Пески смерти - Александр Лидин

— И как вы себе это представляете?

— Немцы не получили желаемого, но, похоже, та вещица, которую они ищут, им очень нужна. Иначе они не стали бы устраивать бойню. Вот и выходит, что они снова придут за ней, когда все успокоится.

— И когда же это случится?

— Тут ничего определенного сказать нельзя.

— Так вы что, предлагаете мне устроиться жить в этом особняке?

— Думаю, это всяко лучше, чем в подвалах на Литейном… — пожал плечами Гессель Исаакович. — Однако есть и другая возможность: вы можете попробовать отыскать то, что нужно фашистам.

— Поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что…

— Примерно так, — согласился Шлиман.

— А не проще было бы вкатить ноту протеста немецкому консульству?..

— Нет, — вновь покачал головой Шлиман. — Сейчас в верхах ведутся серьезные переговоры. Готовится к подписанию пакт между СССР и Третьим рейхом. На фоне этого было бы неправильно устраивать международный скандал, тем более что Рейхстаг наверняка открестится от агентов Аненербе. Они не станут брать на себя… — но договорить он не успел: машина резко затормозила. — Вот и приехали, — вздохнул Гессель Исаакович. — Прошу любить и жаловать — особняк Юсуповых, — и он показал на высокое грязно-желтое здание с белыми римскими колоннами. — Историческое место. Именно здесь был убит Григорий Распутин.

— И что тут сейчас? Склад или один из комиссариатов?

Гессель Исаакович вздохнул.

— Василий, порой вы поражаете меня своей серостью. Вы же живете в одном из самых культурных городов Европы… Скажите, вы хоть раз были в Мариинском театре?

— Один раз, когда там завелся призрак-убийца. Помните, года три назад?

Гессель Исаакович вновь вздохнул — запас вздохов у него был поистине неиссякаемый.

— Вы удивительный человек, из крестьян, но отлично разбираетесь в оккультных науках. Не уверен, что еще кто-то в нашем ведомстве имеет столь обширные познания в истории древних цивилизаций… Ладно, все это лирика. Пойдем, нам пора, — и с этими словами он отворил дверцу авто.

— И все же вы не ответили на мой вопрос, — вдогонку ему заметил Василий. — Что теперь в этом здании?

— Юсуповская галерея. Она была организована еще в девятнадцатом по распоряжению товарища Луначарского, а с двадцать седьмого открыта историческая экспозиция — комнаты, связанные с убийством Распутина…

Василий вслед за Гесселем Исааковичем Шлиманом вылез из автомобиля и на мгновение замер. Перед ним в обе стороны вытянулась монолитная набережная Мойки, по обе стороны которой замерли угрюмые петербургские здания. Низкое серое небо как будто цеплялось тучами за крыши, а холодный ветер с залива поднимал на свинцовой воде мелкую рябь, отчего казалось, что река ежится, покрывшись гусиной кожей. Серый, негостеприимный, мрачный и надменный — таким для Василия Ленинград был всегда. А сегодня эта мрачность соответствовала его душевному настрою: его выпустили из застенков лишь для того, чтобы дать новое, практически невыполнимое задание.

Повернувшись, он посмотрел на особняк, нависший над узкой набережной. Какие тайны скрывал этот дом? В глубине души Василий чувствовал, что находится на перекрестке дорог Судьбы и стоит ему сделать неверный шаг, жизнь его потечет совершенно в иное русло.

Неожиданно для самого себя, не дожидаясь Шлимана, он быстро взбежал по лестнице и потянул на себя огромную входную дверь мореного дуба. За дверью с винтовкой наготове стоял часовой.

— Документы?

Василий замер, словно натолкнувшись на каменную стену, потом, оставив дверь приоткрытой, обратился к Шлиману, медленно поднимающемуся следом за ним:

— Где мои документы?

— Это со мной, — махнул с лестницы Шлиман, и часовой отступил, пропуская Василия в здание, но тот не спешил входить.

— Надеюсь, документы мне будут возвращены, или мне всякий раз придется искать вас…

— Само собой, точно так же, как и оружие. Проходи, мы там все подготовили.

Что всегда поражало Василия, так это красоты, оставшиеся в Ленинграде от прежней, дореволюционной жизни. Главный парадный вестибюль и лестница, ведущая на второй этаж, блистали красотой и изысканностью, а два небольших сфинкса по обе стороны от ступеней и полутьма лишь усиливали очарование. Один шаг, и вот из повседневности Василий перенесся в удивительную сказку — чарующий мир грез. Единственное, что все портило, так это трое часовых в грязно-серых шинелях. Они явно не вписывались в волшебный интерьер дворца.

Василий хотел было направиться на второй этаж, но Шлиман остановил его:

— Направо, пожалуйста.

Они прошли через анфиладу из нескольких комнат удивительного убранства и оказались в угловой, напоминающей кабинет. За огромным письменным столом красного дерева сидел сгорбленный старичок в белом медицинском халате. Сверкающая лысина, обрамленная клочками белых, как снег, волос, старомодное пенсне в золотой оправе, покоящееся на огромном тощем грузинском носу.

— Познакомьтесь, — Шлиман махнул в сторону старичка. — Петренко Савелий Прохорович, смотритель галереи, специалист в искусстве и антиквар.

Однако вместо того чтобы поинтересоваться личностью Василия, старичок выскочил из-за стола и набросился на Шлимана:

— Вы хоть понимаете, что творите? Здесь хранятся произведения искусства! Искусства! Повторяю, если вы меня прошлый раз не расслышали. Весь этот дом-дворец — произведение искусства, а вы мне тут устроили настоящую бойню. Половина стен, как решето! Вы это понимаете! А «Одалиска» Ривара! Вы прострелили ее четыре раза! Это же невозможно! Теперь полотно похоже на сито, через него можно процеживать макароны… да-да, вы не ослышались, процеживать макароны. Еще сам товарищ Киров вверил мне на хранение эти произведения искусства — достояние трудового народа, а вы тут устроили…

— Савелий Прохорович, — как ни в чем не бывало продолжал Шлиман, — не увлекайтесь. Вот, лучше познакомьтесь. Это наш сотрудник Василий Кузьмин. Теперь он будет отвечать за безопасность на территории дворца и за целостность всего, что тут хранится… Так что прошу любить и жаловать! И не надо строить таких постных рож. А все, что касается прошлого вторжения, мы с вами уже обсуждали.

При этих словах старичок как-то поник, пробормотал себе под нос что-то вроде: «А как же, помню».

Шлиман же, подойдя к одной из стен, сдвинул картину со старинным парусником в сторону. За ней прятался вмонтированный в стену сейф.

— Зачем придумывать что-то новое, если можно пользоваться старым, — ухмыльнулся Шлиман, набрал код и, открыв сейф, начал шарить в глубине, потом извлек откуда-то из недр маузер в деревянной кобуре и пачку документов. Повернувшись, он протянул их Василию. — Вот… Привез еще вчера, чтобы времени зря не терять. Там удостоверение и твое наградное оружие.