Владимир Высоцкий. Только самые близкие - Валерий Перевозчиков

– Ой, Володя, какая-то эта новая – некрасивая. Та была лучше.

– Мамочка, а ты знаешь, сколько она стоит?

– Ну, я в этом ничего не понимаю, но мне кажется, что та была интереснее.

Новоселье в квартире у Владимира Высоцкого на Малой Грузинской. Стоят: Борис Мессерер, Эдуард Володарский, Станислав Говорухин, Марина Влади, Владимир Высоцкий; сидят: Белла Ахмадулина, отец Высоцкого – Семен Владимирович, Василий Аксенов, Степан Плотников – сын фотографа Валерия Плотникова, Татьяна Сидорено с другом, Всеволод Абдулов с дочерью Юлией, мачеха Высоцкого – Евгения Степановна, Инга и Виктор Суходрев, Лиля Митта, Фарида Тагирова-Володарская, Александр Митта

Но, видно, она была ему нужнее, чем прежняя.

Когда Володи не стало, Марина меня как-то выпроводила из квартиры – на рынок или в магазин, уже не помню, – а они тут стали сами шуровать, канителиться. И когда я вернулась, увидела, что установки нет. Я тогда Валерию Янкловичу сказала: «Вам не кажется, что вы унесли второй гроб из дома?» – «Ну что Вы, Нина Максимовна, ничего подобного». В это же время пришел Никита, посмотрел, увидел и спрашивает: «А почему вы взяли папину установку? Он же на ней работал…». И Никита сам поговорил с Мариной. А я никому об этом ничего не говорила, правда, позвонила Семену Владимировичу:

– Куда-то исчезла Володина установка.

А еще я спросила вахтера: выносили вчера какие-нибудь большие ящики или коробки? Она говорит: нет, не выносили. Я сразу догадалась, что установка у Нисанова. И только через несколько лет это подтвердилось официально – Марина продала ее Нисанову за 11 тысяч. А Никита, когда сказал, что «папа работал!», спросил у Марины… Я захожу в комнату, а она уже на взводе, вся взвинченная…

– Вы что-то Никите сказали?!

– Ну, а что я ему сказала? Он уже взрослый человек, он сам все увидел и все понял. Он же несколько раз приходил к отцу, держал в руках тексты, а Володя работал.

В общем, все они считали, что все, что есть в квартире, – принадлежит Марине. О Володе уже никто и не думал. Потом я сказала Семену Владимировичу, что вынесли установку. И он позвонил Марине: «В чем дело?! Где установка?» А Марина и Никите, и Семену Владимировичу сказала одно – что установка Володе не принадлежала. Якобы это установка Бабека, и ее нужно было вернуть. И после этих разговоров они все сказали Бабеку, что, в случае чего, ты говори, что установка твоя.

А Никита говорит: «Что это за таинственная личность такая – Бабек? Машины – Бабека, установка – Бабека. А что у папы ничего своего не было?!»

Мне ничего не надо, но как-то это все не так делалось. Рукописи вывезли безобразно, фотографии тоже увезли. Потому что в тот момент – после смерти Володи – я ничего не соображала, ни о чем не могла думать. Это они что-то увозили, что-то привозили… А потом я получила анонимное письмо, что среди Володиных друзей есть предатели. Ведь кто-то же придумал легенду, что и машина, и установка принадлежали Бабеку. Но когда Марина поняла, что без установки большая комната как-то опустела и что-то в этом не то… Тогда мне купили маленькую установку, а я ей никогда не пользуюсь! Никогда!

Марина прилетела в очередной раз:

– Ну как установка?

– А я не знаю! Никогда и ничего на ней не делаю.

– Ну почему?

– А я не хочу.

Вот так они тут хозяйничали… Потом искали какие- то документы. Да, у Володи был еще один магнитофон, он стоял в спальне. Он включал его перед сном, обычно слушал какие-то классические вещи – его тоже кому-то отдали. И все это было на наших глазах, мы только смотрели и удивлялись.

И вот после всего этого – а ей еще кто-то что-то нашептал – она сама что-то надумала. И она уехала из дома, жила на даче. А я переживала, плакала, говорила по телефону:

– Почему ты уехала?! Кто тебе чего сказал? Возвращайся домой. Но она уже не вернулась.

Москва, Малая Грузинская, 19 января 1988 года

Еще о Марине, о ее книге, и о том, что происходило в июле 1980 года

– Валерий, вы приехали и уехали, а мы здесь живем. Первая гадость была – Маринина книга, и вы должны были сделать все, чтобы эта книга померкла… Я плакала, когда читала «Столицу»… (Журнал «Столица» – публикация «Скорбный лист, или Как умирал Высоцкий». Интервью В. Перевозчикова с Л. Сульповаром и А. Федотовым.) Как вы могли опубликовать это при живых родителях! Почему никто не пишет, как умер Даль? Как умер Богатырев?

