Почти любовь - Д Алекс "Алекс Дж"

– И вы так больше никогда не встретились? – любопытствую с замиранием сердца. Так растрогалась, что у самой глаза на мокром месте.

– Никогда, – качает головой Адушка. – Ни одной весточки с тех пор. Погиб, наверное, как многие в ту страшную войну. Офицер же, воевать поди отправили. Я тогда для себя решила, Лесечка, что раз не судьба нам, значит, дальше надо жить.

– Но не забыли его?

– Не забыла, – всхлипывает грозная боевая вдова полковника. Слезы катятся по напудренным щекам, и я вместе с ней рыдаю. – Увез немецкий офицер мое сердце в фашистскую Германию, да там и похоронил где-то рядом с собой. Я и живу так долго, Лесечка, оттого, что болеть больше нечему. Окаменела словно изнутри, но ты меня жалеть не вздумай. Я хорошую жизнь прожила и мужей своих уважала и ценила, виду ни разу не подала, что они мне не любы. Все у меня было, и любовь, и счастье, и война, и голод, и победа, и мир успела посмотреть, и людей достойных на своем веку встретила. Деток только Бог не дал, а в остальном грех жаловаться.

– А может быть, он выжил? Вдруг какие-то письма сохранились…

– Не может и не вдруг. Мы с Гансом в другом мире встретимся, а в этом я его отпустила, – отрезает категоричным тоном Аделаида Степановна. – Скажи-ка мне лучше, как французский Мартын твой поживает?

– На личном фронте без изменений, – уклоняюсь от прямого ответа. К сожалению, моя любовная история куда банальнее только что услышанной. Виктор Мартен действительно француз по отцу и по совместительству мой куратор в благотворительном фонде «Содействие», куда я вступила в качестве волонтера три года назад. Два из них тайно сохла по высокому знойному красавчику куратору, но, когда чудо случилось и Вик обратил на меня свое внимание, я слегка растерялась. Реальность не совпала с моими розовыми мечтами, разочаровав по всем направлениям. После того, как мы переспали, Виктор заявил, что не готов к серьезным отношениям, но не против иногда «отдохнуть» вместе, без обязательств и претензий. Возможно, его напугала моя девственность, и он решил, что я теперь непременно потребую от него поход в ЗАГС, а может, просто не хочет ограничивать свою свободу одной девушкой. Впрочем, это даже к лучшему. Я благодарна Виктору, что избавил меня от иллюзий еще на старте, потом было бы больнее и обиднее.

– Даже не вздумай мое платье на свидание с лягушатником надевать, – снова ворчит Адушка. Мягко улыбаюсь старушке, думая о том, что Вик бы даже иногда «отдыхать» со мной расхотел, если бы я явилась на встречу в наряде Аделаиды Степановны. – Прибереги его для кого-то стоящего, – доверительным шепотом добавляет пожилая женщина.

– Приберегу, – обещаю я, в глубине души очень сомневаясь, что этот «стоящий» когда-нибудь появится.

В общежитие я возвращаюсь с большим пакетом и блуждающей улыбкой на губах. На душе и грустно, и одновременно светло. Хочется взять блокнот и быстрее записать всё, пока не забыла. Ох и офицер, ну и Адушка. Вот это история бы вышла! На разрыв сердца. Кино можно смело снимать. Как же сильно надо любить, чтобы больше восьмидесяти лет помнить? Как Адушка сказала? «Похоронил мое сердце рядом с собой». Я чуть слезами не умылась. И больно, и завидно, и страшно. Такая любовь не каждому дана, для нее смелость и характер нужны. Слабый человек не вынесет, сломается, а я бы смогла. Точно бы смогла, лишь бы взаимно, по-настоящему.

Убрав подарки в шифоньер, аккуратно снимаю промокшее платье и вешаю его на плечики, и цепляю крючком за дверцу. Туфли ставлю в тумбочку, они, как ни странно, сухие. Варька, моя соседка по комнате, снова ночует у своего парня, и я могу спокойно растянуться на своей кровати в одном нижнем белье. Закрыв глаза, закидываю руки за голову и под аккомпанемент затихающего дождя снова и снова прокручиваю в памяти услышанную историю. Горько-сладкое послевкусие настолько осязаемое, что даже вечерний кофе приходится отменить, и я впервые за долгое время не планирую список своих дел на завтра, остаюсь в настоящем моменте, в вечернем сумраке, обласканном выскользнувшей из-за туч луной. В груди кипит и плачет, и снова мечтать хочется, но уже не о своем красавце кураторе. Сигнал доставленного сообщения нарушает мою ночную меланхолию, и я лениво тянусь за телефоном.

