Месть — штука тонкая - Сергей Александрович Ермаков

— Я себе на прошлой неделе прикупил новый Mitsubishi-Pajero, — рисуясь перед провинциальными «шишками», небрежно поведал московский депутат, ставя стопку на стол, — а то моей «бээмвухе» седьмой серии уже полтора года, износилась, ход не тот, что был. Пусть на ней племянник ездит.

— А сын как же? — подобострастно спросил Рябиновский.

— Сыну я год назад «Порше» подогнал, — ответил Лазарев, — он у меня в Великобритании, в Ливерпуле, живет. Там у него свой бизнес. У них там свои понятия о том, что такое хорошая машина. Что поделаешь, молодежь…

Боброва «задушила жаба»: он не любил, когда у кого-то было что-то лучше, чем у него. Но, поскольку обладал губернатор скромным парком из четырех не самых престижных иномарок, то лишь скривил физиономию и глотнул коньяку, которого привезли из Армении специально по случаю его юбилея. Никитин, в душе которого кипела ярость, не смог промолчать и не вставить свою едкую реплику.

— Богато у нас депутаты живут, — прокомментировал он бахвальство Лазарева, — на зарплату машины покупаете?

Все присутствующие сочли вопрос губернаторского фаворита как удачную шутку и громко расхохотались. Вообще в кабинете присутствовала верхушка клана, и Никитин был тут совершенно неуместен. Депутат едва заметно дернул бровью. Хотя он и был на десяток лет младше Никитина, но не любил, когда всякие местечковые выскочки ему тыкали. А Никитин не считал большой заслугой депутатство в Думе, потому что видел, что проку от Думы для страны немного, а привилегий у них достаточно для того, чтобы безнаказанно обворовывать страну. Это было его личное мнение.

— А это, собственно говоря, кто такой? — намеренно спросил Лазарев у Боброва, дабы подчеркнуть ничтожность Андрея Егоровича тем, что с ним даже разговаривать западло.

— Это мой армейский друг Никитин, — ответил Бобров, — у него мебельная фабрика своя. Делает неплохие мягкие уголки.

— И всего-то, — брезгливо поморщился депутат, — а гонору, как у Рокфеллера.

Присутствующие опять разразились громким хохотом, дружно с презрением взглянув в сторону Никитина. Андрей Егорович побелел и сжал зубы от гнева. Рябиновский тихо восторжествовал. Сам он боялся что-либо подобное говорить Никитину, поскольку тот запросто мог взять его за шкирку и хорошенько тряхнуть. Но вот наконец-то нашла коса на камень.

— По крайней мере, я на свои «Жигули» честно заработал, — сдержанно сказал Никитин хамливому депутату.

Лазарев, который к тому времени уже отвернулся, чтобы взять бутерброд, услышав в свой адрес косвенное обвинение в воровстве, сдержанно оскорбился. Это выдали лишь его блеснувшие гневом глаза. Тем более что сказанное Никитиным не было таким уж измышлением, а, как говорится, сказанная правда сильно колет очи.

На последний свой джип Лазарев заработал быстро и небезынтересно. Он подготовил проект закона, который сильно ущемлял права рыбопромышленников, практически делал их бизнес стопроцентно убыточным. Об этом проекте намеренно «просочилась» информация в круги тех самых рыбопромышленников, и они незамедлительно пришли к Лазареву с челобитной. Депутат поломался для виду, потом у них на глазах порвал проект закона и уехал с места переговоров на новенькой Mitsubishi-Pajero.

—Ладно, ладно, — впрягся в назревающую ссору Бобров, — хватит вам, давайте лучше за банкетные столы двинемся. Там у нас сегодня молочные поросята зажарены.

—Плохую компанию ты себе подобрал, Бобров, — с пренебрежением сказал Лазарев, — не хочу я с оборванцами за одним столом сидеть.

Губернатор замялся, не зная, что предпринять. С одной стороны армейский друг, который, в общем-то, зарвался, а с другой — депутат, у которого можно денежку выпросить. Но Никитин сам предложил выход из ситуации. Он без слов повернулся кругом, вышел из кабинета, спустился по лестнице, прошел к гардеробу и попросил подать ему пальто. Через полчаса ему на мобильный позвонил Бобров и спросил:

—Ну, ты, блин, чё ты уехал? Мы бы всё уладили. Хотя зря ты так с ним разговаривал. Лазарев человек влиятельный.

—Вот сам и целуй его в зад, а я не буду, — ответил Никитин.

—Слушай, — рассердился Бобров, — ты говори, да не заговаривайся! С кем говоришь-то, хоть помнишь?

—А что ты считаешь, что если стал губернатором, так бога за бороду ухватил? — спросил Никитин.

—Смотри, — пригрозил Бобров, — я ведь добрый-добрый, но могу и по-плохому поговорить!

