Московит - Борис Давыдов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Конечно, несколько наглецов жестоко поплатились за свою дерзость – пан ротмистр, несмотря на молодые годы, по праву считался отменным рубакой, – но нельзя же круглые сутки требовать удовлетворения и получать его на поединках! Надобно тратить время и на службу, и на отдых… Опять же, приходилось остерегаться грозного начальника: князь и без того дуэли не слишком-то жаловал, считая глупой и напрасной тратой сил и крови, которая может с куда большей пользой пролиться за отчизну. А в последнее время стал не в меру сердит и придирчив, так лучше уж не искать себе приключений на известное место…
…Иеремии-Михаилу Корбуту-Вишневецкому, властелину обширных земель в этой части Речи Посполитой и одному из богатейших ее вельмож, было отчего сердиться. Страшные вести, давно докатившиеся до его замка в Лубнах, поначалу не особенно взволновали (можно было сбиться со счету, сколько раз проклятые схизматики поднимали мятежи, но кончались они всегда одинаково: плахами да виселицами, а потом – покаянными письмами и мольбами о прощении). Когда же перепуганные, чудом спасшиеся беженцы, заполонившие окрестности Лубен, поведали о Корсуньском побоище и творящихся повсюду бесчинствах, когда окончательно стало ясно, что заваруха, устроенная Хмельницким, куда страшнее и опаснее всех прочих, случавшихся ранее, князь серьезно призадумался, помрачнев и осунувшись, будто постарел на добрый десяток лет.
За себя он не боялся – человек, часто смотревший в лицо смерти, не устрашится ее в очередной раз. А вот за беспредельно любимых жену и детей – очень. И мысли о людях, живущих под его властью здесь, в полудиком некогда краю, превращенном их трудами в цветущий сад, тоже не давали покоя Вишневецкому. Пусть он был строг, а порою и беспощадно суров, но все же заботился о них и чувствовал свою ответственность. Скудостью воображения князь никогда не страдал, и оно, дополнившись собственным воинским опытом, красочно описывало, ЧТО могут натворить в его владениях нагрянувшие казаки вкупе с татарами. От одной мысли об этом замирало сердце, и рука непроизвольно тянулась сотворить крестное знамение.
Надо было действовать быстро, но обдуманно. Вишневецкий видел только два пути: либо оставаться на месте, обороняясь собственными силами и уповая на милость Создателя, на храбрость и выучку своих солдат, гордо именующих себя «вишневцами», а также на помощь местных обывателей, либо – если окажется, что враг слишком силен, – спешно отходить в глубь страны, взяв с собою казну и самое ценное имущество. «Терциум нон датур!»[2], – вздыхал хорошо обученный латыни князь, давно носивший прозвище «Ужас казачий». Чтобы решить, какой же из двух путей правильный, надо было иметь точную информацию, и не от перепуганных измученных беглецов (у страха, известно, глаза велики!), а от своих людей, которым можно довериться.
С этой целью князь и разослал в разные стороны десяток небольших отрядов на лучших лошадях. Поставив им задачу: разведать обстановку, узнать все в точности, а потом как можно скорее вернуться в Лубны и доложить.
Одним из этих отрядов как раз командовал бравый ротмистр Подопригора-Пшекшивильский.
– Ну ни фига себе… – растерянно пробормотала Анжела, покачиваясь в такт лошадиной рыси. В седле она держалась уверенно, не соврала, что умеет ездить верхом. – Так нам что, теперь к этому самому князю Яреме надо попасть? Другого выхода нет?
– Есть, конечно. Но все они хуже, – вздохнул я, держась за заднюю луку седла. – Попадем к казакам – скорее всего, и до Хмельницкого не доведут, меня зарубят, а тебя… Кх-м! Попадем к татарам…
– Не надо! – испуганно дернулась блондинка. Точнее, со стороны блондинкой она уже не казалась – волосы были тщательно упрятаны под татарскую шапку, название которой я не мог вспомнить, как ни старался. То ли малахай, то ли еще что… Анжела долго упиралась всеми конечностями, не желая надевать трофейный головной убор. Чужие штаны и рубаху надела, преодолев страх и брезгливость, даже сапоги согласилась натянуть, вняв моим доводам, что босоножки – не лучшая обувь для наездницы. Я выбрал из трех пар самые подходящие по размеру и сам обмотал ей ступни самодельными портянками, чтобы не стерла в кровь. А вот от шапки она отбивалась яростно, причитая, что у нее наверняка заведутся вши. Мне пришлось даже прикрикнуть. Негромко, но подействовало.
