Пётр Машеров - Славомир Антонович

Красота была не только в окружающей природе, она была в их доме и на их дворе…

В феврале 1918 года, когда в деревне Ширки Сенненского (бывшего Богушевского) уезда Витебской губернии родился мальчик Петя, в это время менялся календарь, старый стиль переводился на новый, и в белорусских энциклопедических справочниках дата рождения Петра Машерова дается по-разному - и 13 февраля, и 26-го (по новому стилю).

Ныне деревни Ширки уже нет. Но очень многие жители окрестностей и поселка Мошканы - центра совхоза, который носит имя, ставшее известным в республике и далеко за ее пределами, - помнят и любят своего земляка.

Петю к труду привлекли рано. С шестилетнего возраста его отправили за двенадцать километров в деревню Кузьмины, что в Витебском районе, пасти скот.

В восемь лет начал учиться. Окончил Грибовскую начальную школу, а затем отправился в Витебск, в третью железнодорожную школу…

Мать часто болела, и старшие дети постоянно заменяли ее по хозяйству.

Старший брат Павел был и нянькой и другом младшего брата. В шестилетнем возрасте Петя уже сам нянчил младшую сестру Ольгу. Родители со старшей сестрой Матреной уходили на работу в поле. Росла с ними и сестричка Надя, которая была моложе его на два года, но она умерла в семилетнем возрасте от туберкулеза легких. Позже родилась еще одна сестричка - ее назвали в честь умершей также Надей.

В их семье всегда праздновали Пасху, Рождество, поминали усопших на Радоницу. Все это было до 30-х годов. А потом крестьяне стали отмечать советские праздники: День Октябрьской революции, Первомай и другие.

С восходом солнца мать, подоив корову, будила пастушка. А ему всего семь-восемь лет, очень хочется спать. Но мать обещала, что сегодня вкусно накормит. «Встаешь, одеваешься, выпьешь кружечку молока и выходишь во двор. Кругом сыро, роса на траве, а ты идешь босиком, через плечо - ботинки, и сопровождаешь коров до луга, еще покрытого туманом... Если бы описать работу сельчан за один день в любую пору года, то получилась бы целая программа жизни одной из крестьянских семей», — вспоминал позже Машеров.

Удивительное было отношение родителей к детям. Ни криков, ни скандалов в доме. Здесь, как и во всякой крестьянской семье, все обязаны были трудиться. И пример подавали отец с матерью.

Ольга с Петей мыли и выскребали до желтизны полы, застилали доски свежим аиром. Когда мать приходила с работы, хата встречала ее чистотой и свежестью. Лицо матери светилось в такие минуты счастьем и радостью…

Их мать была увлечена цветами. Если узнавала, что где-то, пусть даже за семь километров, у кого-то появились новые цветы, она шла туда и доставала семена, чтобы высадить у себя во дворе.

Вдова Машерова, Полина Андреевна, при жизни дала послушать не имеющие аналогов магнитофонные пленки — домашние записи семьи Машеровых.

Как выяснилось, в начале 70-х годов в их семье появился один из первых попавших в Беларусь импортных «диктофонов». Это была довольно внушительных размеров коробка, а запись на компакт-кассетах не отличалась особым качеством. Судя по всему, аппарат стал предметом развлечения членов семьи. Жена и старшая дочь Машерова использовали его дня того, чтобы записывать домашние праздники — классические семейные застолья советских времен, со стуком ножей и вилок, бульканьем разливаемого спиртного, анекдотами и песнями.

По признанию вдовы, они во время записи прятали магнитофон от главы семейства. Машеров так и не узнал о существовании «застольных» пленок. В одно из домашних застолий он рассказывал:

«А вот случай был такой. Пошли мы в сад чужой — вишни рвать. Я был тогда небольшого роста. Со мной был Павел и двое парней - его друзья. Зашли в сад, они залезли на вишню, а я снизу стою, смотрю. Забраться на вишню не могу. А тут вдруг хозяин сада. Пацаны из этого сада - вниз по склону и в кусты. А я почему-то остался там. Он идет по дорожке, и мне кажется, что он меня тоже видит. Когда поравнялся со мной, я как рванул оттуда - прямо у него на глазах! А старик этот оставил лошадь - и за мной! Я через соседний двор от него убежал. Я иду дворами, смотрю - стоят парни, что со мной были, и доедают вишни. Прихожу домой, наши уже все знают. Виноват, конечно, был в чужом саду. Хотя ведь я ни одной вишни не сорвал. Начали меня бить ремнем. Сначала не плакал, но потом слезы просто ручьем потекли. Родители меня ругали, а хвалили Павла: бери, мол, с него пример. Обидно было, но Павла я не выдал... И махорку у папы я крал. Помню, у отца вожжи лежали плетеные, а в вожжах мать спрятала 35 рублей - это деньги, за которые мы корову продали. Там были и рублевые бумажки. И вот мы тайком брали рубль и шли играть. Потом назад его возвращали. Однажды я проиграл этот рубль - назад положить уже нечего. Мать обнаружила. Но пронесло...»

Заветной мечтой родителей было дать образование детям. Сами они не имели возможности учиться. Отец окончил только начальную школу, мать была неграмотная.

Начальная Грибовская школа находилась за четыре километра от их деревни. Когда старший брат Павел пошел учиться в семилетку, Петя отправился в первый класс. Шел 1927 год. Через три года Павел с отличием закончил Бугаевскую школу и поступил в Витебский политехникум. Жил он у старшей сестры Матрены на всем готовом.

Родители не решились отдавать Петю учиться в ту же школу, за десять километров от дома, которую окончил Павел. В пятый класс он пошел в Мошканскую неполную среднюю школу. Ходить приходилось по восемь километров: туда и обратно. Зимой добирался в школу на лыжах, которые смастерили с отцом из ясеня.

А вскоре организовали колхоз, в деревне Ширки началась коллективизация. Это был год крутых перемен в жизни крестьян. Кулаков в деревне не было, поэтому никого не устрашали, чтобы насильно писали заявление.

Машеровы вступили в колхоз в числе первых. За ними потянулись и другие крестьяне. Сдали лошадь и весь инвентарь: плуг, соху, телегу, сани, веялку. Возле дома остался огород и молодой сад. Отца избрали членом правления и поручили работу пчеловода на колхозной пасеке.

За три года сменилось два председателя колхоза. Жизнь крестьян не улучшалась, они стали роптать. На огороде власти запретили сеять рожь и ячмень. Для собственной коровы негде было накосить сена. Это были самые тяжелые годы. Семья голодала.

Павел уехал работать по направлению в