Академия и Земля - Айзек Азимов

Тревайз поджал губы и на некоторое время умолк.

– Когда-нибудь, – наконец медленно сказал он, – это мне, может быть, и понравится, но – не теперь. Я принял свое решение на какой-то основе, какой-то подсознательной основе и до тех пор, пока не выясню, что это за основа, не смогу сказать, останусь при своем мнении или нет. А теперь давай вернемся к разговору о Земле.

– Где, как ты предчувствуешь, ты сможешь узнать правду? Так, Тревайз?

– Я предчувствую именно это. Впрочем, Дом говорит, что Гея и в самом деле не знает, где находится Земля. И ты согласна с ним, полагаю.

– Конечно, я согласна с ним. Я не меньше Гея, чем он.

– И ты утаиваешь знания от меня? Сознательно, я хочу сказать.

– Конечно, нет. Даже если бы Гея могла лгать, она не смогла бы солгать тебе. Прежде всего мы зависим от твоих решений, и нам необходимо, чтобы они были верны. Следовательно, в их основе должна лежать правда.

– В таком случае попробуем использовать твою всемирную память. Оглянись назад. Насколько глубоко ты можешь оглянуться?

Наступила пауза. Блисс не мигая, точно погрузившись в транс, глядела на Тревайза. Затем сказала:

– Пятнадцать тысяч лет.

– Почему ты не сразу ответила?

– Это требует времени. Древние воспоминания – самые древние – почти все лежат в недрах гор, и, чтобы вызволить их оттуда, нужно время.

– Значит, пятнадцать тысяч лет назад? Это время, когда была основана Гея?

– Нет, согласно нашим сведениям, это произошло примерно на три тысячи лет раньше.

– Почему ты не уверена? Ты – или Гея – не можешь вспомнить?

– Это было прежде, чем Гея развилась до стадии, когда память стала глобальным явлением.

– Тогда выходит, что, прежде чем вы смогли опираться на коллективную память, Гея должна была вести записи, Блисс. Записи в обычном смысле этого слова – летописи, магнитозаписи, фильмы и тому подобное.

– Наверное, так оно и было, но они вряд ли смогли сохраниться, учитывая, сколько времени прошло.

– Они могли быть скопированы или, еще лучше, переведены в глобальную память, как только она развилась.

Блисс замерла. На этот раз пауза длилась дольше.

– Я не нахожу следов тех ранних записей, о которых ты говоришь.

– Почему?

– Не знаю, Тревайз. Может быть, они оказались не особо важными. Мне кажется, что в то время, когда стало ясно, что ранние записи пришли в негодность, устарели, Гея сочла, что они больше не нужны.

– Ты не знаешь этого. Ты предполагаешь, тебе кажется, но ты не знаешь этого наверняка. Гея не знает этого.

– Должно быть, так, – потупилась Блисс.

– Должно быть? Я не часть Геи, и, следовательно, мне нет нужды думать так, как думает Гея, – вот тебе пример того, как важно уметь мыслить независимо. Я, как изолят, думаю совсем о другом.

– О чем же?

– Во-первых, есть нечто, в чем я уверен. Существующие цивилизации не стремятся уничтожать все свои ранние записи. Вместо того, чтобы объявлять их устаревшими и ненужными, они относятся к ним с явной ревностью, стараются любой ценой сохранить их. Если геянские предглобальные записи были уничтожены, Блисс, вряд ли такое уничтожение было добровольным.

– Как же тогда можно объяснить все это?

– В Библиотеке на Тренторе все сведения о Земле были уничтожены кем-то или какой-то иной силой, не самими ли адептами Второй Академии. Возможно, следовательно, что на Гее все сведения о Земле были удалены кем-то или чем-то другим, а не самой Геей.

– Как ты можешь утверждать, что в ранних записях упоминалась Земля?

– Судя по твоим словам, Гея была основана, по крайней мере, восемнадцать тысяч лет назад. Стало быть, в период перед созданием Галактической Империи, в период, когда колонистами заселялась Галактика. А первоисточником колонистов была Земля. Спроси у Пелората.

Пелорат, ошеломленный внезапной апелляцией к нему, взволнованно откашлялся.

– Так в легендах, моя дорогая. Я воспринимаю их серьезно и думаю, как и Голан Тревайз, что род человеческий был первоначально ограничен одной планетой, и этой планетой была Земля. Самые первые колонисты пришли с Земли.

– Следовательно, если Гея, – сказал Тревайз, – была основана в раннюю эру межпространственных путешествий, весьма вероятно, что колонизирована она была землянами или, возможно, уроженцами достаточно недавно заселенного мира, который незадолго до этого был колонизирован землянами. А значит, записи времен основания Геи и первых нескольких тысячелетий явно должны были упоминать Землю и землян. Эти записи пропали. Что-то, очевидно, есть в том, что Земля не упоминается нигде в архивах Галактики. И если так, у этого должна быть причина.

