Исповедь - Неонилла

Глава вторая

Несколько часов спустя Мария с тяжелым сердцем подъехала к городку, где жила ее бабка по отцу. Вечернее солнце грозилось резко пасть за горизонт, уступая место всегда внезапно нападающей темноте украинской ночи. На улицах, привычно ожидающих этого нападения, уже зажигались фонари. Было тепло и тихо. Редкие прохожие спешили по домам. Правда, завидев машину Марии, они останавливались и долго провожали ее взглядом. В городке происходило не так уж много событий. Все его жители знали друг друга с детства, и потому любой мало-мальский семейный спор здесь разбирался всем миром, выносившим решение, обязательное к исполнению провинившейся стороной. Не важно, был ли это муж, жена, или досадивший всем малец-сорвиголова... В таких маленьких городках общественное мнение представляло собой несокрушимую силу, порой превышающую даже силу официальной власти. Жизнь здесь текла неспешно и спокойно, в раз и навсегда заведенном русле, которое не могли изменить даже политические пертурбации. Именно поэтому каждый новый человек вызывал здесь пристальное внимание, ну, а уж приезд внучки сварливой Никитичны, тем более не мог остаться незамеченным. Подъезжая к дому бабки, Мария еще издали увидела, что все окна в доме освещены. Не иначе, как у бабки были гости... Заметив стоящий рядом с воротами джип дяди Кондрата, Мария сразу же поняла, кого она сейчас встретит... Поднимаясь на крыльцо веранды и внутренне напрягаясь, Мария постаралась настроить себя на нелегкий разговор с отцом. Распахнув дверь, она увидела сидевших за столом бабку в ее неизменном черном одеянии, отца и дядю Кондрата - папиного двоюродного брата. - Явилась... - поджала губы бабка, подняв на нее обличительные, суровые глаза. - Баб, вот за что ты меня так не любишь?! - взорвалась Мария. - А за что тебя любить-то? - окинув ее презрительным взглядом, бросила та. - Отца бы пожалела, уж не мальчик он бегать за тобой через полстраны! Она все еще по старой памяти считала одной страной пространство огромной, в прошлом, державы, растащенной теперь на национальные лоскуты. Мария перевела взгляд на отца. Тот молча смотрел на нее и ждал, что она ему скажет. - Пап, мы с тобой поговорим наедине, - решительно сказала она и направилась в комнату. Но ее догнал, словно ударивший в спину, голос бабки: - А ты чего это тут распоряжаешься? Ты тут, покамест, не хозяйка! Ишь ты, "наедине"! Мы, чай, с Кондратом тебе тоже не чужие люди... А коли такая гордая - ступай со двора! Поезжай в свой дом, там и разводи секреты... - Мамо... - прозвучал укоризненный голос отца. - Чего "мамо"?! Распустил девку до крайности, ниверситеты, машины, квартиры, женихи богатые, вот она теперь перед тобой хвостом и крутит. Перед людями стыдно! Мария, замершая после первых же слов бабки и стоявшая все это время спиной к своим "не чужим людям", медленно повернулась, и, посмотрев долгим взглядом в глаза отцу, сказала ему: - Хочешь говорить со мной, я тебя жду в машине. Ровно пять минут... - и вышла, в три шага покрыв расстояние до двери. Через несколько минут следом за ней вышел отец, и, открыв дверцу машины, где, угрюмо нахохлившись, сидела Мария, сел с ней рядом. Вытащив из кармана "сердешное" лекарство, он молча выдавил из плена фольги одну таблетку и сунул ее под язык. - Ты на бабушку не обижайся, она переживает за тебя, - неожиданно мягко сказал он. Мария недоверчиво покачала головой: - Ты, наверное, забыл, как она меня в детстве доводила, а потом объясняла, что ей нравится смотреть, как я плачу? - Как же, помню, - вздохнул он. - Но тогда почему ты приехала к ней? - А куда мне было еще ехать? Дядя Кондрат меня тут же бы