Побѣдители - Елена Чудинова

Симпатичная официантка с рыженьким конским хвостиком (похоже, студентка) приняла у меня заказ. Памятуя о том, что Москва повсеместно встречает меня пустыми холодильными шкафами, я взяла непостное меню, заказала гренки с маслом, шевр и бокал пти-шабли. И, конечно, попросила всю подборку газет.

Есть о чем подумать, пока не принесли газеты. Едва ли я полностью поверила Наташе с ее, как всегда, парадоксальной версией происходящего. Но главное, что душа моя ей поверила безусловно: уж лучше весело играть со своим безумием, чем с омерзением тащиться у него на поводу. Что же, поиграем. Если мне, к примеру, все время чудится, что Петербургские костел святого Казимира и костел святого Бонифация лежат в руинах, из этого кошмара можно сделать вывод: когда-то и в том мире все эти храмы были, во всяком случае, построены. Значит, жизнь «расщепилась» после возведения этих зданий, а они никак не древние. Надо поглядеть на даты. Хоть что-то я буду наверное знать. Разведчик работает с обрывками…

– Госпожа Чудинова, если не ошибаюсь? Мы были друг другу представлены на Большом приеме в Зимнем дворце.

У меня плохая намять на лица («лицевая амнезия», как определяет это Наташа), но по представленной моим глазам подсказке не опознать собеседника было почти невозможно. Все же на московских улицах довольно сложно встретить человека в кипе. А у незнакомца, подошедшего к моему столику, высокого и широкоплечего, моего ровесника, на светло-русых густых волосах сидела черная кипа. Так ловко сидела, что его невозможно было представить без нее.

Так что в незнакомцы я его записала напрасно.

– Господин Эскин? Удивительная встреча. Вы кого-нибудь ждете, или желали бы составить мне компанию?

– Нет, никого. Я был рядом на радиостанции, страшно устал и голоден. Почту за честь сесть с вами, дабы чего-нибудь перекусить.

С этими словами Эскин действительно сел. А я в эту же минуту поняла, что мы разговариваем по-русски. При первом-то знакомстве мы, разумеется, говорили на французском языке, как предусматривает при общении с иностранцами протокол.

– Так вы знаете русский язык?

– Мне очень нравится русская литература. Кстати, мой дед был родом из России, быть может, это какие-то наследственные симпатические токи. У меня довольно приличные способности к языкам. Поэтому русский язык я выучил для собственного удовольствия, между делом. Чему сейчас весьма радуюсь, ибо дела велят бывать в России довольно часто.

– Неужели вы приехали на конференцию по Мальтийскому Инциденту? Событие, конечно, серьезное, но ведь двадцать лет прошло. Это так важно?

Почему-то мне показалось, что Эскин обернулся к официантке не без удовольствия, что та кстати подошла. Почему ему не хочется отвечать на такой простой вопрос? Или мне почудилось? Впрочем, увидим, как только он сделает заказ.

– Приготовьте мне, пожалуй, окрошки. Только не кладите ничего мясного. Пусть будут только овощи и сметана. А затем – гречневой каши с белыми грибами. И бокал красного грузинского вина. Хванчкары, к примеру. А далее видно будет.

Эскин теперь оборотился ко мне.

– Прошу прощения за мой неприличный аппетит. По мне лучше наколоть дров, чем общаться с журналистами. Невероятно выматывающее времяпрепровождение. Кстати, госпожа Чудинова, я читаю вашу книгу. Ту, что сейчас вышла. «Хранитель анка».

– Других книг у меня и нету, – я улыбнулась. – Многие без того говорят, что я рановато дебютировала в роли прозаика. И бранят за всякого рода неуклюжесть.

Итак, о цели приезда в Россию ему беседовать не с руки. Он не просто переменил тему разговора, воспользовавшись помехой, но и направил беседу в заведомо приятное для меня русло. Ладно, не очень-то и хотелось.

– Прочел почти до конца. Страниц пятьдесят осталось.

– Ну и как вам сие чтение?

За окном пробежал по улице посыльный, ловко удерживая в руках разом три нарядных корзины с яблоками. Да, Москва празднует Яблоневый Спас всегда на широкую ногу. В этот день вместо визитных карточек все шлют друг другу яблоки. Верней сказать – шлют яблоки вместе с визитными карточками, конечно. В этом милом обычае принимают участие все – хоть инославные, хоть вовсе неверующие. А вот меня на сей раз не встретит дома яблочное благоухание. Все знают, что родители в имении, и никто не знает, что я приехала. Даже грустно немножко.

– Весьма увлекательно. – Серо-голубые глаза Эскина сделались серьезны. – Мне, как еврею, не было, конечно, приятным читать о том, сколько евреев числилось в комиссарах. Вы подняли немало фактического материала.

– Что поделаешь. – Уж я-то взгляда не отвела. – Ровно такой процент был в Чеке, как у меня и написано… А уж комиссары на фронтах… Те были евреями почти сплошь. Правда бывает порой не для всех приятна. На то она и правда.

– Но вся ли это правда? – Эскин кинул взгляд на барную стойку. – Любопытно, есть ли у них лицензия на продажу табака?

