Чужие игры - Борис Долинго

«Ну вот, оказался не в том месте и не в тот час!» – с досадой подумал Остапенко.

– Есть! – сказал он вслух. – Блин, даже чаю попить некогда!

Видавший виды УАЗ держался совсем неплохо, но перед очередным затяжным подъемом вдруг предательски заглох, и Николай уже минут двадцать копался во внутренностях машины, пытаясь найти неисправность и размеренно матерясь.

Остапенко злился. Он не сомневался, что паника по поводу происшествия в деревне окажется сильно преувеличенной, и они быстро, насколько позволяла плохая дорога, вернутся назад. А сейчас, когда до Крюковки оставалось всего километров пять, возникла столь глупая задержка!

Николай, наконец выругавшись в последний раз, пожал плечами и выпрямился, вытирая руки тряпкой. Он прищурился и немного самодовольно посмотрел на напарника:

– Заводите, товарищ генерал!

Остапенко с надеждой повернул ключ зажигания. Стартер зажужжал, двигатель пару раз чихнул, выбросил облако сизо-чёрного дыма и мерно затарахтел.

Старшина сплюнул, выругался по поводу тех, кто не чистит и не регулирует вовремя карбюраторы, и запрыгнул внутрь салона.

Остапенко промолчал и со скрежетом врубил передачу. Машина, перевалив через косогор, двинулась по разбитому просёлку. Ясно было, что дотемна уже точно не успеть вернуться.

УАЗ нещадно трясло и валило из стороны в сторону. Николай цеплялся за поручень и шипел вполголоса: особого комфорта в поездке не наблюдалось. Это шоссе и до Катастрофы «дорогой» можно было называть весьма условно. Теперь же, спустя несколько лет и при полном отсутствии дорожных служб, перед путниками да редкими автомобилями представала изжёванная грунтовка, вившаяся среди полей, а местами подступавшая почти вплотную к лесу. К счастью, телефонные и телеграфные столбы сохранились – ударная волна здесь была совсем слабая, так что проводная связь даже с самыми дальними деревнями худо-бедно имелась.

Высокий худощавый Николай болтался из стороны в сторону в такт рывкам машины. С видимым трудом сохраняя равновесие, он отпустил одну руку, почесал светлый ёжик волос и бросил взгляд на своего более плотного, коренастого и тёмноволосого напарника.

– Слушай, – спросил он уже и сам с некоторым сомнением, – ты все-таки думаешь, что председатель общины просто-напросто надрался?

Остапенко покосился на приятеля, старательно объезжая колдобины:

– Тебе этого дядю лучше знать, разве нет? Ты там был пару раз. А я-то и не припомню, видел ли его вообще, и даже фамилию забыл.

– Да видел ты: он сам был у нас месяца три назад, карабин новый получал. Артемьев его фамилия. У него еще такой шрам на правой щеке около уха… Все в старинном галифе ходил – ребята наши потешались.

– А, толстый такой, красный, будто из бани, да? Помнишь, миниатюра была когда-то по телевизору: «У меня после бани морда красная, а у отца – не красная!»? – Капитан хохотнул.

– Даже артиста помню, Евдокимов, – кивнул Николай. – Он ещё потом губернатором стал, а потом в автокатастрофу вляпался.

– Да, было дело, – согласился Валентин.

– Если серьёзно, – продолжал Шорин, – Артемьев мужик нормальный, совсем не алкаш. Зря ты так по нему проехался.

– Да, ладно… Чем же он так был испуган, что объяснить ничего толком не мог? Но при этом – не бандитами, сам подумай!

Николай, подпрыгивая на жёстком сиденье, пожал плечами и сплюнул навстречу набегавшему потоку воздуха в приоткрытую треугольную форточку. Слюна попала на стекло и, позолоченная лучами клонившегося к закату солнца, наискось сползла вниз, канув за край оконного проёма. Остапенко снова покосился на напарника, чуть скривив уголок рта, но комментировать эпизод с плевком не стал.

Он подумал, что, возможно, на самом деле в Крюковке произошло что-то из ряда вон выходящее? Ведь люди за четыре года на удивление привыкли жить, как жили: вроде ничего и не изменилось, только жизнь паршивее стала. К Границе привыкли, к тому, что никуда уйти отсюда нельзя. А ведь Катастрофа сама по себе уже предполагает, что в любой момент можно столкнуться со штуками, еще более непонятными, чем эта Граница. Или просто с очень опасными вещами, какими-нибудь совсем нетипичными.

Обо всём этом он и высказался Николаю.

– А что ещё более непонятного может быть или опасного? – удивился старшина, пожимая плечами, и усмехнулся: – Монстры, что ли, начали вылупляться? Или вообще Змей Горыныч прилетел, а?