выдал... А мне хотелось побыть одной, где-нибудь на краю земли... - и помолчав, добавила: - Да, честно говоря, я и не особо думала тогда, побросала в сумку на скорую руку вещи и рванула сюда, подальше от всего... - А ко мне ты не могла прийти? - спросил отец, и лицо его обиженно помрачнело. - Разве я когда-нибудь тебя подводил? Уловив ее отрицательное покачивание головы, он добавил: - Я до сих пор не знаю, что у вас там произошло. Геннадий так ничего толком и не смог рассказать. Твердит, как заведенный: "уехала", и все. - Да? - с интересом спросила Мария. - И он тебе ничего не сказал? - А что он должен был мне сказать? - в свою очередь заинтересовавшись, посмотрел на нее отец. - Ага, значит он не сказал... - протянула Мария. - Ну что же, тогда я тебе расскажу про твоего любимого Геночку... Во сколько мы должны были венчаться, помнишь? - В четыре часа, а что? - Расписались мы в двенадцать дня, верно? - Ну... - поторопил ее отец. - А к часу нам пришлось вернуться ко мне домой - пересидеть до отъезда в церковь. Если помнишь, дождь тогда хлестал как из ведра, какие уж там возложения цветов и прогулки по городу! Генка со своим свидетелем, высокородным Мишелем, решили выпить коньячку для снятия свадебного стресса, а мы с Викой отказались - впереди еще предстояла церемония в церкви, нужно было оставаться в форме. Да и не принято, вообще-то, невесте с женихом на свадьбе выпивать... Ну вот. Генка с Мишелем выпили, а потом началось что-то очень странное... Мария замолчала. - Слушай, не тяни резину...- недовольно проворчал отец, перекатывая во рту еще не рассосавшуюся таблетку. - Что дальше-то произошло? - А дальше мы с Викой решили чуточку прилечь - устали очень, рано ведь встали, прически, то да се... Ну вот... Проснулась я от того, что чувствую - кто-то легонько касается моих губ. Думаю: "Неужно Генка осмелел?" Пап, ты представляешь, он ведь меня за все это время даже ни разу не порывался поцеловать... Только цветами и конфетами задаривал. А так придет в гости, чмокнет куда-то в районе уха - и в видик уставится, объясняя свою пассивность в ухаживаниях тем, что очень устает на работе, готовясь к зарубежной деловой поездке... Так вот, открываю глаза, а это, оказывается, перышко вылезло из подушки, ну из той, что бабка подарила, и, шевелясь от моего дыхания, щекочет мне губы. Никого больше нет, только Вика моя крепко спит рядом в кресле. А в доме стоит какая-то странная тишина... Я поднялась с дивана. Куда, думаю, Генка с Мишелем запропастились? Хожу по квартире, ищу их: ни на кухне нет, ни в спальне, ни в гостиной, ни в ванной - тоже... И тут распахиваю в каком-то озарении дверь в лоджию, и вдруг слышу какое-то пыхтение. Я шаг-то сделала, а как увидела их, словно каменная стала, ноги - ни туда, ни сюда не несут. Свидетель наш, Мишель, облокотился на подоконник и вроде как в окно смотрит. Вот только тело его как-то очень уж по-кошачьему взад выгнулось, да брючки ненароком сползли на сорок два цуня ниже пояса, драпировочкой упав на его туфли. А мой благоверный так рьяно раскачивает свое нефритовое копье, с размаху вставляя его в яшмовые ножны Мишеля... Не иначе, как полирует, чтобы не затупилось... - Марию начинало нести. - Прекрати... - тихо попросил отец. Взглянув на него, Мария испуганно смолкла. Лицо отца налилось темной кровью, что бывало с ним в редкие минуты ярости. - Убью! - коротко и оттого страшно прозвучало его обещание. - Не надо, пап! - сказала она. - Не стоит он того! Пусть катится в свою заграницу. Хотя неженатых туда не очень-то отпускают... - А вот это я тебе гарантирую, - сказал отец, - покатится и еще как, нам такой мрази в стране не нужно! И Мишеля