Авиатор - Макс Мах
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Эн», — ответила Лиза. — «Ни».
— «Ник-Нис», — добавила, рассмотрев маркировку томов.
— Садитесь за стол, сударыня! — кивнула библиотекарь на ближайший стол. — Вы едва стоите на ногах, и лица на вас нет. Хотите, позову врача? Нет? Как знаете. Я сейчас принесу вам этот том.
И она принесла.
«Ник-нис», «Ниен», — прочла Лиза. — «Ниен — столица Ижорского княжества. Расположен на северо-западе республики Себерия, на побережье Финского залива и в устье реки Невы… Город основан в 1193 году шведами… Крепость Ландскрона… стена… захвачен Новгородом в 1351 году……важнейший экономический, научный и культурный центр Себерии, крупный транспортный узел… Население… 3785190…»
2
Когда пришло время выписываться из госпиталя, Надя пригласила пожить у нее, — «поживешь, осмотришься, то да се!» — но Лиза настояла на том, чтобы «вернуться домой». Домой, как бы двусмысленно это ни звучало в ее случае.
«Домой… Кто бы мог подумать!»
В конце концов, Надежда согласилась и даже подготовила апартаменты на Смоляной улице к возвращению хозяйки.
— У вас там, на Смолянке, артель уборщиков работает, — рассказывала Надежда в вечер перед выпиской. — Дом Корзухина убирают и два соседних. Я им заплатила, так они тебе и окна вымыли, и полы, и все шкафчики на кухне. В общем, все, что надо, то и вымыли, — хохотнула в своем обычном, несколько фривольном стиле. — Ледник я включила, продукты на первый случай завезла… Что еще? Электричество есть, телефонная линия в порядке, радиоскоп работает…
— Спасибо, Надя! — улыбнулась Лиза, совершенно очарованная тем, как к ней относилась эта молодая красивая женщина. Один из лучших и невероятно востребованных модельеров столицы, — так о Надежде Вербицкой писали газеты, — она находила время, чтобы навещать увечную подругу, сидеть с ней долгие часы, воссоздавая по крупицам «утерянное» прошлое, едва ли не с ложечки кормить вкусностями и разностями и рассказывать со смехом новости светской жизни. Однако Лиза понимала, когда-нибудь ей все равно придется «встать на крыло» и начать жить своей головой, и лучше сделать это раньше, чем позже. Потому что она здесь, похоже, навсегда. Ей здесь жить! Оттого и отказалась погостить у Надежды, хотя чем дальше, тем больше воспринимала ее, как свою собственную — Лизы Берг — самую близкую подругу.
И был вечер, и было утро… день второй… Таксист — их называли здесь извозчиками, — остановил свой тяжелый локомобиль у парадного подъезда дома Корзухина и помог внести дорожную сумку Лизы в вестибюль. Управляющий Федор Емельянович вызвал звонком мальчика и приказал ему сопроводить госпожу Браге в ее апартаменты на двенадцатом этаже. Потом был лифт — монументальный и роскошный — коридор, устланный ковровой дорожкой, и дубовая дверь, на которой значилось новое имя Лизы.
«Капитан 2-го ранга баронесса Е. А. Браге».
Капитаном 2-го ранга Елизавета стала практически посмертно. Никто ведь всерьез не ожидал, что она выживет. За «подвиг самопожертвования, совершенный во время боевых действий» князь Новгородский — это был, как выяснилось, отнюдь не титул, а должность, наподобие президента, — наградил ее орденом Полярной звезды, что предусматривало — среди прочего, — внеочередное производство. Так что в отставку Лиза вышла не капитан-лейтенантом, а полновесным капитаном, поскольку в обыденной жизни, — на службе и вне ее, — капитаны рангом не меряются.
Лиза вошла. Закрыла за собой дверь, уронила на пол кожаный баул.
«Ну, вот я и дома…»
Она неторопливо осмотрелась. Просторная прихожая, три украшенные резьбой двери с бронзовыми ручками, венецианское ростовое зеркало, мебель из дуба, — шкаф, обувная тумба, вешалка для шляп, — оленьи рога по обе стороны от центральной двери, маленькая люстра. Красиво, недешево, незнакомо…
За дверью слева оказался короткий темный коридор. Кладовка, уборная и вход на кухню. Лиза долго не могла найти выключатель, но потом смирилась и «отпустила» мысли гулять самих по себе. Получилось хорошо. Ноги привели, куда надо. Левая рука поднялась и коснулась плоской эбонитовой коробочки с рычажком. Вниз — свет выключен, вверх — включен.
«Забавно…»
В кладовке нашлось несколько пар лыж, шипованные ботинки для горных восхождений, коньки, клюшка для игры в русский хоккей, солдатская каска, противогаз, несколько чемоданов и баулов, и много всего прочего, что предстояло еще разобрать и изучить.
