Наваждение - Дуглас Престон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Алоизий!
– Да ради бога, возьми же винтовку!
Слишком поздно. С таким же громовым рыком лев выскочил из зарослей, взметнув вихрь пыли и травы, и набросился на Хелен. Она закричала, попыталась столкнуть его; лев вцепился ей в руку, раздался треск ломаемой кости. Последнее, что запомнил Пендергаст перед тем, как потерять сознание, – отчаянно дергающаяся фигурка, которую лев тащит в высокую траву.
Глава 4
Окружающий мир оживал. Через соломенную крышу рондевааля слышался приближающийся рокот вертолета.
Пендергаст с криком сел и увидел окружного комиссара Уокинга – тот вскочил из кресла в дальнем конце комнаты.
– Вам нельзя волноваться, – сказал комиссар. – Вертолет уже здесь, все, что нужно, будет сделано…
Пендергаст силился подняться.
– Где моя жена? Что с ней?
– Будьте молодцом и…
Пендергаст вывалился из койки и с трудом встал, дрожа от еле сдерживаемого возбуждения.
– Где моя жена, сукин сын?
– Мы ничего не могли сделать. Лев ее утащил. Один из вас находился без сознания, а другой истекал кровью.
Пендергаст, шатаясь, двинулся к дверям, выхватил винтовку со стойки и переломил стволы; один патрон был на месте.
– Что вы делаете?!
Пендергаст щелкнул затвором и направил ствол на комиссара:
– С дороги!
Уокинг шарахнулся в сторону, и Пендергаст вывалился из хижины. Солнце уже садилось. Прошло двенадцать часов!
Комиссар бежал вслед за раненым и размахивал руками:
– Помогите! Помогите! Он спятил!
Вломившись в заросли, Пендергаст рыскал в густых травах, пока не отыскал след. Не обращая внимания на крики в лагере, не чувствуя боли, он ринулся вперед. Пять минут, десять, пятнадцать – и вот уже солончак, влеи, густая трава, заросли акаций. Выдохнув, Пендергаст рванулся в траву. Винтовкой, которую держал в здоровой руке, он раздвигал стебли. Наверху кричали потревоженные птицы. В груди у него жгло огнем, повязка на руке намокла от крови. Пендергаст шел, крича что-то невнятное; из разорванного плеча хлестала кровь. Вдруг он остановился, и крик замер у него на устах. Впереди в траве что-то лежало – маленькое, белое. Пендергаст уставился на предмет. То была оторванная кисть, и на пальце сверкало кольцо со звездчатым сапфиром.
От горя и ненависти Пендергаст издал звериный вопль, прыгнул вперед и вырвался из зарослей на открытую площадку, где спокойно глодал свою добычу лев с пламенеющей гривой. Пендергасту сразу открылся весь ужас: кости с остатками плоти, панама Хелен, клочья хаки… и – совершенно неожиданно – легкий запах ее духов, смешанный с кошачьей вонью.
Только потом он увидел голову. Она лежала отдельно и, словно по жестокой иронии, была совершенно целой. Голубые с фиалковыми крапинками глаза смотрели вдаль.
Пендергаст нетвердо прошагал вперед и встал в десяти ярдах от зверя. Лев поднял огромную голову и провел языком по окровавленным клыкам, невозмутимо глядя на человека. Отчаянно втягивая воздух, Пендергаст вскинул винтовку, подпер ее искалеченной рукой, отыскал взглядом мушку из слоновой кости. И нажал на спуск.
Тяжелая пуля вошла зверю в середину лба и, словно консервную банку, вскрыла череп, который разлетелся кровавыми ошметками. Огромный лев с красной гривой почти не шевельнулся: он опустил голову на свою добычу и так и остался лежать.
В нагретых солнцем кронах акаций кричали тысячи птиц.
Наши дни
Глава 5
Округ Сент-Чарльз, штат Луизиана
Серый «роллс-ройс фантом» повернул по изогнутой дорожке, и теперь колеса не только скрипели по гравию, но порой и шуршали по траве.
Следом за «фантомом» шел серебристый «мерседес» последней модели. Оба автомобиля остановились перед большим плантаторским домом в неоклассическом стиле, окруженным старыми дубами, с которых свисала бахрома испанского мха. Бронзовая табличка на фасаде сообщала, что поместье Пенумбра выстроено семейством Пендергастов в 1821 году и входит в государственный реестр исторических памятников.
Алоизий Пендергаст вышел из салона «роллс-ройса» и огляделся. Мягкий свет февральского вечера играл на греческих колоннах, полосами ложился на крыльцо под навесом. Над неухоженными газонами и поросшим сорняками садом плыл легкий туман. Среди кипарисов и мангровых деревьев сонно пели цикады. Бронзовые решетки балконов покрывала густая патина. Белая краска на колоннах потрескалась и отслаивалась. Кругом царил дух запустения.
