Вольная Русь - Анатолий Спесивцев

— Юрка, мигом в Пятый, Северный бастион, узнай, что там творится, и обратно, Иван, а ты в Первый, Южный, я буду у бомбомётчиков.

На бастионах к этому времени зажгли факелы, появилась возможность рассмотреть кипевшие возле них схватки. Можно было понять, что и там, и там казаки пытались сбросить вниз забравшихся на валы врагов, но из-за прибывающего постоянно подкрепления очистить крепость от неприятеля пока не удавалось. Отметив по центру затишье, Аркадий решил наугад обстрелять края поля возле укреплений.

«Судя по всему, они двумя колоннами прорываются, вдоль моря, там как раз на узкой прибрежной полосе и мины не закладывались, не было смысла это делать ввиду частых штормов с ударами волн и движением прибрежного грунта. Или плывут? Нет, в ледяной воде и при волнении, они же не тюлени. Но кто им подсказал слабое место? И как они ров преодолели? Неужели переплыли? Или с шестами перепрыгнули? Фу, ты чёрт, при такой ширине рва это было бы по силам разве что Бубке, вот хрень в голову лезет».

Пытаясь выбросить на ходу из головы мысли о предательстве кого-то из своих, добежал до позиции бомбомётчиков. Их, как и само оружие с боеприпасами, Москаль-чародей привёз для испытания в боевых условиях совсем недавно. Новое оружие представилось ему особенно убойным именно в условиях осады, теперь предстояло в этом убедиться.

Бомбомётчики успели добраться до своего оружия немного раньше и теперь растерянно толпились, обговаривая между собой происходящее. Большей частью это были бывшие сельские хлопцы без боевого опыта, увидев знаменитого колдуна, они неприкрыто обрадовались — уж он-то знает, что надо делать и как отбить врага.

Хочешь не хочешь, а приходилось соответствовать. Уверенным тоном Аркадий скомандовал подносить заряды, сам, лично выставил бомбомёты по пристрелянному заранее участку поля близ морского побережья. Вообще-то, куда больший навык подобных действий имелся у самих бомбомётчиков, но знаменитый характерник уже успел преисполниться сознания собственной значимости и незаменимости. Медные трубы наши предки не случайно в один ряд с огнём и водой поставили.

Бойцы со сноровкой, полученной благодаря долгим тренировкам, начали стрелять. С оглушительными хлопками бомбы отправлялись в полёт, чтобы почти сразу с воем устремиться на врагов сверху. Или улететь на пустое место, ведь стрельба вынужденно велась наугад. Впрочем, никогда не слышавшим таких неприродно-жутких звуков врагам всё равно приходилось туго. Атаковать под такой аккомпанемент, бежать в темноте сквозь взрывы и под свист осколков… мало быть смелым человеком, чтоб не драпануть, теряя штаны и оружие — необходимо ещё и иметь знания о применённом оружии. Скорее всего, для большинства вне валов на поле боя явились шайтаны из ада. За душами правоверных, естественно. И очень трудно нормальному человеку удержаться от немедленного спасения не тела даже — бессмертной души.

Православные или католики на их месте наверняка думали бы нечто подобное, с конфессиональным акцентом, естественно. Слава о страшных характерниках, казаках-колдунах, не без совершенно безвозмездной помощи иезуитов и мусульманских священнослужителей широко распространилась в мире. Приобретя при этом эпические масштабы. Прежние рассказы об оборотничестве или ловле отдельных незадачливых чертей выглядели теперь такой мелочью…

«Блин горелый! Как же здесь не хватает связи, пусть самой примитивной! И ведь была мысля озаботиться наблюдателями на бастионах, чтоб давали знать, куда стрелять, делая это заранее оговорёнными сигналами! Так кто ж знал!»

Стоять рядом со стреляющей бомбомётной батареей — удовольствие не из самых больших. Но заткнуть уши, к его великому сожалению, Аркадий не мог: надо было слышать, что происходит, ориентироваться в ходе боя приходилось по звукам. У бастионов, где сначала у одного, а через полминуты и у другого, наконец-то догадались применить гранаты. Они вышли похожими на немецкие колотушки, с длинными деревянными рукоятями — с чугунными, в кубиках корпусами. Вероятно, именно применение нового оружия сломило атаковавших. В течение минуты или двух валы от них были очищены, немного погодя прекратилась и стрельба в поле, в отступающих (или бегущих) врагов.

— Пане Москалю, боезапас закинчився! — доложил командир первого расчёта, за ним и остальные его коллеги. Перед боем были предусмотрительно введены лимиты на количество мин, используемых за один бой. Бомб наделали пока немного, да и дорогими они выходили, приходилось экономить.