– Вы курите? – У меня вдруг опять тревожно защемило сердце. Нет, не надо! Сейчас он просто скажет «да, курю», а совсем не то, чего я сейчас жду…

– Скорее – нет. Изредка, за бокалом…

– … и в хорошей компании. – Я вытащила из сумочки уже вторую неделю залежавшуюся там коробочку. Сходить с ума, так весело, как и было решено. – Ничего, что слишком дамские, тонкие?

– Я такие и люблю. Хотя это и не очень воинственно.

Мы рассмеялись и прикурили от поднесенной девушкой свечи.

– Так вот, о полноте правды. Был ли евреем Александр Герцен? Максим Горький? Декабристы? Что бы ни делали евреи, но чего б они добились, когда бы ваша собственная интеллигенция ни разложила страну изнутри? Кто помешал Юденичу взять в первый раз Константинополь? Ваше собственное Временное правительство. Революции предшествовало колоссальное внутреннее разложение общества.

– Но оправдываете ли вы еврейских комиссаров? – Я напряглась.

– Ни на волос, – отчеканил Эскин. – Живи я тогда, сражался бы за белых. Но мне кажется, причина падения наших народов совершенно очевидна.

– То есть? – спросила я, когда перед нами расставили тарелки.

– Отпадение от религии.

– «Если Бога нет, то все можно»? – я невесело усмехнулась.

– Если угодно, так. Начинаются всяческие прогрессивные веяния, молодым евреям хочется встроиться в жизнь русского общества. Но обращение в православие носит формальный характер, дабы не сказать хуже. В русском-то обществе безрелигиозность тоже считается в ту пору хорошим тоном. Безрелигиозна вся образованная среда… Хуже всех делаются те, кто оторвался от своей веры, не обретя чужой. У каждого народа – свои отбросы. Я бы хотел, чтобы о моем народе судили не по бомбистам и комиссарам, а по тем любомудрам, что занимались тогда в России сложнейшей духовной работой. Но они-то были – не на виду. Как всегда и происходит.

– Так книга-то вам нравится?

– Нравится. Но там ведь все останутся живы? В конце? Признайтесь заранее, поберегите нервы хотя бы одному читателю.

– Отвечаю «да», дабы поберечь нежные нервы военного министра. Как вы стали министром в такие молодые лета, господин Эскин?

– Был учтен мой опыт работы в ЮАР. – Эскин улыбнулся. – И он в самом деле полезен.

– Не все в восторге от вашей роли в цементировании апартеида.

– Я знаю. Вы удивитесь, вероятно, если услышите от меня: апартеид это зло. Но это зло – меньшее из возможного. Если бы вы видели положение вещей изнутри… Я не могу передать вам своей уверенности в том, что, рухни апартеид, зло возрастет стократно. Пострадает не только белое население, о котором наши либералы не думают вовсе, но также и столь любимое ими черное. Все скатится в хаос.

– Вы верите в концепцию Циолковского о внеисторических народах?

– Это теория. В политике я практик. У меня есть иные сферы приложения для теоретических размышлений.

Ну да, Каббала, к примеру. Осторожнее, Нелли! Ты слышала – он еще и настоящий колдун. До тебя ведь доходили слухи… Весь Израиль знает, что он устроил двоим своим политическим противникам магический огненный удар, называемый «пульса денура». Он объявлял, что противник умрет. Заранее, за определенный срок. И оба его противника действительно умерли. В назначенное им время. Осторожнее, Нелли! Прав он или нет насчет апартеида, но уж колдун он несомненный. Он ворожил ночью на кладбище. Он колдун, невзирая на его добрую улыбку и твое странное чувство, будто вы знакомы сто лет. А честным католикам надо поосторожнее с колдунами.

– Вам нравится ЮАР, вероятно?

– Я люблю эту страну. Этих бодрых столетних стариков, эту странную природу, эти великолепные современные города… А люди… Я б охарактеризовал их прежде всего словами «кристальная честность». Вам не все в них, подозреваю, понравилось бы… Очень патриархальный уклад. Девочки, эти беловолосые малютки от горшка два вершка, уже хлопочут по дому в передничках, несут папе попробовать, хорошо ль состряпали какие-то колбаски. Папа отведал, похвалил, потрепал по щечке – они и сияют. Хранительницы очага, завтрашние. Но вместе с тем ни тени ощущения, что женщины менее уважаемы, чем мужчины. Это нам не исламский мир. Мнение женщины важно во всех серьезных вопросах. И благочестие семьи держится именно на женщинах. Представьте… Пять часов утра, я, в гостях в одном загородном имении, случайно поднялся чуть свет… Смотрю, хозяйка дома, уже строго так одетая, прибранная, вышла на открытую галерею: читает домашнюю Библию. Смотрю – читает час, читает полтора… И в течение дня она десять раз упомянет мужу о том, что сегодня с утра прочла, и все будет мудро и кстати. Но я могу часами рассказывать об этой стране, не обессудьте, Елена! – Эскин осекся. – Простите! У меня какое-то странное чувство, будто мы где-то и когда-то были знакомы. Что моей вольности, конечно, не оправдывает. Журналисты выпили весь мозг из чаши моего черепа, и ввиду его пустоты я веду себя глупо.