Иерихонские трубы - Сергей Ильвовский

Ошеломлённые старички посмотрели на Мотылькова. Тоненький, старушечий голос растерянно протянул:

— А… кто это?

— Вот и спросите у него, — сказал Колапушин, брезгливо стряхивая с нового пиджака помидорные семечки, — кто он такой.

— Ирод! Сексот! — заверещала одна из старух, пытаясь ухватить Мотылькова за волосы.

— Эй, эй, полегче — заслонил его могучим телом Немигайло, уже успевший приковать Мотылькова к себе наручниками — Задержанных бить не положено.

— Чего, вы? Чего… забормотал Мотыльков, испуганно озираясь на разъяренных пикетчиков.

Вспомнив, о своей руководящей и направляющей роли, на сцену выступил Иван Платонович.

— Вы, собственно, кто? — строго обратился он к Колапушину.

— Старший оперуполномоченный Колапушин — ответил тот, внутренне усмехнувшись, — Уголовный розыск. Вот, пожалуйста — мое удостоверение. Только что, на ваших глазах задержан преступник, находящийся в розыске.

Большое спасибо вам, товарищи, — солидно произнёс Иван Платонович, давая понять оперативникам что аудиенция окончена.

— Эх, Мотыльков, — укоризненно сказал Колапушин, направляясь к выходу, — ну не хочешь по закону жить, так жил бы хоть по «понятиям». Больные, старые люди…

— Здоровее тебя, мусор! — огрызнулся Мотыльков. Их в психушках и вязали, и кололи, и «колёсами» кормили, а им хоть бы хны! Вона, как разоряется!

Под сводами подземного перехода гулко перекатывался крепнущий голос Ивана Платоновича:

— …Духовные наследники бериевских палачей не оставляют своих гнусных попыток внедриться в наши ряды! Они подсовывают нам стукачей и провокаторов, не гнушаясь использовать для этого даже уголовных преступников! Мы должны быть очень бдительны, товарищи! Мы не уйдём отсюда! Смело и решительно мы…

Глава 4

Подавленый, издёрганый, и ещё больше осунувшийся, по сравнению с утренней телепередачей Капсулев, сидел на стуле в кабинете Лютикова. Кроме самого хозяина в кабинете были Колапушин, и Немигайло, примостившийся около окна.

… -Почему, интересно, альбом этот так называется? — спросил Колапушин, вертя в руках какой-то журнал в красочной глянцевой обложке.

— Простите, что называется? — перевёл на него непонимающий взгляд Капсулев.

— Альбом этой вашей певицы, которая погибла, назывался «Иерихонские трубы». Почему такое название странное, библейское какое-то?

— Что за трубы такие? — с беспокойством уточнил Лютиков.

Капсулев безразлично пожал плечами, не понимая, к чему этот вопрос.

— Да… просто так. Обычный рекламный трюк. Варя Шаманка… это в её духе было — такой туман наводить. Она же ведьмочку из себя строила. Якобы она на сцене с духами общается, и всё такое. Хотя… о покойных плохо не стоит.

— А как вы думаете, — продолжил Колапушин — её гибель имеет отношение к смерти Балясина?

— Прямого, естественно, иметь никак не может, но он очень сильно переживал, — ответил Капсулев, утвердительно кивнув головой — пил много, психовал, и вообще всё не так у него пошло. Буквально за две-три недели сгорел.

— А у них что — вроде бы как отношения были? — снова вступил в разговор Лютиков.

— С Шаманкой? Ну… да. Были отношения…

— И как они складывались — отношения?

Колапушин, не понимая сути неожиданного поворота, с недоумением взглянул на Лютикова и перевёл взгляд на Немигайло, словно тот мог объяснить ему причину столь странного любопытства.

Оказалось — мог! Толкнув Колапушина локтем, Немигайло выразительно скосил глаза на стол, где, почти прикрытая деловыми бумагами, лежала книга в мягкой обложке с надписью «любовный роман». Рассмотрев, на что именно указывает Егор, Колапушин, в немом изумлении, возвёл очи горе. Слов у него не было, впрочем, даже, если бы они и были, вслух высказывать их, пожалуй, не стоило.

Похоже, Капсулев тоже не мог понять, чего же от него хотят услышать и, недоумённо повторил:

— Отношения?.. Ну, как…

— Любила она его?

— Это, конечно, интересный вопрос — подумал Колапушин, — только Шаманка эта погибла месяц назад и, к случившемуся ночью, прямого отношения иметь не может. Не слишком ли Савелий мыслию растекается?

Нарочито громко пошелестев бумагами, Колапушин кашлянул:

— Простите, Савелий Игнатьевич, можно я кое-что уточню?

Лютиков, потеряв мысль, недовольно разрешил:

— Ну, давай.

