Промах гражданина Лошакова - Юрий Коваль

– Кажется, дело чрезвычайно опасное, – задумчиво сказал капитан. – Платок – для нас.

– Платок платком, а больше ни следочка. Эх, сам ведь я научил его двигаться бесследно!

– Должен быть след, – уверенно сказал капитан, – Куролесов не дурак, он должен использовать подручные средства. Уж если он оставил носовой платок, он нам весь путь покажет.

– Не знаю, какие у него ещё остались подручные средства, – сказал старшина. – Брюки, что ль, снимет? Иль ботинки?

– Тебе-то было бы легче, – заметил капитан. – Протянул ус от дерева к дереву, на пару километров хватит.

Старшина закашлял, достал из кармана маленькую подзорную трубу и принялся осматривать местность. Он знал, конечно, в каких случаях капитан переходит на «ты». В нехороших.

– Вижу подручное средство, – доложил старшина. – Вон оно – на дереве висит.

Шагах в тридцати от них на сосне висел гриб-маслёнок, нахлобученный на сучок.

– Не белочка ли? – засомневался капитан Болдырев.

– Может, и белочка, а скорее Васькина лапа.

Они подошли к маслёнку и вдруг увидели впереди, на другой сосне, новый маслёнок. Старшина снял первый маслёнок с сучка и положил его в кепку, снял второй и тут же увидел третий. Скоро в кепке его было уже десятка два отборных маслят, потом пошли подосиновики и подберёзовики, два моховичка, пара хорошеньких белых.

– Вы что, солить их будете? – спросил капитан.

– Солить не солить, а на жарево тут наберётся.

Глава восьмая. Вася ботает и чирикает

Рука с квадратными ногтями втащила Васю в сени, без всяких затруднений проволокла по коридорчику, спустила по крутой лестнице куда-то вниз, в район погреба.

– Постой! Постой! – тормозил Куролесов каблуками. – А в чём, собственно, дело? Не время шуток.

Квадратная Будка сопела, протаскивая его через ящики и бочки. Где-то наверху вспыхивал и возникал Зинкин сорочий глаз:

– Осторожно! Осторожно! Бутыль не разбей. Не опрокинь бак с огурцами!

Но бак, за который Вася зацепился карманом, всё-таки опрокинулся, полился из бака укроп с рассолом, а в укропе, в хреновом листу, как рыбы в водорослях, скрывались огурцы. Они попрыгали из бака, захлопали хвостами, разбежались по полу.

– Только не по огурцам! Только не по огурцам! – кричала сверху Зинка. – Огурцы перетопчете!

Но Вася чувствовал, что его тащат всё-таки по огурцам, они лопались под каблуками, как рыбьи пузыри.

Тут вдруг выскочила откуда-то трёхлитровая стеклянная банка, блеснул в сумраке погреба бутылочный бок, кривая трещина перечеркнула стекло, банка развалилась и жутко, страшно таинственно в погребе запахло маринованным чесноком.

– Чеснок??? – орала теперь сверху Зинка. – Маринованный чеснок разбил?!

Наконец, Васю плюхнули на ящик. У ног его взвизгивал чеснок и подло ворчали уцелевшие огурцы. И Вася понял, что, если уж вокруг него опрокидывают огурцы и бьют чеснок, дела его плохи.

– Осторожно! Чеснок! Огурцы! Осторожно! – орала Зинка, заглядыва сверху в погреб. Её кудлатые космы свешивались в погреб, как абажур.

– Чё! – грозно прикрикнул Пахан, выталкивая абажур наверх.

– Не понимаю, – сказал Вася, отдышавшись. – За что ко мне такие применения? Я же всей душой и телом, а меня чесноком душат.

– Так ты по фене ботаешь?

– Ботаю. Изо всех сил ботаю.

– А по-рыбьи чирикаешь?

– Чирикаю.

– Врёшь, скворец! На бугая берёшь! Порожняк гоняешь! Лапшу на уши двигаешь!

– Не двигаю, не двигаю я лапшу! – закричал Вася, потому что увидел, что Пахан сунул руку в карман, в котором тяжело болтался пистолет.

«Ну, попал! Вот уж попал-то! – лихорадочно думал Вася. – Феня – ведь это бандитский язык, а я-то его не знаю, не ботаю и не чирикаю. Что ж делать-то? Гипноз! Скорее гипноз!»

И он сморщил переносицу, но гипноз, собака, никак не появлялся, затаился, напуганный запахом чеснока.

«Ну тогда разумом, тогда разумом, – думал Вася. – Возьму его разумом, неожиданной мыслью. Задавлю интеллектом».

– За что такие придирки? – высказал вдруг Вася эту неожиданную мысль. – Почему глубокое недоверие? – продолжал он давить интеллектом. – Я же предупредил, меня же и угнетают!

– Феню не знаешь, – сказал Пахан и покачал квадратною будкой. – Ну скажи, что такое «бимбар»?