этого пусть прихватит с собой, этим я тоже займусь, - и, взглянув на Марию, он вдруг порывисто обнял ее и прижал к себе: - Ты прости меня, дочура, что я тебе такого урода подсунул. Думал, будешь у меня пристроена в жизни. Генка, вообщем-то, из хорошей семьи, не дурак, обеспечен. А меня ведь скоро могут и на погост позвать... Как, думаю, тебя оставить тут одну? Я как только представлю, что за тобой за одно твое наследство начнется охота, как начнут тебя на части рвать разные прощелыги и любители денег, так сердце кровью и обливается. Да и не скрою - внучат хочу страшно... Старый ведь я у тебя. Эх...прости меня, Марусенька. - Пап, ну ты что? - возмутилась она. - Все были бы такими старыми! Да и не виноват ты, откуда тебе было знать-то? - Ладно-ладно, не утешай, - усмехнулся отец. - Проверить нужно было, такие вещи не утаишь... - и, помолчав, добавил: - Думаю вот что, поехали-ка в речную гостиницу, там пара приличных номеров есть. А завтра я тебя в пансионат пристрою, прямо на берегу Днепра. Поживешь там недельку-другую, а я пока в Питере разберусь с делами, и к тебе приеду. Твой развод я беру на себя, даже следов не оставлю от этого брака... Эх, брак и есть... сокрушенно покачав головой, констатировал он. - И пусть этот гад теперь помучается, решая свои карьеристские брачные проблемы, а тебе отдохнуть надо после всего этого дерьма, - отец скривился, словно у него разом заболели все зубы. - Я тут вот что подумал, если ты за границу работать ехать не хочешь, то давай, может, мы тебе фирму какую-нибудь организуем, а? Будешь работать, сама себе хозяйка, а я тебе помогать буду? - Пап, я сейчас тебе ничего сказать не могу, может, я в монастырь уйду... - высказала она только что пришедшую ей в голову мысль. - Что?! - в ужасе выдохнул отец и треснул по обшивке сидения кулаком: Только через мой труп! Ты что, с ума сошла заживо себя хоронить?! Тебе еще жить да жить, детишек рожать и растить. - Детишек рожать - муж надобен, или, по крайней мере, носитель нефритового жезла... - Дались тебе эти нефритовые жезлы! - рассердился отец, а потом, спохватившись, пошутил: - Ни цвета, ни тепла, от них только японцы каменные и могут уродиться. А мы тебе найдем нашего, российского, богатыря. - А вот это уже хватит, наотнаходились, баста! - вскинулась Мария. - Все, я спать хочу, сегодня километров пятьсот отмахала. Ты едешь со мной в гостиницу или здесь остаешься? Виновато посмотрев на нее, отец сказал: - Погоди, пойду бабушку предупрежу. Он грузно вылез из машины, и пошел к дому тяжелой походкой уже давно немолодого человека. Мария почувствовала, как ее охватывает жалость и нежность к отцу. Он, действительно, был стар, а она была его единственной дочерью и отрадой, вот он ее и оберегал, пытаясь все время подстелить соломку, да, как видно, не всегда удачно. Да и наличие соломки не уберегает от самого падения, хотя, может, и смягчает удар... Вскоре послышались голоса, на крыльце появился отец, за которым шли дядя Кондрат и ругающаяся на чем свет стоит бабка. - Что скажут люди? - доносился до Марии ее возмущенный голос. - Мне же из дому выйти стыдно будет! Лучше бы вы вообще уехали, чем... - Мамо, ша! - вдруг твердо сказал отец Марии. - Я так решил! Бабка смолкла на полуслове и даже остановилась от неожиданности. Потом, не говоря больше ни слова, только осуждающе махнув рукой, повернулась и ушла в дом. - Поехали, - сказал отец, усаживаясь рядом с Марией. Она резко тронула с места, дробью сыпанув по забору щебенкой, вырвавшейся из-под колес. Дядя Кондрат, усевшийся за руль своего джипа, едва успел завести мотор, и теперь спешно догонял их, пытаясь пристроиться сзади и не отставать.