Сад Эдема - Виталий Ларичев

Спустя два года после этого вечера Буше де Перт нашел наконец невдалеке от абвильского госпиталя то, что долго искал, — первый камень, оббитый «допотопным человеком» (он пока еще не сомневался в реальности библейского потопа; разве многометровые песчаные толщи наносов в окрестностях Абвиля не подтверждают библейское сказание?). Невзрачный камень длиной 12 сантиметров с двумя отчетливыми сколами на поверхности нашел свое, место в его шкафу. Через много лет, как величайшую ценность, его передадут в знаменитый музей древности Сен-Жермен, который под Парижем, а пока он лишь начальный камень в коллекции, которую твердо решено собрать.

Буше де Перт с энтузиазмом продолжал поиски. Он подбирал у песчанистых обрывов камни, которые по форме напоминали приостренные топоры. Показывая их друзьям в Обществе естествоиспытателей, Буше де Перт уверял, что они оббиты целенаправленно (как же иначе объяснить их строго геометрическую форму?). Его выслушивали, но в сомнении качали головами. Буше де Перт, досадуя на непонятливость, записал в дневнике первые горькие слова: «Работа человека над камнем совершенно очевидна, но я один, кто это признает». Очень важно было найти оббитые камни непосредственно в слое земли.

К счастью, как уже говорилось, в Абвиле началось строительство канала, чтобы облегчить судоходство по Сомме. Сюда, к обширным земляным котлованам, почти ежедневно являлся Буше де Перт, а рабочие, уже знавшие его страстный интерес к оббитым камням и костям умерших животных, встречали его как давнего знакомого. Сам руководитель земляных работ господин Шалэ позволил Буше де Перту копаться в песке там, где дно канала уже выправлено и находится на глубине 6 метров от поверхности русла Соммы. Однако первые раскопки, которые он начал в июле 1837 г., вначале разочаровали: песок, бесконечный песок уходил вглубь, и ничего в нем не было.

Пожалуй, другой на месте Буше де Перта вскоре оставил бы это занятие. Но он верил в свою идею, и эта уверенность вознаградила его: 8 августа 1837 г. из нетронутого с первозданных времен слоя, залегавшего на глубине 7 метров, Буше де Перт торжественно извлек два рубила. А затем последовала новая находка — целое скопление кусков кремня, среди которых оказалось несколько оббитых. Буше де Перт знал цену документально зафиксированному факту — положение камней в слое зарисовывалось, а каждая находка получала номер, который надписывался на ее поверхности. Буше де Перт демонстрировал рубила друзьям, живописал обстоятельства открытия камней, а затем торжественно объявил: «С этого дня начинается новая страница изучения истории человека!»

Буше де Перт решил, что, пожалуй, настало время, чтобы о таком важном открытии узнали не только в Абвиле, но и в Париже. Он тщательно вымыл камни, приложил к ним аккуратно надписанные этикетки с указанием места и обстоятельств открытия, а затем, упаковав в ящик, послал рубила в столицу, в Академию наук. Ответа не последовало, но Буше де Перт не проявлял нетерпения: в Академии не поняли суть дела, но ничего — когда-нибудь поймут, на чьей стороне правда. В 1838 г. он устроил выставку своих находок сначала в Абвиле, а затем и в самом Париже. Результат тот же: над ним смеялись, его вышучивали. Тогда Буше де Перт составил доклад и вместе с камнями направил его в Академию наук. Ему и в этот раз не ответили.

Наконец, в 1839 г. Буше де Перт отправился в Париж, чтобы представить находки самим академикам и рассказать им о своих выводах. Его встретил непременный секретарь Академии геолог и математик Эли де Бомон, ярый поклонник теорий Кювье, и препроводил к специалистам. Беседа была тяжкой и неутешительной: камни сомнительны, а идеи не новы и в научном смысле еретичны. Де Бомон заметил в конце беседы, что если даже привезенные камни действительно оббиты, то они ведь «могли принадлежать римлянам, которые некогда строили военные лагеря в земле варваров». Буше де Перт горячился: он вовсе не утверждал, что люди, обколовшие камни, наши предки; не думал он и опровергать Кювье, ибо искренне полагал, что современники ископаемых слонов погибли во время одной из катастроф. Академики ограничились перед расставанием назидательно-нравоучительными и шутливо-ироническими замечаниями. Они требовали серьезного, а не построенного на эмоциях обоснования новых идей.

