Девушка Чарли - Ника Витковская

Подняв ворот пиджака, я устроился на лавочке и закрыл глаза. Сегодня было холоднее, чем предыдущий месяц. Меня жутко морозило и хотелось домой. Но все изменилось.

Наконец, дойдя до дому, я остановился у входа в здание и вспомнил, что именно здесь все началось. Лифт ехал медленно, не как обычно. Все выглядело мрачным, и я просто не мог смириться с мыслью, а точнее, поверить в это. Открыв дверь, я старался все делать тихо и аккуратно. Свет не горел. Я зашел в ванную и включил подсветку вокруг зеркала. Глаза у меня были опухшие и красные, даже сквозь грим тон кожи изменился. Смыв краску, я опустил голову под холодную воду.

“Где ты был?!” Включив в коридоре свет, неожиданно спросила Кейт.

“Ты не спишь…” К горлу подкатил ком.

“Ты пьян и.. твои глаза… Ты вообще видел себя? Что с лицом?”

Кейт была по-настоящему взволнована и напугана. Я не мог смотреть ей в лицо, потому постоянно отводил взгляд. Я старался сдерживать слезы, но, видимо, актеры тоже плачут.

“У тебя какие-то проблемы?” Как же искренне она на меня смотрела.

“Кейт…” Зажмурив глаза, я закрыл лицо руками.

“Я не понимаю… если хочешь, я могу уйти?”

Это было последней каплей. Сила духа и непоколебимое беспокойство обо мне, о моих незначительных проблемах… Я не мог слышать и слушать, как она жила мной и тем, чтобы мне было хорошо. Кейт сделала меня счастливым.

Я схватил ее шею и, запустив пальцы в волосы, прижал Кейт к стене. Легонько, едва касаясь нижней губы, я вдыхал ее запах. Она пахла грушей и лавандовым кофе. Подпрыгнув, она обхватила меня ногами и скрестила их за спиной. Теребя мое ухо, Кейт была нежна, как никогда прежде…

***

С той ночи прошло полторы недели. Это была ее последняя неделя. Она прожила немного больше, чем ей сказали врачи. Месяц и одна неделя. Одна чертова неделя… Все это время я не оставлял ее ни на минуту. Бросил репетиции и съемки, аргументировав это тем, что взял отпуск. До самого последнего момента я не признавался, что знал обо всем, она была счастлива. Я знаю это… Она хотела жить… Она научилась жить.

Кейт умерла 3 дня назад. Ее не стало через пару часов после того, как мы вернулись с залива. Весь тот день мы просто гуляли, дышали морским воздухом, кормили чаек и валялись в песке, слушая волны. Ее волосы сохранили запах моря и солнца, запах ночи и звезд, запах грима и кофе…

Я помню, как… мы вернулись домой и.. ее бросило в жар. Я вызвал скорую… Казалось, те минуты длились бесконечно. Я видел, как она умирала. Умирала у меня на руках… ее кожа горела, она задыхалась. Я не отпускал ее до приезда скорой, не разжимал руку. Помню, как она бредила и что-то шептала… даже в кислородной маске она пыталась улыбаться.

Грейс рассказала мне, что у Кейт была странная болезнь. Ей не нужно было ложиться в больницу под наблюдение, ей не становилось плохо, она не чувствовала боли… просто в один миг она бы закрыла глаза, и наступила темнота.

Она уснула и больше не проснулась. Она не проснется. Ее нет… Она не вернется домой с бумажным пакетом, полным печенья… она не будет смеяться, прыгая на кровати, не будет встречать рассвет в одной футболке, не будет рисовать мне грим, не будет искать звезды, не узнает истории фонарей, не сыграет со мной в театре, не прогуляется босиком по мостовой… Она больше не дышит… ее сердце не бьется!

Я не мог принять этого, я просто отказывался в это верить и отказываюсь до сих пор. Она просто ушла, она где-то в городе, ей хорошо…

Чем больше я думал, тем сильнее осознавал, что Кейт больше нет.

Она умерла.

Я сидел на полу, запрокинув голову на кровать. В комнате было тускло и очень холодно. Я сидел неподвижно часами, может быть, днями. Я не трогал ее вещей. На столе стояла пустая кружка, у кровати ежедневник, на кресле футболка, а на балконе плед. Все пахло ею. Все квартира, весь я.

У меня был измученный вид – я не спал третьи сутки, и впервые за год с небольшим я не сделал себе грим. Мне звонили из театра, со студии, звонила Грейс. Я даже не мог пить… Солнце садилось по-другому, город шумел, и этот гул поджигал мое сознание.

Окинув взглядом комнату, я мельком заметил, торчащий из ящика, конверт. Дотянувшись, я открыл его и достал идеально свернутый лист. В глазах слегка двоилось. Это было письмо от…

Я прикусил губу и посмотрел на городские высоты, подсвечивающиеся последними лучами солнца.

«Мой дорогой Чарли,

Если ты нашел это письмо, значит я уже вижу звезды, лечу в бесконечность, избегая млечных путей, как ты и учил…

Мне никогда не стать такой же, как ты. Ты необыкновенный человек, которого посчастливилось встретить именно мне. Ты слишком хорош для меня. Я никогда не забуду цвет твоих глаз, подобный океану. Никогда не забуду тебя и твоей доброты.

Пожалуйста, прости меня, что позволила влюбиться, что причинила боль. Ты полюбил не ту…

У меня не вышло сделать тебя счастливым, прости.

Не думай обо мне, ты актер – твоя жизнь не стоит скорби.

Я позаботилась, чтобы тебе не было одиноко. В шкафу лежит 10 пачек нашего печенья и банка кофе. Ах, да, не снимай грим, иначе я не узнаю тебя, когда буду смотреть с высока. Взгляни на звезды, видишь? Я где-то третья с краю…

Я люблю тебя,

К.»

Возможно, я сошел с ума. Скорее всего. Но я слышал голос Кейт, читающей это письмо.

Прошло время. Мне не стало легче, но я научился хранить Кейт в себе. Она была рядом, я чувствовал ее всегда.

Через полтора года я снял фильм, посвященный Кейт. Глупо, конечно, было смотреть, как чужие люди играют нашу с ней любовь, но я хотел, чтобы все знали, какая это была сильная и бесконечно добрая девушка. Когда мы с Грейс работали над картиной, я попросил ее помощи… это время было труднее, чем смерть Кейт. Мы были погружены в воспоминания больше года. Хотя, наверное, это и помогло мне не впасть в депрессию и «вытащило» меня на поверхность. Я был похож на холст, промытый под водой. Вроде бы чистый, но старые краски остались, просто потускнели немного, и даже новые не могли затмить их.