После грохота пальбы, от которого продолжал стоять звон в ушах и гул в голове, тишина показалась особенно приятной. Стрельба вокруг почти прекратилась, понятно — раз пушки замолкли, бой подошёл к концу. Оставалось узнать об итогах — штурм-то точно отбили, в этом сомнений не имелось, но какой ценой?

Ждать у моря погоды или информации здесь, на позиции бомбомётчиков, не имело смысла, пришлось всему из себя крутому характернику направиться к ближайшему бастиону. Именно тому, который и поддержала огнём батарея под его командованием. Благо идти надо было недалеко, дальность стрельбы нового оружия пока оставалась неудовлетворительной — где-то с полкилометра. У места недавнего вражеского прорыва наверняка уже присутствовал один из руководителей обороны.

«Посланные для разъяснения обстановки джуры, конечно, что-то разузнают, но лучше услышать новости самому, без пересказа с неизбежным при спешке перевиранием».

В крепости имелось несколько фонарей, подсвечивая одним из которых можно было бы существенно облегчить себе дорогу в такую беспроглядную ночь, но Аркадий воздержался от подсветки при передвижении. После последнего, но далеко не первого покушения выказывать свой путь светом ему не хотелось.

«Проклятая темень, чтоб её черти взяли! Ноги без всяких врагов можно переломать или в грязюке вываляться. Хотя с чего чертям, чьим временем ночь и является, облегчать людям жизнь? Но пускать перед собой факелоносца или фонарщика — всем заявлять о своём присутствии. Невольно песня вспоминается: «Вот пуля прилетела и ага!..» На хрен! Не хочу агакаться, лучше нижними конечностями рискну. Но что же подвигло турок на такую авантюру, и какая сволочь им о существовании не заминированных проходов стуканула? И как они через ров с водой перебирались? Если бы они попытались засыпать, то точно бы были обнаружены заблаговременно и о взбирании на вал только мечтать могли. Как их часовые проворонили? Загадка на загадке, авось Гуня хоть на некоторые уже ответы знает».

Кто-то бежал навстречу, не заботясь о приглушении шагов. Аркадий, на всякий случай, приподнял большим пальцем правой руки крышку кобуры одного из своих револьверов и положил ладонь на удобную рукоять.

«Конечно, сейчас по крепости много гонцов должно бегать, но… с оружием в руке чувствуешь себя спокойнее. Особенно если твою шкуру множество людей считают ценным трофеем. А я не прочь её ещё сам поносить, причём желательно не в продырявленном виде».

Несшийся не разбирая дороги казак пролетел было мимо, но, уже за спиной характерника и охранников, неожиданно затормозил и остановился, вызвав тем самым очередной приступ паранойи у Аркадия, чья рука невольно потянула револьвер из кобуры.

— Пане Москалю, це вы?

— Я, — не стал разыгрывать инкогнито он. То, что гонец мог искать одного из известных атаманов, удивления не вызывало. Развернувшись, всматривался в фигуру, показавшуюся смутно знакомой, окликнувшую его — не делает ли она подозрительных движений?

— Це я, Иван Малачарка, вы ж мене послалы у бастион. Беда у нас, пана Дмитра дуже тяжко поранено.

— Чтоб меня!.. Веди срочно к нему!

Гонец, громко топая, пробежал мимо характерника с охраной и помчался к входу в бастион. Хочешь не хочешь, а и им пришлось резко надбавить ход, но за быстроногим казаком угнаться не удалось, тот действительно бежал, не обращая внимания на риск скоростного передвижения в тёмную, безлунную ночь, да ещё при ветре и дожде.

«Собственного джуру не узнал, что не есть гут. Правда, от волнения и усталости голос у него здорово изменился. Ох, как не вовремя ранен Гуня, как не вовремя… и будем надеяться, что рана не настолько серьёзная, он же здесь не просто главный зам Татарина — единственный. Остальные командиры и близко по рангу и уважению не стоят. Пока он будет выздоравливать и мне придётся часть его функций на себя брать. Не было печали — черти накачали».

Возле бастиона вывесили освещение, так что пробегая удалось бросить взгляд на лежавшие у вала рядом тела. Неожиданно — для такого-то короткого боя — многочисленные. За сотню точно, может, даже — несколько сот. Рассматривать их подробнее не было времени, вслед за хекавшим от усталости, но не сбавлявшим темп передвижения проводником поднялись на «третий этаж», где невдалеке от выхода на вал и лежал раненый. Бег и подъём по лестнице дались неожиданно тяжело, появились одышка, резко усилилось сердцебиение. В светлом (при трёх-то керосиновых лампах) помещении, бастионном каземате с сразу ощущаемым запахом сгоревшего пороха.