Вряд ли кто из них предполагал, что странный визитер из Абвиля постарается выдвинуть доказательства. И вот в течение трех лет, с 1839 по 1841 г., из печати один за другим вышли пять томов издания, озаглавленного: «О сотворении. Сочинение о происхождении и развитии живых существ». Буше де Перт упрямо доказывал в нем древность человека, и основанием ему служили каменные орудия, найденные в Абвиле. Специалисты встретили книги нескрываемо скептически. В откликах автор представлялся читателям дилетантом и даже нечистым на руку человеком, поскольку-де отсутствовала уверенность, что камни не подделал он сам или его друзья-землекопы. В этой связи вспомнили старую, восходившую к 1726 г. историю со скандальными «раритетами» почтенного Адама Берингера, который усердно публиковал в «Lithographia wircebur gensis» найденные им и студентами всевозможные окаменевшие фигурки, в том числе имевшие вид литер латинского алфавита, Известно, чем закончилась сенсация, когда сам Берингер извлек из древнего земного слоя «ископаемое», подозрительно напоминавшее собой по очертаниям «окаменевшее имя» незадачливого палеонтолога! Не случится ли то же самое в конце концов с таможенником из Абвиля? Как всегда, радикальные меры предлагали церковники (они призывали запретить издание, противоречащее духу Библии).

Буше де Перт, однако, не сдавался. Теперь, когда в 1841 г. неожиданно умер его самый преданный друг и единомышленник Казимир Перье, он продолжал борьбу в одиночестве. В 1844 г. ему повезло — в присутствии свидетелей, членов абвильского Общества естествоиспытателей, де Перт вынул из земли топоровидный, «в виде груши» камень с отчетливыми следами сколов и находившийся рядом с ним зуб слона. Он тотчас сообщил о знаменательном событии в Париж. Столица безмолвствовала. За оскорбительным молчанием чувствовалось презрение к «любителю науки», дерзко вознамерившемуся низвергнуть представления о древности человека.

В 1845 г. он опубликовал очередную книгу «О кельтских допотопных древностях», в которой подвел итог своим археологическим изысканиям. Он вновь обратился с письмом в Академию и просил назначить комиссию для проверки его выводов, изложенных в почтительно препровождаемом сочинении. Академия сформировала комиссию, но, очевидно, лишь для того, чтобы как-то утихомирить фанатично настойчивого археолога из Абвиля, поскольку никто так и не соизволил прибыть в городок на Сомме.

Чтобы обратить внимание «просвещенной публики» на камни со следами сколов, он безвозмездно предложил директору одного из парижских музеев свои коллекции, собранные за полтора десятка лет. Невиданное дело: вместо благодарственного письма — молчание. Его даже не удостоили ответом. То же предложение о щедром подарке он направил в академию. Эли де Бомон по долгу службы ответил давнему знакомому, и Буше де Перт с удивлением прочитал в письме вежливый, но категорический отказ. Возможно, по-своему тот был и прав: «Бойтесь данайцев, дары приносящих!»

Буше де Перт обратился тогда в респектабельный Институт Франции. Но Кювье здесь боготворили и подчеркнуто отрицательного отношения к домогательствам абвильского чудака не считали нужным скрывать. Не оправдались надежды Буше де Перта и на то, что кто-нибудь поддержит его на научных конгрессах. Так, Общество исследователей древности Пикардии на одном из своих собраний в г. Лионе объявило находки из Абвиля «случайными камнями, не имеющим ценности хламом». И вот потерявший терпение Буше де Перт стал отвечать своим критикам резко и даже озлобленно. Оценивая свою борьбу с могущественными противниками, Буше де Перт писал: «Я стою против огромной стены, против огромной одушевленной стены, имя которой Академия и Институт Франции…»

Следует, правда, признать, что Буше де Перт порой давал повод для критики в свой адрес и даже для скептического отношения к себе: в ходе дискуссии, например, обнаружилось, что он ничего не знал о ледниковом периоде и не был в курсе ряда важных открытий в первобытной археологии, упрямо верил в потоп, а «допотопных людей» называл просто кельтами. В сочинениях его попадались пустопорожние выдумки и беспредметное разглагольствование. Все это противники Буше де Перта искусно обращали против него. И все же, несмотря на демонстративное пренебрежение академиков, после почти двадцатилетней перепалки у Буше де Перта стали появляться сторонники, и не менее напористые, чем он сам. Один из них, Риголло, гордо объявивший себя впоследствии его учеником, физик и врач из городка Амьена, ранее сторонник «сверхортодоксальных взглядов» на проблему происхождения человека, однажды прибыл в Абвиль, чтобы не оставить камня на камне от заключений Буше де Перта. Он вернулся, однако, домой с твердым намерением открыть в окрестностях родного города нечто подобное, благо Сомма тоже протекала рядом с ним. Ученик оказался достойным учителя — в местечке Ашель Риголло вскоре открыл в речном гравии, вскрытом карьерами, такие же, как в Абвиле, топорообразные каменные орудия, которые залегали в земле вместе с костями вымерших гигантских животных.