Путь в Бездну и фитнес в инвалидном кресле - Иван Петрович Карачев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спектакль пустого тумана заканчивался. Все таяло в серости. И вот уже даже безумные крики пропали в затянувшей все вате тумана. Остался только я, пораженный и сломленный неясной картиной.
* * *
И раскачивается, шатается, как старый больной зуб в десне, с той же самой болью, с небольшими подтеками крови и грязи, чтобы после сорваться и пропасть. Обхватив лысую голову руками, пациент сидел на дне своего колодца. Добрая медсестра называла это место палатой. Пациент сидел на холодном полу. Подобно маятнику, он заполнял все свое нынешнее состояние движением — мерным покачиванием вперед и назад. Голова обхвачена руками, локоть коснулся колена. Три секунды — локоть коснулся колена. Еще так много надо сделать! Сосчитать покачивания вперед-назад, сосчитать цифры в обратном порядке. Поймать паука. Не дать пауку сожрать себя и поймать его прежде, чем он проснется, — иначе придется заново возрождаться из отхожего места. Лишь бы таблетки не отпускали до вечера и голова оставалась такой же ясной. Нужно записать — всенепременно нужно все записать! Столько дел, столько дел! О боже, как много дел! Но что-то же можно отложить! Паук пока спит. Шорох в коридоре, за маленьким зарешеченным окном. Уборщица машет грязной шваброй по грязному полу. Движения швабры, как и движения пациента, как и движения самой уборщицы, отработаны и четки. Они повторяются уже не один десяток лет. Уборщица не думает о таблетках, она вообще не думает, только машет тряпкой из стороны в сторону, потому что это ее обычное дело в это время.
Больной в палате-колодце встал и трижды стукнулся головой об стену — с недавнего времени он стал делать это регулярно. Уборщица обмакнула швабру в грязную воду и остановилась на несколько секунд, чтобы обдумать посетившую ее мысль: «Осточертело все, напьюсь сегодня. Может, завтра полегче будет». Ход мыслей прервал новый звук: медсестра, большая женщина, неуклюже переступала грязную лужу и смачно шлепнула тапкой. На громкий звук немедленно завыли из нескольких палат. Медсестра могла идти и думать, поэтому, пока сделала несколько шагов до уборщицы, успела смутиться своей неуклюжей полноте, расстроиться и осерчать на уборщицу.
— Вы бы тряпочку-то посильнее выжимали! — недовольно сказала медсестра, на что уборщица не отреагировала никак. Потому что и это недовольство, как и все описанные ранее движения, повторялось с безумной периодичностью.
Сидевший на дне колодца сумел поймать некий определенный ритм раскачиваний. Мысли покинули его, и он уснул с открытыми глазами и крепко зажатой в руках лысой головой. Прошлепала тряпкой уборщица. Одни и те же люди много раз прошли в одних и тех же направлениях. Наступила ночь. Безумец все раскачивался и витал где-то в далекой стране грез, в то время как в темном углу проснулся черный паук. Безо всяких потягиваний, деловито и четко он направился прямиком к безумному заложнику колодца, который добрая медсестра звала палатой. До рассвета черный паук успеет сожрать бедолагу. И все это под вой пустого коридора, по сторонам которого натыканы такие же заложники собственных мыслей.
* * *
Летом, между десятым и одиннадцатым классами, я умудрился устроиться работать в магазин «Тысяча мелочей». В ассортименте там был всякий хлам — такой филиал «Алиэкспресса» у вас во дворе. Хозяева магазина были родителями моей одноклассницы. Сначала они с недоверием относились ко мне. Но, поскольку у меня получалось торговать всем этим и я был довольно обязательным, вскоре их недоверие сменилось на симпатию. Мне не очень нравилось торговать, но очень нравилось, что меня хвалят, что я полезен. На заработанные деньги я тогда купил свой первый сотовый телефон. Тогда, в начале двухтысячных годов, сотовые телефоны были большой редкостью. А тот факт, что я самостоятельно заработал эти деньги, очень сильно возвысил меня в собственных глазах: ведь, в отличие от многих моих сверстников, я не жил на всем готовом и меня не баловали родители. Позже, когда после одиннадцатого класса я уехал из родного дома, этот телефон мне сильно пригодился.
Когда учился в школе, не задумывался о том, что буду делать потом. В тех обстоятельствах само по себе получение аттестата уже можно было считать достижением. Совершенно случайно я услышал от одноклассника, что железная дорога дает направление на обучение в профильный вуз. У меня не было никакой тяги к романтике железных дорог, но они обещали помочь устроиться в университет и даже обещали работу после. И я воспользовался этой возможностью и в итоге был зачислен в Уральский государственный университет путей сообщения в Екатеринбурге с проживанием в общежитии университета. Тогда мне казалось, что это решало все мои проблемы: теперь я выучусь и буду работать на железной дороге, так и сложится моя жизнь. Много позже все пойдет совсем по другому пути, ну а тогда было лето в одиннадцатом классе — последнее лето в городе Сарапуле. Мы много гуляли ночами, ночевали в саду, я наблюдал любовные похождения своего друга. Сам я у девушек успехом никогда не пользовался, но и страданий по этому поводу никогда не испытывал. Тогда увлекся одноклассницей — ну, или придумал себе такое увлечение… Она тоже любила тяжелую музыку, была сторонницей субкультуры готов, что мне тоже сильно нравилось. Естественно, ни к чему это не привело. У нее были отношения и с более взрослыми, и с детьми, и меня она отвергла, как стало потом ясно, это, наверное, было и к лучшему. Но при этом она никогда не отпускала меня, всегда держала рядом. Как это теперь модно называть — френдзона.
* * *
Помню один случай: мне надо было ехать в Екатеринбург подавать документы, но билеты я мог купить только ночью. Билет тогда стоил рублей триста. Это были не сильно большие, но и не малые деньги. В преддверии поездки мы напились, и ночью я пошел за билетами. Купил билеты и возвращался с железнодорожного вокзала домой пешком. Примерно через квартал от вокзала заметил, что за мной идут два человека. Причем они преследовали именно меня: я специально несколько раз перешел улицу со стороны на