Модницы - Линн Мессина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моментальные снимки, которые лишь слегка отличаются от фотографий в школьных выпускных альбомах, обычно сопровождаются кусками текста с описанием события. Остроумный, шутливый и почти разговорный стиль Келлера, от которого никогда не веет скукой, напоминает обычные колонки сплетен, только без вечных напоминаний о сексе и жадности.
Поскольку жизнь таинственного Келлера, окруженная «шиком и блеском», никак не объясняет его враждебности к сотрудникам, нам остается только гадать. Мы сочиняем теории о его родителях (слабый отец, тираническая мать), детстве (его вечно задирали хулиганы), росте (комплекс Наполеона) и личной жизни (отсутствует). Его гнев на все человечество можно объяснить лишь одним: он коротышка с проблемами, у которого не сложилась личная жизнь. Поскольку Келлер ни разу не выглянул из своей норы, чтобы оспорить этот вывод, с годами рассказы становились все фантастичнее и фантастичнее. На месте человека образовался миф, и мы так хорошо знаем его детали, что иногда забываем, что это только выдумка.
Что и происходит, когда Сара, Кейт и Эллисон составляют свой план. Они не учитывают, что Алекс Келлер может оказаться вовсе не сердитым карликом, который хочет отомстить доминантной материнской фигуре.
Заговор
Я не знаю, как Джейн ко мне относится, но слово «уважение» тут явно не к месту. Ладно, это я оставляю при себе: хочется услышать их план, и они вот-вот все мне расскажут.
— Великолепная идея принадлежит Эллисон, — говорит Кейт, — так что она должна решать.
Эллисон улыбается и краснеет — не привыкла к тому, чтобы ее идеи называли великолепными.
— Ну, не знаю, — нерешительно говорит она, глядя на соратниц. — Мы же решили, что скажем ей, только если она согласится помочь.
— Виг обязательно согласится, — говорит Кейт. Она за то, чтобы все раскрыть. Кейт не осторожный конспиратор, она авантюристка, готовая сломя голову броситься в дело. — Как только узнает план, она поможет. Я уверена.
Сара не убеждена, но она передала ответственность Эллисон и вполне этим довольна.
— Что бы вы ни решили, я поддержу.
Эллисон ломается под грузом независимости и поворачивается ко мне.
— Ладно, но ты должна поклясться, что, если не захочешь помочь, ты никому не расскажешь о нашем плане.
Я соглашаюсь, потому что почти уверена — планируют они что-то вроде того, чтобы подлить растворитель в шампунь Джейн, надеясь, что она подаст в отставку от унижения, когда лишится волос.
— В галерее в Сохо скоро будет выставка, — медленно говорит Эллисон, все еще сомневаясь во мне. — Один из новых английских художников, Гэвин Маршалл. Знаешь, из тех, кто делает надувную мебель из коровьих кишок и называет это искусством. Его последняя работа — серия под названием «Позолоченная лилия», но британская пресса назвала ее «Иисус-трансвестит», и это отражает самую суть, — объясняет она. — Этот Гэвин одевает статуи Иисуса в модные платья. В Англии выставка имела огромный успех, но дело щекотливое, и ни один модный журнал про нее не посмел писать. Так вот, мы собираемся убедить Джейн сделать статью. Потом последует скандал, призывы к бойкоту, и издателю придется ее уволить, чтобы умиротворить рекламодателей и консервативных верующих.
— И как вы убедите Джейн написать об этой выставке? — спрашиваю я. План у них на самом деле интересный и творческий, но я сомневаюсь, что из него что-то выйдет. Может, Джейн Макнил и тираническая эгоманьячка, но она не из лесу вышла. Она достаточно журналов выпустила, чтобы распознать опасную территорию. У нее годы опыта в журнальном деле, так что ей не надо объяснять, что мало кому из знаменитостей захочется быть под одной обложкой с Христом в платье от Диора.
— Тут-то ты и нужна, — говорит Сара.
— Я?
— Ты, — говорит Кейт.
— Я?! — С чего они взяли, что я могу повлиять на Джейн?
— Ты краеугольный камень, — кивает Эллисон.
Я тупо смотрю на нее; разговоры о моей краеугольно-каменности начинают мне надоедать.
Помолчав немного, явно не понимая, на чем остановить свой рассказ, пока я не дала согласие, Эллисон продолжает:
— Нам надо, чтобы ты убедила Келлера внести открытие выставки Маршалла в расписание ноябрьских вечеринок.
— И пусть он впишет побольше знаменитостей, — говорит Кейт. — Джейн не заинтересуется, если будет мало знаменитостей.
