Учебный роман - Кристин Уокер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да?
– Ага. Извини, конечно, но твоим эротическим снам не сбыться.
– Э-э-э… что-что?
Он ухмыльнулся:
– Ну, тебе же деньги нужны… и все такое. – Склонив голову набок, он косо посмотрел на меня: – Носки купить под цвет, наконец. Или лифчик, если сиськи начнут расти. А меня деньги не интересуют. У меня с этим проблем нет.
Я так и застыла, одновременно поникнув и окаменев. В общем, чувствовала себя как тряпичная кукла, которой в пятую точку вставили метлу.
Бритоголовый дружок Тодда, стоявший рядом, хихикнул и пихнул его локтем.
Когда они проталкивались мимо меня, Тодд наклонился к нему и шепнул:
– Бедный конь.
И они заржали.
И тут я поняла. Ту карикатуру нарисовал Тодд. Поэтому там и не пони, Тодд думал, что это был конь. Не Аманда. А Тодд. Чтобы унизить меня перед всеми.
Урод.
Я схватила хот-дог и швырнула его в безупречный блондинистый затылок своего муженька. ПЫЩ. Вся башка изгваздана кетчупом, а по спине съезжает жирная сосиска. В яблочко.
– Какого?.. – Тодд резко развернулся.
– Это тебе за твое художество поганое, – объяснила я.
Тодд приблизился ко мне в два гигантских шага, придвинул свое лицо к моему и прорычал:
– Поиграть решила, принцесса в мокрых штанах? Отлично. Поиграем. До встречи в пятницу. Добро пожаловать в ад, дорогая супруга. – И ушел.
А у меня в голове осталась одна мысль:
Игра начинается.
Глава четвертая
За ужином я рассказала родителям о нашем брачном курсе.
– Просто смехотворно, – сказала мама, нарезая острого цыпленка по-тайски.
– Почему? – спросил папа.
– Чего они надеются добиться, сведя вместе подростков, которые едва друг друга знают? Выбора-то у них нет.
– И что?
Мама положила нож с вилкой на глиняную тарелку – год назад на выставке мастеров мы купили целый набор.
– Как это может пригодиться в жизни? Разве это научит их выбирать партнера? – возмутилась она.
Папа наклонился к ней поближе:
– А, по-твоему, каким этот курс должен быть?
Тут мне нужно кое-что рассказать о своем отце. Он преподает политологию в Университете Северного Иллинойса и особенно любит сократовский метод, который заключается в том, что он по большей части просто сам задает вопросы. И все. Что бы ни сказал ему студент, отец обращает это в вопрос, который и задает тому же самому бедолаге. Он целую лекцию может провести, пользуясь лишь словами «почему?», «как?», «итак?» и «а вы как думаете?». Иногда я вынуждена задаваться вопросом, а знает ли он хоть что-нибудь о политологии сам. Но на кампусе он один из самых любимых преподавателей. К сожалению, тем же сократовским методом он пользуется и дома, что мы с мамой любим не всегда.
– Не надо разговаривать со мной, как со студенткой, – ответила она. – У меня может быть собственное мнение, и я не обязана его защищать.
– Ладно, если ты хочешь, чтобы твое утверждение осталось голословным, то пожалуйста. – Он пронзил вилкой шпинат и отправил его в рот.
– Мое утверждение не голословно, но это не твое дело.
– Это мое дело, раз уж ты высказалась вслух, – буркнул он, пережевывая зелень.
– Ты прикалываешься, что ли? – спросила мама. – Меня это уже бесить начинает.
Папа проглотил шпинат, улыбнулся и схватил ее за руку:
– Конечно шучу. Не злись. – Папа наклонился к маме и поцеловал ее. – Я просто играю.
Вот что игрой называют мои родители. Игра эта странноватая, но им, похоже, нравится. Чем бы родитель ни тешился…
– Я с мамой согласна, – высказалась и я. – Это случайное спаривание – просто ужас.
– Почему? – снова спросил папа. – В чем дело? Тебе что, неудачник какой-то попался?
Я тихонько крутила нож на столе.
– Нет. Наоборот. Звезда. И полный урод. Мне в этом человеке вообще все кажется отвратительным.
– Эй, ладно тебе. Не будь такой злюкой. Звезда тоже может быть лапочкой, – поддразнил меня он.
– Не этот. Если только, как он лапает свою подружку перед всем классом, не считается.
– Ой, такое всегда считается, – ответил папа.
Мама шлепнула его салфеткой:
– Итан…
– Это правда. Я все разы сосчитал. – И богом клянусь, он прямо при мне протянул руку и схватил ее за сиську. – Шесть тысяч двести восьмой.
Я отстранилась от них как можно дальше.
– Итан! – воскликнула я. – Не за обеденным столом!
Он повернул голову ко мне:
– Прошу меня простить, ваше святейшество.
