Денискины рассказы (сборник) - Виктор Драгунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот однажды к нам во двор въезжает велосипед. И дяденька, который на нём сидит, не крутит ногами, а велосипед трещит себе под ним, как стрекоза, и едет сам. Я ужасно удивился. Я никогда не видел, чтобы велосипед ехал сам. Мотоцикл — это другое дело, автомобиль — тоже, ракета — ясно, а велосипед? Сам?
Я просто глазам своим не поверил.
А этот дяденька, что на велосипеде, подъехал к Мишкиному парадному и остановился. И он оказался совсем не дяденькой, а молодым парнем. Потом он поставил велосипед около трубы и ушёл. А я остался тут же с разинутым ртом. Вдруг выходит Мишка.
Он говорит:
— Ну? Чего уставился?
Я говорю:
— Сам едет, понял?
Мишка говорит:
— Это нашего племянника Федьки машина. Велосипед с мотором. Федька к нам приехал по делу — чай пить.
Я спрашиваю:
— А трудно такой машиной управлять?
— Ерунда на постном масле, — говорит Мишка. — Она заводится с пол-оборота.
Один раз нажмёшь на педаль, и готово — можешь ехать. А бензину в ней на сто километров. А скорость двадцать километров за полчаса.
— Ого! Вот это да! — говорю я. — Вот это машина! На такой покататься бы!
Тут Мишка покачал головой:
— Влетит. Федька убьёт. Голову оторвёт!
— Да. Опасно, — говорю я.
Но Мишка огляделся по сторонам и вдруг заявляет:
— Во дворе никого нет, а ты всё-таки «чемпион мира». Садись! Я помогу разогнать машину, а ты один разок толкни педаль, и всё пойдёт как по маслу. Объедешь вокруг садика два-три круга, и мы тихонечко поставим машину на место. Федька у нас чай подолгу пьёт. По три стакана дует. Давай!
— Давай! — сказал я.
И Мишка стал держать велосипед, а я на него взгромоздился. Одна нога действительно доставала самым носком до края педали, зато другая висела в воздухе, как макаронина. Я этой макарониной отпихнулся от трубы, а Мишка побежал рядом и кричит:
— Жми педаль, жми давай!
Я постарался, съехал чуть набок с седла да как нажму на педаль. Мишка чем-то щёлкнул на руле… И вдруг машина затрещала, и я поехал!
Я поехал! Сам! На педали не жму — не достаю, а только еду, соблюдаю равновесие!
Это было чудесно! Ветерок засвистел у меня в ушах, всё вокруг понеслось быстробыстро по кругу: столбик, ворота, скамеечка, грибы от дождя, песочник, качели, домоуправление, и опять столбик, ворота, скамеечка, грибы от дождя, песочник, качели, домоуправление, и опять столбик, и всё сначала, и я ехал, вцепившись в руль, а Мишка всё бежал за мной, но на третьем круге он крикнул:
— Я устал! — и прислонился к столбику.
А я поехал один, и мне было очень весело, и я всё ездил и воображал, что участвую в мотогонках по отвесной стене.
Я видел, в парке культуры так мчалась отважная артистка…
И столбик, и Мишка, и качели, и домоуправление — всё мелькало передо мной довольно долго, и всё было очень хорошо, только ногу, которая висела, как макаронина, стали немножко колоть мурашки… И ещё мне вдруг стало как-то не по себе, и ладони сразу стали мокрыми, и очень захотелось остановиться.
Я доехал до Мишки и крикнул:
— Хватит! Останавливай!
Мишка побежал за мной и кричит:
— Что? Говори громче!
Я кричу:
— Ты что, оглох, что ли?
Но Мишка уже отстал. Тогда я проехал ещё круг и закричал:
— Останови машину, Мишка!
Тогда он схватился за руль, машину качнуло, он упал, а я опять поехал дальше.
Гляжу, он снова встречает меня у столбика и орёт:
— Тормоз! Тормоз!
Я промчался мимо него и стал искать этот тормоз. Но ведь я же не знал, где он! Я стал крутить разные винтики и что-то нажимать на руле. Куда там! Никакого толку. Машина трещит себе, как ни в чём не бывало, а у меня в макаронную ногу уже тысячи иголок впиваются!
Я кричу:
— Мишка, а где этот тормоз?
А он:
— Я забыл!
А я:
— Ты вспомни!
— Ладно, вспомню, ты пока покрутись ещё немножко!
— Ты скорей вспоминай, Мишка! — опять кричу я.
И проехал дальше, и чувствую, что мне уже совсем не по себе, тошно как-то. А на следующем кругу Мишка снова кричит:
— Не могу вспомнить! Ты лучше попробуй спрыгни!
А я ему:
— Меня тошнит!
Если бы я знал, что так получится, ни за что бы не стал кататься, лучше пешком ходить, честное слово!
А тут опять впереди Мишка кричит:
— Надо достать матрац, на котором спят! Чтоб ты в него врезался и остановился! Ты на чём спишь?