И люди не молчат – звонят Мальгину (Андрей Мальгин – в то время главный редактор журнала «Столица». – В.П.). А вы знаете, что у палаточного городка, у самого Кремля один человек держал плакат: «Требую выяснения обстоятельств смерти Высоцкого!»

Я сама себя уговаривала – ну, может быть, это ничего… Я не могу сказать, что это гадко, – нет. Это написано по- доброму, но зачем?! Скажите, Валерий, зачем? Меня берегли, долго не говорили об этой статье… Вы должны были выступить в защиту Володи, а получилось… Может быть, вы запретите перепечатку? Да нет, это невозможно… А мне Володю так жалко!

Ведь это была болезнь… На Володю же невозможно было подействовать в таком состоянии, но мы же старались… Старались уберечь, чем-то отвлечь. Он же ничего не ел – мы варили бульоны, поили соками… И что это такое – «уход в пике»? Никуда он не уходил, его мозг постоянно работал, он страдал, и страдал тот, кто его любил. Мать страдала! Пусть это уже не тайна, но зачем еще раз?!

А последние дни?.. Я вернулась в Москву 10 июля. Володя сказал мне, что умер Колокольников (актер Театра на Таганке. – В.П.), что похороны через два дня… Но на похоронах Володя не был. 14 июля я тоже была у Володи. 16-го у него был концерт где-то за городом… Я им говорю: «Возьмите меня с собой. Я хочу поехать…» А Володя:

– Подожди, мама. Скоро будет концерт в Москве, вот тогда поедешь со мной.

Потом открытие Олимпиады – это 19 июля. Я фотографировала, но было такое оцепление, что ничего не получилось. Зашла к Володе, пришли дети… «Мама, возьми там, в холодильнике, покорми ребят… А я поднимусь к Нисанову…» Вернулся Володя уже плохой…

23-го – весь день была у Володи… Уехала поздно, легла спать. Две ночи не спала – отключила телефон. Просыпаюсь – звонок в дверь, соседи… «Вам звонят, Нина Максимовна! Срочное дело». Валера Янклович: «Нина Максимовна, отправлять или не отправлять Володю в больницу? Ваше мнение?» Я говорю: «Конечно, отправляйте! В любом случае отправляйте в больницу!»

Ну а 24-го… Снова целый день у Володи. Я же говорила Севе Абдулову. «Сева, останьтесь!» Так нет же – у него гастроли, репетиция… Если бы я была там ночью, может быть, Володя бы и не умер. Это гораздо раньше он мне сказал: «Я скоро умру, мамочка», – еще в марте… А если бы Володя тогда сказал: «Я сегодня умру…» – разве бы я не осталась?! Я бы, конечно, осталась.

Сульповар… Ну кто он такой?! Один раз видела его у Володи – ну и что? Эти люди не его врачи, а его враги. А Федотов?! Мы ему вообще не доверяем. Люди ходили к нему… Они его разнесли! Он сказал, что разговаривал с Перевозчиковым, что Перевозчиков записывал, но как получилось, что эта статья вышла, он не знает… Пусть он и признает свою вину… Да кто он такой?! Эти врачи неправильно лечили Володю. Мне один профессор сказал… У меня есть копия диагноза – и там все не совпадает.

Годяев Игорь… Приехал 25-го, после смерти, но он раньше появлялся в доме… Хотя Игорь больше крутился около Марины. И тут много загадок… Зачем он взял кассеты Вадима Туманова? Почему у него фотография Володи с Мариной на Таити? Сосед видел, что Годяев выносил какую-то коробку, а с чем?

Валера Янклович! Ну, что он нес на пресс-конференции?! (1 марта 1989 года. Пресс-конференция, посвященная выходу книги Марины Влади «Владимир, или Прерванный полет». – В.П.) Мне люди все рассказали… Валера же кричал в зал такие вещи, и после этого еще смеет приходить в дом?! Пришел летом на день памяти Володи, подходит ко мне – целоваться. Я отвернулась: «Мне не нужны ваши поцелуи!»

Семен Владимирович был просто в бешенстве – он был готов всех их разорвать на куски! Я допускаю, что Семен мог что-то резкое сказать Володе, может быть… Но он – отец Высоцкого, заслуженный человек, он имеет право. У него же двадцать шесть правительственных наград!

Марина… Всю страну наводнила ее книга – говорят уже три миллиона напечатано. Она пишет про 1500 писем! А сколько они прожили вместе, и зачем писать столько писем?! И куда они делись? Я их нигде не нашла… Валера, ведь я ее так любила… А как она меня изобразила в своей книге?! Она пишет, что семь бутылок водки – это была норма! Но ведь этого не может быть! Это даже алкоголики говорят…

В ВТО Марина сказала, что с родителями она не контактирует. А почему? Там показывали фильм Солдатенкова «Я не люблю»… Я все время хожу с бокалом – зачем это было нужно показывать?! Я бы никогда не пустила в дом Солдатенкова – это тогда Марина настояла. Я звонила председателю комитета по кинематографии…