— Ты меня пугаешь? — пошел в атаку Никитин. — Чем ты меня пугаешь? Вашими ручными уголовниками? Я их не боюсь, а бизнес свой я честно веду, не прикопаешься!

— Посмотрим! — пообещал губернатор. — Захочу, отниму у тебя твой завод вместе со всеми рабочими!

— А ты со своей бандой только и гадишь вокруг, — ответил Никитин, — Рябиновские вокруг тебя собрались и воруют нагло, народ загнали в нищету, а ты, как кукла заводная, ничего не видишь!

Бобров, который из-за своего скудоумия считал себя хозяином области и вправду ничего не замечал, что им ненавязчиво управляют, очень обиделся.

— Ах, так! — закричал он. — Ну, погоди! И это все после того, что я для тебя сделал! Хотел тебя за уши в элиту втащить, а ты…

— В какую элиту? — усмехнулся Никитин. — Ты бредишь! В когорту воров? В клан этот? Не надо! Обойдусь! Сам целуйся со своими…

Он что-то сказал, с кем именно целоваться Боброву, но губернатор не услышал того обидного слова, которое Никитин присовокупил к своей последней фразе. Но догадался по смыслу.

Красный от гнева губернатор метнул телефон в стену и, брызжа слюной, завопил:

— Рябиновский!!!

Тот появился незамедлительно из приемной директора Дворца культуры. Рябиновский, который подслушал по параллельному телефону разговор Никитина с Бобровым, сделал вид недоуменный и внимательный. Бобров вскочил из-за стола, сметнул все бумаги работника самодеятельного искусства на пол и пнул ногой кресло.

— В порошок сотру! — завопил он.

— Кого? — с деланым интересом вопросил Рябиновский, ведь он уже знал, кого губернатор имеет в виду.

Бобров успокоился и сел за стол.

— Знаешь что, Ко-Ко, надо наказать как-то Никитина, — мрачно произнёс он, — чтобы неповадно ему было так себя вести! Распустился!

— Как это «наказать»? — как бы выразил несогласие Рябиновский. — Никитин — это же ваш лучший друг!

— Я тоже так думал, — буркнул Бобров, — а он вот так… Ладно… надо проучить его за дерзость, чтобы впоследствии придерживал свой язык.

Доктор наук, который в душе торжествовал, скроил сочувственную мину и намекнул:

— Неплохо бы заставить его извиниться перед Лазаревым. Депутат сильно обиделся. Слыхано ли, прилюдно обвинил уважаемого человека в воровстве. Если он не извинится, то Лазарев не пролоббирует наши интересы в Думе, а этот факт нам сильно повредит. Вы же знаете.

— Не будет он извиняться, я его знаю, — ответил Бобров, — не будет, и все тут.

— Можно заставить, — намекнул Рябиновский, — можно, если постараться.

— Как это ты его заставишь? — спросил Бобров. — Что ты сделаешь?

Рябиновский, который был давно готов к этому разговору, подсел к столу напротив Боброва и сказал:

— Я копался как-то в бумагах этого самого Никитина на право его владения фабрикой. Есть там кое-какие непорядки в оформлении. Оно и понятно, делалось все в начале перестройки, что-то потерялось, законы изменились.

— Ну и что? — не понял Бобров, даже не осознав того, а зачем доктору наук было копаться в делах Никитина. Бобров был слишком прост для того, чтобы заподозрить подвох.

— А то, что, если мы грамотно подцепим его, — сказал Рябиновский, — то можем его фабрики-то лишить. Оставить его голым и босым.

— Не слишком ли это много за то, что он сделал? — нахмурился Бобров. — Подумаешь, сказал депутату про машины. Ясно, что Лазарев не на зарплату себе джипы покупает! Никитина пугнуть надо, а не разорять, понял?

— Мы лишать его фабрики не будем, — поменяв тактику, убедительно втер губернатору Рябиновский. — Документы подготовим и поставим его перед фактом, что, мол, либо извинишься перед влиятельным человеком, либо тогда нам придется решиться на этот непростой шаг.

Бобров потер вспотевший лоб и спросил:

— А что, если он не извинится?

— Тогда мы не получим от Лазарева субсидии, — ответил Рябиновский, — миллиарды рублей, которые сейчас только лежат и ждут, куда их господин Лазарев направит.

— Ладно, — согласился Бобров, — деньги эти нам нужны, давай, готовь все документы и ко мне. Будем укрощать строптивца. Для его же блага.

И губернатор Бобров, искренне уверенный в том, что он поступает хорошо, проследовал в банкетный зал, где, поднабравшись русской водки, вызвал баяниста и запел свою любимую: «Любо, братцы, любо!»

Потирая вспотевшие ладошки, Рябиновский тут же помчался в гостиничный номер к обидевшемуся и покинувшему юбилейное торжество депутату, дабы доложить ему о том, что гнойный нарыв, неожиданно выскочивший на теле их благополучного царствования, скоро будет раздавлен.