Дикие карты - Говард Уолдроп

— С возвращением, доктор Тод.

— Ох, как же я рад, Филмор! — На Тоде был мешковатый костюм и пальто, хотя на дворе стоял август. Шляпу он низко надвинул на лоб, и в скудном свете складских фонарей из-под нее что-то блеснуло.

— Это — Фред, а это — Эд, — представил Филмор. — Они только вчера приехали.

Парни дружно кивнули: «Здрас-с-сь».

Их поджидала машина, «Мерседес» сорок шестого года, который больше походил на подводную лодку. Пока Тод с Филмором садились, Фред и Эд окинули цепкими взглядами затянутые туманом узкие улочки. Потом Фред сел за руль, а Эд взгромоздился на сиденье справа от него — с обрезанным стволом десятого калибра.

— Меня никто не ждет, никто даже не забеспокоится. Все, кто что-то имел против меня, или мертвы, или за время войны разбогатели и стали уважаемыми людьми. Я — старый усталый человек. Я хочу тихо жить в деревне, разводить пчел, лошадей и играть на бирже.

— Что, никаких планов, босс?

— Абсолютно.

Он чуть повернул голову, как раз когда они проезжали мимо фонаря. Половина лица у него отсутствовала, а вместо нее поблескивала гладкая пластина.

— Во-первых, я больше не могу стрелять. Глазомер уже не тот.

— Ничего удивительного, — заметил Филмор. — Мы слышали, что в сорок третьем с вами что-то случилось.

— Да, я проворачивал одно выгодное дельце в Египте, пока Африканский корпус разваливался на части. Вывозил и ввозил людей — за деньги, естественно, — при помощи номинально нейтральной авиации. Так, приработка ради. А потом наткнулся на одного выскочку.

— Это на кого?

— На щенка, который летал на реактивном самолете — еще до того, как они появились у немцев.

— По правде говоря, босс, я не особенно внимательно следил за военными действиями. Я стараюсь не совать нос в территориальные конфликты.

— Знал бы я, чем все закончится, тоже не совал бы, — сказал доктор Тод. — Мы летели из Туниса. С нами тогда было несколько важных шишек. Пилот вдруг закричал. Грохнул взрыв. Когда я пришел в себя, было уже следующее утро, а я с еще одним человеком болтался на спасательном плоту посреди Средиземного моря. Все лицо у меня болело. А когда я наконец-то сел, что-то упало передо мной на плот. Это оказался мой левый глаз. Он лежал и смотрел прямо на меня. И тогда я понял, что у меня неприятности.

— Вы сказали, это был парень на реактивном самолете? — переспросил Эд.

— Да. Потом мы узнали, что он пролетел шестьсот миль, чтобы перехватить нас.

— Хотите поквитаться? — спросил Филмор.

— Нет. Это было так давно, что я почти не помню, как выглядела левая половина моего лица. Просто этот случай научил меня быть осторожнее. Будем считать, что это закалило мой характер.

— Значит, никаких планов, так?

— Ни единого, — покачал головой доктор Тод.

— Что ж, для разнообразия неплохо, — заметил Филмор.

Они смотрели на проносящиеся мимо городские огни.

Он постучал в дверь, чувствуя себя неуютно в новом коричневом костюме-тройке.

— Входи, открыто, — послышался женский голос. Что-то зашуршало; голос зазвучал приглушенно. — Я сейчас.

Джетбой потянул на себя тяжелую дубовую дверь и, минуя перегородку из стеклоблоков, вошел в комнату.

Полуодетая девушка — на ней была сорочка, пояс с подвязками и шелковые чулки — натягивала на себя платье.

Молодой человек опешил и отвернулся, залившись краской.

— Ой! — пискнула девушка (оказавшаяся очень хорошенькой), быстро справившись с платьем. — Ой. Я… кто это?

— Это я, Белинда. Роберт.

— Роберт?

— Бобби, Бобби Томлин.

Какое-то время она смотрела на него, прикрыв грудь руками, хотя уже была полностью одета.

— Ох, Бобби!

Белинда бросилась к нему, обняла и крепко поцеловала прямо в губы. Он мечтал об этом шесть лет.