На самом деле и одной знаменитости вполне хватит, чтобы привлечь внимание Джейн. Но у плана есть крупные недостатки.
— Ее это не убедит.
— Это только первая стадия, — говорит Эллисон.
— Вот как?
Сара кивает.
— Есть и другие стадии.
— Сколько всего?
Эллисон закрывает глаза и молча прогоняет в уме свой план.
— Четыре, — говорит она. — Четыре стадии. На второй ты должна привлечь к Маршаллу внимание Джейн.
— Да, но только это надо сделать очень непринужденно. Она не должна знать, что ты хочешь, чтобы она о нем узнала, — добавляет Сара.
— Мы хотим, чтобы Джейн думала, что открыла секрет, — говорит Кейт.
Так-так, интересненько.
— И зачем?
— Понимаешь, если Джейн узнает — совершенно случайно, — что новый директор редакции собирается предложить, чтобы «Модница» спонсировала прием в честь Гэвина, а может, еще и сделала о нем статью, то она захочет украсть эту идею, — говорит Эллисон.
Это похоже на типичное поведение Джейн, но кое-что у них не укладывается в логическую цепочку.
— Джейн наверняка разузнает про Гэвина и сразу поймет, что для нас он слишком спорная фигура.
— Конечно. Если одна из нас предложит прием в честь Гэвина, — соглашается Сара. — Но если она решит, что это идея Маргерит, то ничего выяснять не станет.
Тут явно какие-то обстоятельства, которых я не знаю.
— Почему не станет?
— Они уже больше пятнадцати лет соперничают, — говорит Эллисон. — Джейн и Маргерит работали младшими редакторами в «Выскочке» и соревновались за интервью, сюжеты и сенсации. Они обе метили на должность старшего редактора, и, когда вакансия открылась, ее заняла Маргерит. После этого у Джейн дела шли все хуже. Через полгода она уволилась.
Этот набор фактов меня изумляет.
— Откуда ты все это знаешь?
Эллисон улыбается.
— Правило стратегии номер один: знай своего врага.
А я и не знала, что у нас война.
— Так что, видишь, если мы сможем убедить Джейн, что Маргерит что-то планирует у нее за спиной, чтобы обойти ее в глазах издателя, она сделает все, что может, чтобы помешать, — расчетливо говорит Кейт. — И какие бы сомнения она ни питала насчет такого проекта, их быстро задавит желание отнять идею у соперницы.
— Ей будет не до логики, — настаивает Сара. — Главная забота у нее — ожидание удара в спину от Маргерит.
— Я это гарантирую, — говорит Эллисон. Гарантировать что бы то ни было невозможно.
Просто иногда удается сократить степень риска. Смещение Джейн Макнил не кажется мне надежным замыслом. План у них хороший — куда лучше, чем я думала, — но он слишком зависит от особенностей человеческого характера. Никто не знает, как Джейн будет реагировать на Маргерит. С тех дней в «Выскочке» прошло больше десяти лет, и Джейн, когда-то всего лишь младший редактор, теперь возглавляет самый успешный женский журнал в истории. Время и успех как раз из разряда тех вещей, что лечат старые обиды.
Я говорю заговорщицам, что подумаю пару дней и скажу им, но это всего лишь вежливость. Я не склонна к революциям — как бы мне ни хотелось свергнуть старый режим, за оружие я не возьмусь.
Твоя глупая жизнь
Дот Дрексель разговаривает журнальными заголовками. Так и чувствуешь, как на тебя летят заглавные буквы.
— Коньковый бег на лыжах: твой новый любимый вид спорта, — говорит Дот, когда я вхожу в ее в кабинет. Хотя она уже пять лет как старший редактор, кабинет ее опрятен и пуст, без малейших личных деталей. Если бы Дот пришлось выбираться отсюда ночью во время военного переворота, она собралась бы за несколько секунд, не оставив следов. Ей не нужно было бы возиться с цветами, фотографиями в рамках и забавными бесполезными мелочами, которыми завалены столы у других.
Я сажусь и пытаюсь вспомнить свой старый любимый вид спорта — что-то же должен этот коньковый бег на лыжах заменить. Ничего не получается.
— Забудь о сноубординге, — говорит она и вручает мне буклет с фотографиями покрытых снегом вершин и пылающих каминов на лыжных курортах, — теперь все звезды спешат заняться новой соблазнительной альтернативой.
Сноубординг никогда не производил на меня особенного впечатления, так что забыть его несложно, но почему-то я сомневаюсь, что его соблазнительная альтернатива надолго останется у меня в памяти. Мой мозг — проходной двор для модных тенденций.