Блисс раздраженно проговорила:

– Это всего лишь предположения, Тревайз. У тебя нет доказательств.

– Но разве Гея не утверждает, что я обладаю удивительным даром приходить к правильным выводам, располагая неполными данными. В таком случае, если я в чем-нибудь твердо убежден, не говори, что у меня нет доказательств. – Блисс промолчала. Тревайз продолжал: – Тем больше причин для поиска Земли. Я настаиваю на отлете, как только «Далекая звезда» будет готова. Ну как? Полетите со мной?

– Да, – сразу сказала Блисс.

– Да, – сказал Пелорат.

Глава вторая

На Компореллоне

Моросил мелкий дождь. Тревайз взглянул вверх, на низкое серовато-белое небо.

На нем была особая шляпа, для дождливой погоды. Капли отлетали от нее в разные стороны. Пелорат, стоящий чуть поодаль, был без шляпы.

– Зачем ты мокнешь, Дженов? – спросил Тревайз.

– Это ничего, дружочек, – ответил Пелорат по обыкновению. – Дождь тихий и теплый. Да и ветра нет. И потом, как говорили – «в Анакреоне веди себя, как анакреонцы». – Он указал в сторону геянцев, молчаливо стоящих неподалеку от корабля. Те даже не шелохнулись, хотя были под дождем без головных уборов. Молчаливые, неподвижные – ни дать ни взять – рощица геянских деревьев.

– Наверное, – сказал Тревайз, – они не боятся дождя, потому что вес остальное на Гее тоже мокнет. Деревья, трава, почва – все, включая геянцев.

– Что же, по-моему, очень разумно, – заметил Пелорат. – Скоро выглянет солнце, и все быстро высохнет. Одежда не помнется и не сядет, здесь нельзя замерзнуть, а поскольку здесь совершенно нет никаких болезнетворных микробов, никто не подхватит насморк, грипп или пневмонию. Зачем же горевать, если немного промокнешь?

Тревайз был согласен – все логично, но не желал сдаваться.

– И все-таки, зачем надо было устраивать дождь в день нашего отлета? Ведь дождь здесь управляем. На Гее не пойдет дождь, если она этого не пожелает. Она словно бы афиширует презрение к нам.

– Может быть, совсем наоборот? Может быть, и Гея скорбно оплакивает наш отлет?

– Она – может быть, но я – нет.

– Знаешь, – продолжал Пелорат, – на самом деле все, наверное, гораздо проще: почва здесь нуждается в увлажнении, и это – гораздо более важно, чем твое желание видеть ясное небо и солнце.

Тревайз улыбнулся.

– Похоже, тебе в самом деле нравится этот мир. Помимо Блисс, я хочу сказать.

– Да, – сказал Пелорат, словно обороняясь, – Я всегда жил тихой, упорядоченной жизнью и, думаю, смог бы прижиться здесь, где целый мир трудится над поддержанием покоя и порядка. Понимаешь, Голан, ведь когда мы строим дом – ну, или корабль, – мы пытаемся создать для себя самое лучшее убежище. Мы снабжаем его всем, в чем нуждаемся, мы обустраиваем его так, чтобы можно было регулировать температуру, качество воздуха, освещение и так далее, и Гея – всего лишь расширение этого стремления к комфорту и безопасности до размеров планеты. Что в этом плохого?

– Что в этом плохого? – переспросил Тревайз. – То, что мой дом или мой корабль построен так, чтобы они подходили мне, а не я им. Если бы я был частью Геи, то, как бы идеально ни старалась планета устраивать меня, меня бы все равно бесило то, что я должен устраивать ее.

Пелорат поморщился:

– Послушай, но ведь можно сказать, что любое общество формирует свое население в угоду себе. Развиваются устои, присущие данному обществу, и каждый индивидуум становится рабом общественного устройства.

– Ну, знаешь, в тех обществах, которые мне известны, кто-нибудь может, например, взять и взбунтоваться. Встречаются люди эксцентричные, даже преступники.

– Ты что хочешь, чтобы они были – чудаки и преступники?

– Почему бы и нет? Мы же с тобой – чудаки. Уж, конечно, мы не типичные представители населения Терминуса. Что до преступников, то все дело в определении. Но если преступники – цена, которую мы должны платить за существование бунтарей, еретиков и гениев, я готов платить. Я требую, чтобы эта цена была заплачена.

– Неужели, кроме преступников, за это нечем заплатить? Разве нельзя иметь гениев, не имея преступников?

– Найти гениев и святых можно лишь среди людей не совсем нормальных, а я не вижу, каким образом отклонения от нормы могут быть только в одну сторону. Должна быть симметрия. В общем, как бы то ни было, мне нужна более веская причина для решения избрать Гею в качестве модели будущего для человечества, чем всепланетный проект комфортабельного дома.