановилась перед их столом дежурная.
— Какаом обжегся, — ответил за Шурика Тяпа. — Я ему говорю: дуй — а он не слушается.
— Осторожней надо, Озеров, — успокоилась дежурная. — Ложку отнеси в мойку и скажи, чтоб тебе дали чистую. Ты слышишь меня, Озеров?
Шурик выдохнул воздух, кивнул и, поискав глазами упавшую ложку, поплелся между столиками к раздаточному окну.
— Ну, Тяпа! — процедил сквозь зубы Генка. — Ты допросишься!
— А чего? — захлопал ресницами Тяпа. — Сказать нельзя?
— Ты говори, да не заговаривайся! — Генка поднялся и направился к выходу из столовой.
— Да брось ты, Ген! — побежал за ним Тяпа и, заглядывая в глаза, быстро-быстро заговорил: — Он, может, и не скажет! Витамин-то! Чего ему с нами отношения портить? А, Ген? Подработает к стипешке, и ладно! Студент небось? Как думаешь, Ген?
— Да не трещи ты! — отмахнулся от него Генка.
— Я не трещу! — хитро заблестел маленькими глазками Тяпа. — Я разговариваю! А что ты сегодня такой сердитый? Спросить тебя можно или нет?
— Ну? — остановился Генка.
— Что с масками делать будем? — прищурился Тяпа. — Так обратно и повесим?
Генка взглянул в щелочки Тяпиных глаз и насмешливо сказал:
— А это не маски. Скафандры.
— Какие еще скафандры? — опешил Тяпа.
— Космические! — уже на ходу ответил Генка и небрежно добавил: — Сегодня летим на Марс!
Генка скрылся за углом столовой, а Тяпа все еще стоял на прежнем месте.
Два пробегавших мимо малыша остановились и, подражая Тяпе, постояли с открытым ртом. Потом засмеялись и побежали дальше.
V
Первый отряд сидел на полянке вокруг нового вожатого и, скучая, смотрел, как Вениамин с озабоченным лицом листает какую-то толстую книгу.
— «О-пре-де-ли-тель!» — прочел Тяпа название на обложке и громогласно объявил: — Определять будем, пацаны!
— Кого? — спросил Пахомчик и лег на спину, подставляя лицо солнцу.
— Тебя, например! Или Шурика.
— А куда? — заинтересовался Пахомчик.
— Тебя — в колонию, Шурика — в детский сад! — захохотал Тяпа, но на всякий случай отодвинулся от Пахомчика и оглянулся на Шурика. Тот их не слышал. Лежа на животе, он увлеченно рассматривал в лупу муравьев.
— А Озеров по сырости ползает! — доложила вожатому Ползикова, аккуратная девочка с тонкими бровками и по-старушечьи поджатыми губами.
— Ну и пускай ползает, — рассеянно отозвался Вениамин.
— А нам не велели! — настаивала Ползикова.
Вениамин отложил книгу и поискал глазами Шурика.
— Озеров, ты что потерял?
— Ничего я не потерял, — с достоинством ответил Шурик. — За муравьями наблюдаю.
— Интересно? — спросил Вениамин.
— Ага! — кивнул Шурик и уткнулся в лупу.
Вениамин не без зависти посмотрел на него и снова углубился в книгу.
— Жарко… — зевнул Тяпа. — Купнемся, Конь?
— Не… — помотал головой Конь. — Мешок у меня. — И показал на кусты орешника.
— Да кому он нужен! — фыркнул Тяпа и вдруг перешел на шепот: — Атас!
К ним шла Людмила. На ней был джерсовый костюм с блестящим комсомольским значком на лацкане, белые туфли на высоком каблуке, в руках — кожаная папка на молнии. Ползикова вскочила и вскинула руку в салюте. За ней нехотя поднялись остальные.
— Здравствуй, Нина! — улыбнулась Ползиковой старшая вожатая. — Садитесь, ребята. Чем занимаемся?
— Да вот… — Вениамин повертел в руках книгу. — В город?
— На методичку вызывают, — кивнула Людмила. — Что у вас по плану?
— Сбор лекарственных трав.
— Ну и как?
— Пока никак! — вздохнул Вениамин. — Ничего в этой науке не смыслю.
— А чего тут смыслить? — засмеялась Людмила. — Ромашка, ландыш, зверобой. Вот и вся наука!
— Не скажите! — покачал головой Вениамин. — Я всегда думал, что картошка, а она, оказывается, «солянум туберозум»!
— Красиво! — мечтательно запрокинула голову Людмила. — Но лучше просто: «Здравствуй, милая картошка!..»
— «Тошка-тошка-тошка!» — старательно подхватила Ползикова, но, услышав, что поет одна, осеклась.
— Солистка! — сказал за ее спиной Шурик.
Ползикова заморгала реденькими ресницами и, еще тоньше сжав губы, подошла ближе к Людмиле. Та, осторожно ступая по траве, вышла на тропинку и, взглянув, не запачкались ли туфли, помахала рукой Вениамину:
— Счастливо! — Потом обернулась к Ползиковой: — Тебе что, Нина?
— А Озеров на животе ползает. С лупой! — сообщила Ползикова и мстительно оглянулась на Шурика.
— Зачем тебе лупа, Озеров? — спросила Людмила. — Видишь плохо?
— Хорошо я вижу, — буркнул Шурик.
— Не груби, Озеров, — нахмурилась Людмила.
— Я не грублю, — с ненавистью глядя на Ползикову, отчеканил Шурик.
— Нет, грубишь! — Лицо Людмилы стало покрываться красными пятнами. — Дай-ка сюда лупу!
— Людмила Петровна… — попытался вмешаться Вениамин, но остановить Людмилу было невозможно.
— В конце смены получишь. Будете костры от солнца разжигать, пожар устроите. Давай сюда!
Шурик коротко вздохнул, положил лупу в протянутую руку Людмилы и, ни на кого не глядя, отошел в сторону.
— Он костры не разжигал никогда, — мрачно сказал Генка.
— Давай без адвокатов, Орешкин, — Людмила сунула лупу на дно папки, застегнула молнию. — О себе думай, на волоске висишь!
И, чувствуя себя особенно ловко в городском костюме, легко пошла по тропинке.
— Красивая Людмила Петровна, правда? — заглядывая в глаза вожатому, спросила Ползикова.
Будто не расслышав, Вениамин хмуро сказал:
— Пошли в овраг, что ли? Там, наверно, этих ландышей навалом!