– Сам не хочу! – усмехнулся я, откликнувшись фразой товарища Саахова из «Кавказской пленницы». – Как видишь, наилучший вариант – пробиться к Лубнам, под защиту князя. Он, конечно, сволочь еще та и самодур был изрядный, судя по историческим документам, но все-таки образованный человек, всей Европе известен. Опять же, рыцарских правил придерживался…
Чтобы не пугать Анжелу, я не стал описывать, какую страшную память оставил по себе во многих областях Украины этот «образованный рыцарь», какой ужас охватывал людей при одной вести: «Ярема идет!» Никакой пользы эта информация не принесла бы, а вот навредить могла запросто. Кроме того, я по собственному опыту слишком хорошо знал: иной раз вполне нормальный человек способен совершить такое, что ему не привиделось бы раньше даже в кошмарном сне. Не потому, что он плох и порочен, просто злая судьба другого выхода не дала. Надо – и все! Или ты, или тебя.
– А кем ты тогда станешь? Типа как Хозяин при дворе короля Артура? – спросила вдруг Анжела.
Да, умеют женщины ставить в тупик, ничего не скажешь! Хорошо, что я сидел за ее спиной, на крупе лошади: представляю, какое у меня сейчас было выражение лица…
– Ты… читала Марка Твена?
– Представь себе! – озорно, но с различимой обидой отозвалась Анжела. – И еще много кого. Хоть и блондинка.
– Да я ничего такого не имел в виду… Честное слово! Просто думал, что эта книга уже забыта.
– Она мне как-то попалась в детстве… Забавно! Бедный янки, каково ему там пришлось! Но ведь выдержал и хорошо устроился, хотя вовсе не был крутым суперменом. – Анжела вдруг рассмеялась. – А уж тебе сам бог велел. Станешь первым советником князя, или кто там у них есть… Ну и за меня тогда замолвишь словечко, пусть сделает маркизой какой-нибудь.
– Погоди, не спеши. До князя еще надо добраться!
Главную причину, по которой я так настойчиво стремился к Вишневецкому, я пока решил Анжеле не открывать. Во-первых, всему свое время, во-вторых, все-таки не бабского ума это дело. (И можете сколько угодно обвинять меня в мужском шовинизме!)
Раз уж случилось такое чудо, почему бы не стать орудием судьбы? Ход истории иногда зависит от таких ничтожных мелочей…
– Следы еще свежие! – доложил улан, тщательно осмотревший место побоища. – Хоть и сильно затоптано, а все ж разобрать можно. Судя по всему, эти нечестивцы схватили женщину и пытались над нею надругаться…
– Откуда такие подробности? – фыркнул вахмистр Балмута, известный многим вишневцам как безудержный хвастун, пьяница и скандалист. Что, впрочем, не мешало ему вдобавок быть отчаянным храбрецом и надежным товарищем. А уж о его любовных подвигах и вовсе ходили легенды, да такие богатые и сочные, что сам черт не разобрал бы, где правда, а где вымысел. – Прямо на земле написано?
Подопригора-Пшекшивильский нахмурился было, размышляя, не одернуть ли вахмистра, чтобы не лез со своим мнением раньше командира. Но потом решил, что не стоит.
– Проше пана, я в юные годы был завзятым охотником! – обиженно отозвался улан. – Отец меня выучил по самому слабому следу идти, не сбиваясь. Ясно вижу: там были отпечатки женских ног. Трава примята, местами с корнем выдрана, стало быть, шла борьба. И вот еще что я нашел, пан ротмистр… – Смущенно кашлянув, улан протянул Подопригора-Пшекшивильскому кружевную тряпочку.
– Езус Мария! – выкатил глаза Балмута, раздувая ноздри, словно жеребец. – Вот это да!..
– Это что такое? – с подозрением спросил командир отряда, повертев в руках рваную находку.
– Судя по некоторым признакам… э-э-э… часть дамских панталон, – отозвался следопыт, чувствуя, как его щеки начинают гореть, и вовсе не от жаркого солнца. – Самая… э-э-э… серединка.
Лица и шеи остальных улан синхронно вытянулись.
– Лопни мои глаза! – выдохнул Балмута. – Дорого бы я дал, чтобы увидеть этакие панталончики на красивой панночке! А еще дороже – чтобы потом снять их…
– Придержите язык, вахмистр! – не вытерпел Подопригора-Пшекшивильский, лицо которого тоже зарделось, прямо в жар и пот бросило: так явственно представил себе панну Агнешку Краливскую, по которой давно вздыхал, в столь дивных панталонах, непристойно коротких и прозрачных, но оттого втройне соблазнительных… После чего снова повернулся к улану-следопыту. – Но что это за чудная материя?!
– Не могу знать, пан ротмистр… Сам такое впервые вижу… Позволите продолжать?
– Продолжай! – Ротмистр машинально потянулся утереть взмокший лоб той самой тряпочкой, но тут же, отдернув руку словно от огня, торопливо запихал сей интимный предмет в карман кунтуша. Уланы едва сдержали хохот, Балмута фыркнул, зажав рот ладонями. – Что про покойников скажешь?