Вот, господин Капсулев — вытащив одну из бумаг и держа ее перед глазами, сказал Колапушин — заключение судмедэкспертизы. Тут же прямо написано: «Острый обширный инфаркт передней стенки сердца и межжелудочковой перегородки». Ну, тут ещё кое-что, но это уже так, мелочи. Несколько мелких кровоизлияний в различные внутренние органы, но такие незначительные, что эксперты категорически утверждают — они не могли привести, даже, к мало-мальски серьёзному недомоганию. Видимо сосуды были не очень хорошими, что, собственно, инфаркт и подтверждает. Следов травм не обнаружено. В крови довольно приличный процент алкоголя, но отнюдь не смертельный. В желудке остатки самого обычного средства против головной боли. Никаких ядов, никаких опасных химических веществ, никаких инфекционных заболеваний. Начинающийся панкреатит — ну, так сколько ни пить… Как видите исследование тела проведено очень тщательно и квалифицированно. Честно говоря, не понимаю, зачем вы к нам пришли. Кто-то не доверяет экспертизе? Так сейчас разные параллельные структуры есть — пусть к ним обращаются, если времени и денег не жалко.

— Да поймите, Арсений Петрович — Капсулев ухватил со стола пачку газет и потряс ими в воздухе — скандал ведь! Во всех газетах уже… «Последние полгода „Бал-саунд-рекордз“ безусловный лидер на рынке аудиопродукции» «Кому нужна смерть Дмитрия Балясина?» «Странная череда смертей» И другие, ещё похлеще. И это только газеты. Послушали бы вы, что о нас на некоторые радиостанции несут!

— Вы, что, правда, лидеры рынка — спросил Колапушин, тоже взявший несколько газет со стола.

— Не были бы лидеры, никто бы нас не поливал так. Враньё ведь полное! Во-первых на сердце он жаловался. Вы его врача спросите. Во-вторых, никто из его друзей такого сказать не мог.

— Но ведь сказал кто-то — тоже зашелестел газетами Лютиков — Мне эти ваши мастера культуры уже весь телефон оборвали. Не говорю уже о начальстве: «Почему скрываете причину смерти?!»

— Это провокация против нашей фирмы.

— У меня племянник сутками ваши компакты крутит — влез в разговор Немигайло — просто сдвинулся на этой «бум-бум-бум».

— Что за «бум-бум»? — недоумённо сдвинул брови Лютиков.

— «Техно» — модный танцевальный стиль — объяснил Капсулев — привет племяннику.

— И всё-таки — поинтересовался Колапушин — кому выгодно распускать слух об убийстве?

— Я, кажется, догадываюсь, но промолчу лучше.

— Ну и зря господин Капсулев — значительно произнёс Лютиков — Руководство наше, высказало пожелание — аккуратно тут разобраться.

— У меня, знаете, такое же пожелание.

— Вот и прекрасно. — Колапушин аккуратно свернул газеты и положил их на угол стола, — а вы-то сами, никого не подозреваете?

— А почему я к вам пришёл? Меня подозревать будут в первую очередь. Меня!

— Это почему? — насторожился Лютиков.

— Я же партнёр Балясина, мои — двадцать пять процентов. Теперь, после его смерти — ещё двадцать пять. Представляете, если обо мне слухи пойдут, что я убил лучшего друга из-за этих процентов?! Кто со мной дело иметь будет после такого?

— Представляем. Бизнес… — так многозначительно высказался Лютиков, что Колапушин чуть не прыснул — а откуда вам про эти двадцать пять процентов известно?

— Женя, после Вариной смерти, составил завещание и мне про него сказал. Понимаете, как теперь эти проценты мне боком выйти могут? Составил такое завещание — и тут же умирает! Вы уж разберитесь, пожалуйста, получше.

— Значит, думал о смерти все-таки… — Лютиков грузно поднялся из-за стола, давая понять, что разговор пора бы и закончить. — Разберёмся, не беспокойтесь, лучших работников на это дело выделяю. Только что задержали опасного преступника Мотылькова и, положив руку на плечо Колапушина, с удивлением спросил — чегой-то ты, Арсений, мокрый какой-то?

— Испачкался, замывать пришлось — досадливо ответил Колапушин.

— Вот я и говорю — нечего, понимаешь, в таком виде на службу ходить. Не кинорежиссёр.

Также, вставший со своего места Капсулев, с надеждой посмотрел в лица сыщиков и протянул руку.

— Одну секунду, Дмитрий Александрович — решил внести последнее уточнение Колапушин, — а вы не знаете, кому Балясин остальные пятьдесят процентов завещал?

Капсулев недоумённо взглянул на него.

— Вдове, естественно, Анфисе.