«Дело номер раз — отметила Лиза, — кладовка».
Кухня была просторная и совершенно замечательная. Таких кухонь Лиза никогда не видела. Разве что в американских фильмах. Газовая плита с двумя духовками, большой и маленькой, огромный, едва ли не ее роста холодильник, который здесь называли ледником, шкафы и стол светлого дерева, и еще один стол, но уже со столешницей из белого мрамора, чайник, посуда, кастрюли и чугунки, сковородки и, бог знает, что еще.
«Кухня! — записала мысленно Лиза. — Не забыть. Посмотреть, где что, разобраться и запомнить!»
«Кофе! — вспомнила она вдруг. — Я чертовски хочу крепкий кофе!»
Теоретически она была здорова, — во всяком случае, так сказал доктор, а она его не стала переубеждать, — поэтому технически ей можно было пить хоть водку, хоть кофе с чаем, но практически, в госпитале кофе не варили. Чай был, а кофе — увы!
«Ничего, наверстаем!» — весело подумала Лиза, вскрывая банку консервированного кофе. Такие упаковки делали специально для армии и флота. Двести грамм молотого бразильского кофе, запечатанные в пакет из алюминиевой фольги и закатанные в жестяную консервную банку. Срок хранения — три года…
Лиза понюхала, кофе пах, как свежемолотый.
«Великолепно!» — И в этот момент она сообразила, что не могла знать про армейский консервированный кофе, как не знала и того, где стоит эта банка и как ее открыть. Получалось, что тело Елизаветы Браге, вернее, ее мозг хранит не только моторную информацию, — всякие там рефлексы и навыки, типа походки и пскобского произношения, — но и обрывки знаний о разных неизвестных Лизе вещах. Она не знала, правда, как много таких обрывков сохранила память и каким способом их оттуда извлечь. Тем не менее, кофе она нашла. Кофейник тоже. Это оказался весьма замысловатый агрегат из литого алюминия, являвший собой вариацию на вечную тему гейзерной кофеварки.
«Ну, не бином Ньютона!» — решила Лиза, разобравшись с конструкцией, и решительно взялась за газовую плиту. Но тут все оказалось еще проще. Клапаны и краны, серная спичка, как источник возгорания, и газовые конфорки с распределителем.
«Детский сад!»
Пока варился кофе, Лиза нашла колотый сахар в хрустальной сахарнице с серебряной крышкой и такими же щипчиками, пачку турецких папирос «Эрос» и бутылку французского коньяка «Бисквит».
«Бисквит? — удивилась Лиза, но бутылку все-таки открыла. — В самом деле?»
Запах показался знакомым, хотя в прошлой жизни Лиза французский коньяк никогда не пробовала. Однако отчего не предположить, что и это знание принадлежит капитану Браге?
Итак, глоток коньяка, раскуренная папироса и чашка кофе. Вкус коньяка оказался необычным, но приятным, что, скорее всего, тоже было не совсем Лизиным мнением. Дым папиросы… В прошлой жизни Лиза курила спорадически, но никогда запоем. А вот сейчас курение ей неожиданно понравилось, даже несмотря на то, что от первых же затяжек закружилась голова.
Она отхлебнула из чашки, и несколько мгновений просто наслаждалась вкусом горячего, чуть сладкого кофе. Глотнула коньяка и подумала, что ходить по квартире с бутылкой некрасиво, даже если она дома одна, да и неудобно, если честно.
«Но мы не боимся трудностей!»
Казалось, рука сама — без вмешательства воли и разума — поднялась и открыла один из кухонных шкафчиков. На полке перед Лизой выстроились в ряд с полдюжины серебряных фляжек.
«Грамм сто пятьдесят…» — определила Лиза на глаз, взяв в руки самую маленькую из них. Плоскую, низенькую и кругленькую. И в самом деле, на дне фляжки было выгравировано — «пять унций».
«А пять унций — это и есть сто пятьдесят грамм, если, конечно, унции американские. Если английские, то чуть меньше…»
Лиза наполнила фляжку коньяком и, допив кофе, продолжила рекогносцировку.
Дверь из кухни вела в столовую. То есть, сначала Лиза подумала, что это гостиная. Но потом решила, что у богатых свои причуды, и это все-таки столовая, там и стол, бог знает, на сколько персон имел место быть. А гостиная, стало быть, это комната параллельная столовой, просторная, светлая, красиво обставленная и декорированная, — куда можно пройти и прямо из прихожей через ту центральную дверь, по обе стороны от которой висели оленьи рога.
«Хорошо, понятно! — кивнула мысленно Лиза, рисуя в уме план квартиры. — А тут у нас что?»