Мама постаралась собраться:
– Фиона, миссис Миллер действительно говорила, что без этого курса вы не получите аттестатов? И школьный совет это принял?
– Так она сказала.
– Мне кажется, вопрос очень спорный, – сказала мама.
– В кои-то веки я с тобой согласна. – Я собрала вилкой оставшиеся зерна тайского риса. Составила из них букву «Т», которая символизировала Тодда, и раздавила рисинки.
– Я с этим так не смирюсь, завтра позвоню вашей директрисе, – пообещала мама. – А потом поговорю со школьным советом. Может, даже в газету напишу. – Она допила вино. – Смехотворно.
– Ох-ох, – сказал папа, – прячьте дочерей своих. Вив встала на путь войны.
Мама снова дала ему салфеткой.
– Да, мам, все это прекрасно, но ничего не изменит. А мне тем временем придется как-то разбираться с этим придурком.
Мама встала и понесла тарелку к раковине:
– Фиона, я считаю, что этот курс просто абсурден. Но пока тебе придется играть по правилам. Попытайся найти в этом парне хоть что-нибудь симпатичное или достойное уважения. Ну, или хотя бы сносное. Всего одну какую-нибудь черту. Этого достаточно. Концентрируйся на этом единственном плюсе, и ты будешь удивлена, как долго ты сможешь его выносить.
– Благодаря этому фокусу вы с папой еще вместе?
– Ну что сказать? У него отлично шоколадный милкшейк получается.
– А она отменно поет, – добавил папа.
– Я ужасно пою, – сказала мама.
– Да? Ну, тогда, наверное, нашему браку конец. – Он пожал плечами. – Хм… Интересно, а с кем это я тебя спутал, когда говорил, что ты хорошо поешь?
– Твоя мама прекрасно поет. Может, тебе к ней переехать?
– Ее хотя бы лапать можно.
Я встала:
– Все, с меня хватит. Я даже разрешения выйти из-за стола просить не буду, потому что вы просто чокнутые развратники, вы для меня больше не авторитет. Пойду в свою комнату.
Я поставила тарелку в раковину и ушла, но слышала, как они хихикали у меня за спиной.
Поднявшись на второй этаж, я растянулась на кровати и достала папку с документами к брачному курсу. Схватила дневник и ручку – я решила, что этот ужасный день стоит описать.
Среда, 4 сентября
Я-то думала, что сегодня меня ждет волнующее начало последнего учебного года. А оно получилось отстойное. Я оказалась на весь год ЦЕПЯМИ ПРИКОВАНА к человеку (его зовут ТОДД ХАРДИНГ), которого презираю. Мне посоветовали отыскать в нем хоть какую-нибудь черту, компенсирующую его недостатки, и концентрироваться на ней. Пока самым достойным в этом человеке мне кажется то, что он дышит. Хотя и этот факт под вопросом, потому что он вполне может оказаться зомби или каким другим мертвяком. Я бы, конечно, предпочла на всю жизнь остаться девственницей, чем жить с Тоддом Хардингом. Меня вполне бы устроила судьба чокнутой кошатницы. Мой дядя (Томми) как раз чокнутый кошатник – и он весьма счастлив. Хотя если подумать, то, наверное, на самом деле несчастлив.
Например, однажды, года три назад, мы поехали к бабушке на день рождения, ей тогда семьдесят пять исполнилось. Мы пошли в ресторан, и меня посадили как раз рядом с дядей Томми. Я попыталась завести с ним вежливую беседу ни о чем, а он вцепился в меня и начал рассказывать, что одна из двух его кошек болеет. С почками что-то или типа того. Спросил, есть ли у меня животные. Я сказала, что нет, и он обрадовался: «Хорошо. Из-за них столько переживаний. Я себе в этом году на сорокалетие купил Сарсапарель и Ни Хай. Но они лишь напоминают мне о том, какой я старый. А теперь Ни Хай еще и заболела. Я не знаю, как Сарсапарель будет жить без сестры».
Я посочувствовала. А дядя добавил: «И так у меня во всем. Вся моя жизнь – сплошные разочарования».
О’кеееей.
Что я, блин, на такое могла ответить? Слава богу, в этот момент подали закуски, и у меня появилась возможность с головой уйти в изучение креветок в кляре.
И это было три года назад. Можно лишь представить, каким озлобленным дядя Томми стал теперь. Я, конечно, надеюсь, что его кошки не умерли. В общем, я понятия не имею, каким боком это относится к освоению семейной жизни, но хотя бы пару страниц я уже исписала.
Глава пятая
Пятница. Утро. Первый урок. Нас, старшеклассников, опять собрали в аудитории. На сцене стояла уродливая белая арка, оставшаяся с прошлогодней постановки «Много шума из ничего». Ее украсили искусственными розовыми цветами и подсветили прожектором.