Неизвестный номер: Мне нравились твои веснушки. Куда дела?

Черт, Страйк. Совсем про него забыла. Вот идиот, неужели ничего умнее придумать не мог? Прицепился же на мою голову. Хотя, если взглянуть на него объективно, он очень даже ничего, и это еще скоромно сказано. Кравцов из породы мужиков, которым нет нужды заморачиваться поиском девушки для разового «отдыха», они сами под него штабелями ложатся, а потом, наверняка, добавки просят. У Страйка еще в подростковом возрасте был «кобелиный» взгляд, из-за которого от моих метких попаданий пострадали две официантки. Он мне, кстати, жутко не нравился. Высокомерный, тщеславный говнюк. Сейчас Кравцов точно такой же, совсем не изменился, но отстреливать его девок желание отпало. Мне немного льстит, что я) наконец-то привлекла его внимание, и самую чуточку любопытно, чем может закончиться наше общение, если, конечно, я ему отвечу. Страйк – точно не тот «стоящий» парень, о котором толковала Адушка, а еще один любитель свободных отношений мне не нужен. Виктор в этом плане гораздо удобнее и безопаснее. К тому же Вик моложе Страйка лет на пять, а значит, не так безнадежен. С другой стороны, я никому ничего не должна. Виктор сам предложил «без обязательств». Мне девятнадцать – это возраст, когда можно и нужно совершать ошибки, набивать шишки и творить всякие глупости. Потом можно просто не успеть…

Тяжело вздохнув, я на свой страх и риск все-таки записываю номер Кравцова в контакты.

Я: Веснушки сами кончились. Насчет «нравились» не верю. Помню, как ты брезгливо морщился и нос воротил каждый раз, когда меня видел.

Страйк: Тебе показалось, Веснушка. Ты была очень милым ребенком. Просто я тогда выбирал девушек постарше, а избалованные малявки самую малость раздражали.

Я: Ты безнадежен, Страйк. Доброй ночи, – пишу, а сама улыбаюсь от уха от уха.

Страйк: Подожди. Вторую попытку можно?

Я: С чего бы?

Страйк: Ты не шутила про прыжки с парашютом?

Я: Нет, а ты решил попробовать?

Страйк: Честно? Мне слабо. А ты смелая. Если не против, я хотел бы посмотреть, как ты прыгаешь.

Я: Ты меня даже не разглядишь, Страйк. Это провальная вторая попытка.

Страйк: Третью можно?

Я: Валяй. Я сегодня добрая.

Страйк: У меня вторую неделю бессонница. И все из-за тебя.

Я: Мне тебя пожалеть? Ты же врач, выпиши себе снотворное.

Страйк: Лучше пожалеть. Так меньше вреда для здоровья. Мне, чтобы работать, ясная выспавшаяся голова нужна. Ты, вообще, в курсе, что я людей лечу?

Я: Уже? А я думала, что ты до сих пор утки из-под больных выносишь и перевязками занимаешься, – быстро строчу я, высунув от усердия язык.

Страйк: Я ординатуру заканчиваю через месяц, и третий год работаю в онкологическом отделении. Пока в должности помощника хирурга, жду перевод с повышением, – исчерпывающе отвечает Кравцов после непродолжительной заминки, и я тоже на время подвисаю. Неудачная шутка получилась, но он сам виноват.

Я: Серьезный выбор. В онкологии врачи выгорают быстрее, чем где-либо, – спешно реабилитируюсь я.

Страйк: Так я уже начинаю тебе нравиться? – он добавляет подмигивающий смайл и сердечко. Боже, сколько лет этому горе-ординатору? Интересно, он со своими пациентами такой же? Или это только мне повезло непонятно за что?

Я: Скажем так, третья попытка дала надежду на то, что четвертая не провалится.

Страйк: Лесь, может я что-то пишу не так, но клянусь, что впервые так долго переписываюсь. Я в этом полный ноль. Научи, исправлюсь.

Я: Кто тебе разрешил сокращать мое имя? Ты меня удивил, Кравцов. Считала, что у тебя опыта немного побольше, чем полный ноль.

Страйк: С опытом все нормально, ОЛЕСЯ. Кстати, ты знаешь, что мы тезки?