Я кричу:
— На раскладушке!
А Мишка:
— Тогда езди, пока бензин не кончится!
Я чуть не переехал его за это. «Пока бензин не кончится»… Это, может быть, ещё две недели так носиться вокруг садика, а у нас на вторник билеты в кукольный театр. И ногу колет! Я кричу этому дуралею:
— Сбегай за вашим Федькой!
— Он чай пьёт! — кричит Мишка.
— Потом допьёт! — ору я.
А он не дослышал и соглашается со мной:
— Убьёт! Обязательно убьёт!
И опять всё завертелось передо мной: столбик, ворота, скамеечка, качели, домоуправление. Потом наоборот: домоуправление, качели, скамеечка, столбик, а потом пошло вперемешку: домик, столбоуправление, грибеечка… И я понял, что дело плохо.
Но в это время кто-то сильно схватил машину, она перестала трещать, и меня довольно крепко хлопнули по затылку. Я сообразил, что это Мишкин Федька наконец почайпил. И я тут же кинулся бежать, но не смог, потому что макаронная нога вонзилась в меня, как кинжал. Но я всё-таки не растерялся и ускакал от Федьки на одной ноге.
И он не стал догонять меня.
А я на него не рассердился за подзатыльник. Потому что без него я, наверно, кружил бы по двору до сих пор.
Англичанин Павля
— Завтра первое сентября, — сказала мама. — И вот наступила осень, и ты пойдёшь уже во второй класс. Ох, как летит время!..
— И по этому случаю, — подхватил папа, — мы сейчас «зарежем» арбуз!
И он взял ножик и взрезал арбуз. Когда он резал, был слышен такой полный, приятный, зелёный треск, что у меня прямо спина похолодела от предчувствия, как я буду есть этот арбуз. И я уже раскрыл рот, чтобы вцепиться в розовый арбузный ломоть, но тут дверь распахнулась, и в комнату вошёл Павля. Мы все страшно обрадовались, потому что он давно уже не был у нас и мы по нём соскучились.
— Ого, кто пришёл! — сказал папа. — Сам Павля. Сам Павля-Бородавля!
— Садись с нами, Павлик, арбуз есть, — сказала мама, — Дениска, подвинься.
Я сказал:
— Привет! — и дал ему место рядом с собой.
— Привет! — сказал он и сел.
И мы начали есть и долго ели и молчали. Нам неохота было разговаривать.
А о чём тут разговаривать, когда во рту такая вкуснотища!
И когда Павле дали третий кусок, он сказал:
— Ах, люблю я арбуз. Даже очень. Мне бабушка никогда не даёт его вволю поесть.
— А почему? — спросила мама.
— Она говорит, что после арбуза у меня получается не сон, а сплошная беготня.
— Правда, — сказал папа. — Вот поэтому-то мы и едим арбуз с утра пораньше. К вечеру его действие кончается, и можно спокойно спать. Ешь давай, не бойся.
— Я не боюсь, — сказал Павля.
И мы все опять занялись делом и опять долго молчали. И когда мама стала убирать корки, папа сказал:
— А ты чего, Павля, так давно не был у нас?
— Да, — сказал я. — Где ты пропадал? Что ты делал?
И тут Павля напыжился, покраснел, поглядел по сторонам и вдруг небрежно так обронил, словно нехотя:
— Что делал, что делал?.. Английский изучал, вот что делал.
Я прямо опешил. Я сразу понял, что я всё лето зря прочепушил. С ежами возился, в лапту играл, пустяками занимался. А вот Павля, он времени не терял, нет, шалишь, он работал над собой, он повышал свой уровень образования.
Он изучал английский язык и теперь небось сможет переписываться с английскими пионерами и читать английские книжки!
Я сразу почувствовал, что умираю от зависти, а тут ещё мама добавила:
— Вот, Дениска, учись. Это тебе не лапта!
— Молодец, — сказал папа. — Уважаю!
Павля прямо засиял.
— К нам в гости приехал студент, Сева. Так вот он со мной каждый день занимается. Вот уже целых два месяца. Прямо замучил совсем.
— А что, трудный английский язык? — спросил я.
— С ума сойти, — вздохнул Павля.
— Ещё бы не трудный, — вмешался папа. — Там у них сам чёрт ногу сломит. Уж очень сложное правописание. Пишется Ливерпуль, а произносится Манчестер.
— Ну да! — сказал я. — Верно, Павля?
— Прямо беда, — сказал Павля. — Я совсем измучился от этих занятий, похудел на двести граммов.
— Так что ж ты не пользуешься своими знаниями, Павлик? — сказала мама, — Ты почему, когда вошёл, не сказал нам по-английски «здрасте»?
— Я «здрасте» ещё не проходил, — сказал Павля.
— Ну вот ты арбуз поел, почему не сказал «спасибо»?
— Я сказал, — сказал Павля.