— Бобби! До чего же я рада тебя видеть! Я… я ждала одного… одну подругу. Как ты меня отыскал?

— С трудом.

Она отступила от него на шаг.

— Дай-ка на тебя взглянуть.

В последний раз они виделись еще в приюте — тогда у четырнадцатилетней Белинды была репутация настоящей оторвы. Худая, как щепка, с волосами мышиного цвета, она с одиннадцати лет то и дело задавала ему изрядную трепку.

Потом Томлин сбежал — работал на аэродроме, вместе с британцами воевал против гитлеровцев. Всю войну — после того как Америка вступила в нее — он писал Белинде при каждой возможности. Из приюта ее поместили в приемную семью. В сорок четвертом одно из его писем вернулось с пометкой: «Адресат выехал в неизвестном направлении». А весь последний год он был оторван от мира.

— А ты изменилась, — сказал он.

— И ты тоже.

— Угу.

— Я всю войну следила за тобой по газетам. Даже писала тебе, но, думаю, мои письма никогда за тобой не поспевали. Потом говорили, что ты пропал без вести над океаном…

— Да, я был на необитаемом острове, но потом меня нашли. И вот я здесь. Как ты жила все эти годы?

— Отлично — как только сбежала от приемных родителей. — Лицо девушки на миг исказило выражение боли. — Не представляешь, какое это было счастье — вырваться оттуда. Ох, Бобби! — вздохнула она. — Как бы мне хотелось, чтобы все вышло по-другому. — Она всхлипнула.

— Эй. — Молодой человек обнял ее за плечи. — Сядь-ка. У меня тут кое-что для тебя есть.

— Подарок?

— Точно. — Он протянул ей замусоленный, в жирных пятнах пакет. — Все два последних военных года я таскал его с собой. Он и на острове со мной побывал. Прости, что не успел обернуть его во что-нибудь поприличнее.

Она нетерпеливо разорвала прочную оберточную бумагу. Внутри оказались экземпляры «Дома в медвежьем углу» и «Истории о скверном кролике».

— Ох! — воскликнула Белинда. — Спасибо тебе.

Это было одним из любимых воспоминаний Робина: девочка, грязная и усталая после бейсбольного матча, лежит на полу читальни с книжкой про Винни-Пуха.

— Та, что про Пуха, с автографом настоящего Кристофера Робина, — сказал он. — Парень служил на одной английской авиабазе. Он говорил, что вообще-то не дает автографов, что он простой летчик, как и все остальные. Но я пообещал ему, что никому ничего не расскажу. Хотя ему было известно, что я всех поставил на уши, чтобы раздобыть экземпляр. А со второй книгой вышла целая история. Я как-то возвращался на базу почти в сумерках, сопровождал несколько подбитых «Б-17». Поднимаю голову и вижу: летят два немецких ночных истребителя. Наверное, патруль. Хотели перехватить «Ланкастеров», пока те не долетели до Ла-Манша. Короче говоря, я сбил их оба, и они рухнули у небольшой деревушки. Но у меня закончилось горючее, и мне пришлось сесть. Увидел ровненькое овечье пастбище с озерцом в конце и зашел на посадку. Вылез я из кабины и вижу на краю поля пожилую даму с овчаркой. В руках у нее — дробовик. Подошла она поближе, разглядела двигатели и рисунки на фюзеляже и говорит: «Метко стреляете! Может, зайдете ко мне перекусить? Заодно и командованию своему позвоните». Мы видели, как два «Ме-110» догорают вдалеке. «Вы — тот самый знаменитый Джетбой, — продолжает она. — Мы читали о ваших подвигах в „Газете Сори“. Меня зовут миссис Хилис». И протягивает мне руку. Я ее пожал. «Миссис Уильям Хилис? А эта деревушка — Сори?» — «Да», — отвечает она. «Вы — Беатрис Поттер!» — говорю я. «Она самая». Белинда, эта полная пожилая дама в заношенном свитере и скромном старом платье действительно была Беатрис Поттер. Но когда она улыбнулась, клянусь тебе, во всей Англии стало светло!