Из «мерседеса» появился странного вида невысокий коренастый господин в черной визитке с белой гвоздикой в петлице. Походил он на дворецкого какого-нибудь эдвардианского закрытого клуба, но никак не на новоорлеанского юриста. Несмотря на солнечный день, под мышкой он держал аккуратно сложенный зонт. Рука, облаченная в желтую кожаную перчатку, сжимала дипломат крокодиловой кожи. Господин надел на голову котелок и слегка его пришлепнул.
– Мистер Пендергаст, не пройти ли нам… – Он повел рукой в сторону запущенного парка, что виднелся за оградой по правую сторону от дома.
– Конечно, мистер Огилби.
– Благодарю.
Щегольские ботинки юриста замелькали в мокрой зеленой траве. Пендергаст следовал за ним не спеша и без особого желания. Дойдя до ворот парка, Огилби распахнул их, и спутники вошли в дендрарий. Огилби оглянулся с озорной улыбкой и сказал:
– Возможно, мы увидим привидение!
– Это было бы здорово! – ответил Пендергаст в той же шутливой манере.
Проворными шагами юрист двигался по дорожке, некогда усыпанной гравием, а теперь заросшей. За стволом огромной тсуги небольшой участок парка охватывала ржавая металлическая оградка. В высокой траве виднелись покосившиеся надгробия из сланца и мрамора.
Юрист – у него намокли отвороты на брюках – остановился перед памятником, повернулся и взялся обеими руками за дипломат, дожидаясь, пока приблизится клиент. Пендергаст задумчиво прошелся по кладбищу, потирая бледный подбородок, и наконец остановился рядом со своим щеголеватым спутником.
– Ну что ж, – с дежурной улыбкой сказал юрист. – Вот мы и на месте.
Рассеянно кивнув, Пендергаст опустился на колени, раздвинул траву у внушительной могильной плиты и прочитал надпись:
Здесь покоится
Луи де Фронтенак Диоген Пендергаст
2 апреля 1899 – 15 марта 1975
TEMPUS EDAX RERUM[4]
Огилби, стоя позади Пендергаста, водрузил свой крокодиловый дипломат на надгробие, расстегнул замки и извлек некий документ. Придерживая дипломат, положил листок на него.
– Мистер Пендергаст! – Юрист протянул ему тяжелую ручку с серебряным пером.
Пендергаст подписал бумагу.
Огилби, в свою очередь, изобразил замысловатую подпись, шлепнул печать, проставил число и убрал документ в дипломат. Захлопнул крышку, щелкнул замками.
– Вот и все. Я засвидетельствовал, что вы посетили могилу вашего деда. Мне не придется лишать вас наследства. Во всяком случае, пока, – с коротким смешком заметил он.
Пендергаст поднялся, и юрист протянул ему миниатюрную ладошку.
– Всегда рад, мистер Пендергаст; надеюсь через пять лет снова насладиться вашим обществом.
– Взаимно, – сухо улыбнулся Пендергаст.
– Прекрасно! Я теперь в город. Вы со мной?
– Думаю заглянуть к Морису. Он обидится, если я не засвидетельствую ему свое почтение.
– Именно, именно! Подумать только, один присматривает за Пенумброй – сколько? – уже двенадцать лет! Знаете, мистер Пендергаст, – коротышка наклонился вперед и понизил голос, словно собирался поведать какую-то тайну, – нужно непременно навести здесь порядок. Вы можете выручить за поместье хорошую сумму, очень хорошую! Плантаторские дома начала девятнадцатого века – последний крик моды. Здесь получится отличный отель!
– Спасибо, мистер Огилби, но я, пожалуй, не буду с этим спешить.
– Как угодно, как угодно. Не задерживайтесь дотемна. Фамильные привидения и все такое…
Коротышка зарысил прочь, тихонько посмеиваясь и размахивая дипломатом. Пендергаст остался на кладбище в одиночестве. Он слышал, как завелся «мерседес», как заскрипел гравий под колесами, а потом наступила тишина.
Пендергаст еще немного походил по кладбищу, читая могильные надписи. Каждое имя пробуждало в нем воспоминания, все более и более странные и необычные. Здесь лежали перезахороненные останки родственников, извлеченные из семейного склепа на Дофин-стрит после того, как сгорел особняк Пендергастов. А кто-то еще при жизни выразил желание быть похороненным в родовом гнезде.
Солнце опускалось за деревья; золотистый свет тускнел. От мангровых болот потянулся через лужайку бледный туман. Воздух пах листвой, мхом и папоротником. Пендергаст долго стоял среди могил – молчаливо и недвижно, а на землю опускался вечер. Из окон плантаторского дома просачивался сквозь деревья желтый свет. Запахло горящими дубовыми дровами; этот запах неизбежно вызывал воспоминания о детстве, о лете. Из высокой кирпичной трубы лениво струился голубой дымок. Заставив себя двигаться, Пендергаст покинул наконец кладбище, миновал питомник и добрался до крыльца. Рассохшиеся доски протестующе заскрипели под ногами.