– Мало ли, что…

– То ты считаешь, что председатель нажрался, то какие-то невероятности придумываешь, – хмыкнул Шорин.

– Я просто размышляю! – проворчал Остапенко, выруливая среди колдобин.

«Но, действительно, если это все были пьяные базары, ох, и задам я жару шутникам!» Коля говорит, что напиться до чёртиков председатель не мог и, тем более, не стал бы в таком состоянии звонить в город. Бандиты практически уже год в этом районе не досаждают, повыбили их – тогда что тут такое произошло?!

– А я вот думаю, что тут какая-то местная свара. Драка, возможно, или что-то такое, – предположил Николай. – Вот это куда реальнее, а во всякие фантазии я не верю!

– Фантазии, фантазии… – несколько саркастически ухмыльнулся Валентин, с усилием включая раздатку перед огромной застоялой лужей, перегораживающей дорогу. – Интересное животное – человек! Ко всему привыкает и, причём настолько, что дай ему пожить пару лет в окружении неестественного, так он и это станет нормой считать!

– Почему сразу животное? – несколько обиженно протянул Николай. – Ты чего имеешь в виду?

– Да я же фигурально, так сказать. – Капитан аккуратно перебрался через лужу, глубина которой местами доходила до середины колёс УАЗа, и выключил передний мост, экономя топливо. – Это я к тому, что, например, если бы мне четыре года тому назад сказали, что я окажусь в какой-то отрезанной от остального мира Зоне, я бы ни за что не поверил. В горизонт, до которого, кажется, рукой подать, а метров пятидесяти дойти не можешь, не поверил бы! В реку, которую небо наглухо перекрывает, а вода свободно протекает – не поверил бы. И ты бы не поверил, а вот сейчас привык и воспринимаешь как само собой разумеющееся. Но разные странности рано или поздно будут ещё иметь продолжение, поверь мне. Так что, почему бы, откуда не возьмись… – Он многозначительно замолчал.

– …Не появиться, значит, сказочным змеям? – насмешливо докончил за напарника Николай.

– Совершенно не обязательно змеям, тем более сказочным. Но что-то и могло… появиться.

– Но откуда, черт возьми?! Из-за нашего «твёрдого неба», что ли?

– Почему бы и нет? – Остапенко пожал плечами.

– Но тогда, – Николай перехватил поручень поудобнее, – мы сглупили: нужно было ехать на БТР, а не на сраном УАЗике с двумя автоматами, а, Валя?

– У нас гранатомёт есть! – ухмыльнулся капитан Остапенко. – Сколько БТР сожрёт бензина, сам подумай? УАЗ тоже не подарок, но всё-таки поменьше расходует… Если скважина, которую пробурили, иссякнет, где мы топливо будем брать через пару-тройку лет?

Несмотря на то, что у Остапенко было звание капитана некого, в общем-то, самозваного военизированного образования, он перед Катастрофой работал техническим директором в компании-операторе мобильной связи. Перед самой бучей он приехал из Москвы на недельку навестить в Воронеже дальних родственников. В первые же дни трагедии Валентин Остапенко пришёл на созданный мобилизационный пункт и оказался в военизированном отряде народного ополчения – одном из многих, которые были созданы для усмирения мародёров, кинувшихся тут же грабить вся и всё. Через полтора года он носил уже звание капитана новой местной милиции – и прозвище «Бендер» в придачу.

Дорога вильнула, огибая лес, и спустилась с холмика, вынося машину на открытое пространство.

– Ну, приготовимся – Остапенко остановил УАЗ. – Мало ли чего!

Справа и слева тянулись кое-как обработанные поля, а вдалеке солнце готовилось нырнуть за темнеющую полосу леса. Никаких укрытий поблизости не имелось, и место было такое, что засаду устроить не представлялось возможным, однако на подъезде к самой деревне заросли уже близко подходили к старому неухоженному шоссе.

Они сняли автоматы с предохранителей, и Валентин мотнул головой назад, где на складной турели, выставленной на крышу машины, через отогнутый тент торчал противопехотный гранатомёт ТКБ-722К:

– Становись к «пушке»!

Машина двинулась дальше.

За кучкой молодых сосенок, подскочивших к самому краю дороги, взорам милиционеров открылась околица Крюковки – до одного из первых домов оставалось не более сотни метров.

– Чёрт побери! – выругался Николай, но и Валентин уже заметил то, что находилось прямо впереди: рядом с разросшимся на краю проезжей части кустиком лежал человек.

Остапенко аккуратно остановился шагах в десяти. Николай приник к гранатомёту, следя за округой, а Валентин, схватив автомат, выпрыгнул и присел у левого переднего колеса.