– Так вот же он, бимбар. Вот он! – И Вася вынул из кармана часы.

– А ну дай сюда.

Пахан схватил часы, щёлкнул крышкой, и часы взыграли:

«Здравствуй, моя Мурка,Здравствуй, дорогая.Здравствуй, а, быть может, и прощай…»

И здесь автор должен, конечно, отметить редкую способность знаменитых часов: приспособляемость к обстоятельствам.

– Мурку играют? Всё равно, твоё-то время истекло. – И Пахан сунул часы в собственный карман. – Не знаю, откуда ты, да только мне ты живой не нужен.

Он зевнул и достал пистолет. И самое страшное показалось Васе именно то, что он зевнул.

– Нет, нет, – сказал Вася. – Я ещё живой пригожусь.

– Только не мне, – сказал Пахан и сразу нажал курок.

Грянул выстрел – и пуля-дура полетела в открытую Васину грудь. И последнее, что слышал Куролесов, был глупый и неуместный сверху крик:

– Только не по огурцам!

Глава девятая. Уходящая галоша

По маслятам да по моховикам капитан со старшиною добрались до улицы Сергеева-Ценского.

– Помню, брали тут двух самогонщиков, – сказал старшина. – Трудное было дело: они из самогонных пулемётов отстреливались, но мы их пустыми бутылками забросали…

– Ищите след, – прервал капитан неуместные воспоминания. – Грибов больше не видно.

– Как же не видно? Вон он гриб, висит на заборе. – На заборе висела свинуха, тот самый гриб, который называют дунькой и лошадиной губой.

– Из-за этого самого забора они нас сивухой поливали, – задумчиво вспоминал Тараканов. – Инспектор Нахабин в обморок упал, но мы…

– Хватит, – сказал капитан. – Ищите следующий гриб.

Но больше, сколько ни оглядывались, грибов они не нашли ни пустым глазом, ни подзорной трубою. Единственное, что бросалось в глаза, была рваная галоша, лежавшая посреди дороги.

– Прекрасно помню эту галошу, – сказал старшина. – Она как раз болталась на ноге у самогонщика, когда инспектор Нахабин достал пистолет, но полковник Двоекуров сказал: «Не стрелять», – и галоша от ужаса упала. Только раньше она валялась вон там, у забора. Так-так…

– Это Васькина лапа! Галоша как подручное средство! Талантливый паренёк! Нам надо идти в направлении галоши.

– Пошли, – сказал капитан.

И они двинулись в ту сторону, в какую как бы шла эта галоша.

– Интересно, что будет дальше? Опять галоша?

– Ну нет, – сказал старшина, – вторая галоша осталась у самогонщика. Когда полковник Двоекуров приказал брать их живыми, мы с инспектором короткими перебежками…

– Хватит о самогонщиках! – приказал капитан. – Ищите след!

– Слушаюсь… так что второй галоши не будет… молчу, молчу… Итак, Куролесов хватает первое попавшееся под руку. Ему некогда, он торопится, надеясь на нашу смекалку. А уж смекалка-то у нас есть. У нас много смекалки. Вот глядите – консервная банка! Вот она где, смекалка-то!

– Не вижу здесь особенной смекалки, – заметил капитан.

Он, кажется, немного ревновал к такой большой таракановской смекалке.

Кроме того, капитан чувствовал, что Тараканов своей неумеренной смекалкой защищает право на ношение рыжих усов.

– Баночка лежит ненатурально! Она лежит донцем к нам, а дыркою чуть правее. Надо и нам подаваться правее.

Они подали правее и скоро наткнулись на бутылку из-под «Нарзана», чьё горлышко забирало ещё правее.

– Так, – сказал старшина, – глянем по направлению бутылочного горлышка. Так, так. Улица Сергеева-Ценского, дом 8.

– Надо проверить, – сказал капитан.

Здесь автор должен на всякий случай отметить, что капитан и старшина были в штатском.

– Нехороший дом, – сказал капитан, принюхиваясь, – от него чем-то пахнет.

– Не укроп ли?

– Да нет, чесноком и, кажется… порохом.

– Папиросы пятого класса… вон окурок валяется.

Долго и нудно капитан стучал в дверь. Профессиональный стук капитана растряс английский замок, в нём что-то пискнуло, и дверь отворилась.

Капитан осторожно ступил в дом. Усы Тараканова потянулись за ним. В сенях было пусто. Оцинкованные баки валялись в углу и разбитые умывальники, а в комнате капитан сразу увидел большой шкаф-гардероб.

В шкафу что-то слышалось и шевелилось.

«Там кто-то есть!» – знаками показал капитан Тараканову, который постепенно всасывался в комнату.

«Надо брать!» – ответил усами старшина.

«Валяйте!» – взглядом приказал капитан. Старшина подкрался к шкафу, распахнул дверь и просто крикнул:

– Вверх!

И тут же из шкафа – руки вверх! – выступил человечек с небритым подбородком.