Бой без правил (Танцы со змеями - 2) - Игорь Христофоров

- Ладно. Пусть будет ноль семь. Что было дальше?

- А ничего, - так уверенно ответил матрос, будто это было главным, ради чего он пришел в секретку.

- Что значит: ничего? - возмутился Майгатов. - У тебя ж голова перебинтована.

- Так это потом было. А до двадцати двух я свою смену отстоял и ушел спать. Вернулся на пост в ноль один пятьдесят восемь...

- Ты что: из штурманской бэ-чэ? - кажется, догадался о причине такой временной точности Майгатов.

- Так точно. Электрик штурманский...

Это уже и говорить не нужно было. Только ребята из штурманов так уважают точное время. Потому как без этого ни место в море точно не определишь, ни по звездам не справишься.

- Итак, заступил...

- Да, заступил... А где-то в полшестого... уже солнце всходить начало... кто-то сзади, по затылку прямо... Я и упал без сознания... очнулся в ноль пять пятьдесят три, а секретка того... настежь. Я к чертежникам постучал...

Моряк смолк. Наверно, затылку не нравился его затяжной монолог. Но и моряку не нравилось здесь, в перекрестье стольких глаз, и он быстро-быстро закончил:

- Они не открыли. Наверно, крепко спали... Тогда я сообщил дежурному по дивизиону. Пришел дежурный, потом комбриг, потом - вот товарищ мичман, по-страусиному дернул шеей, обозначив Татьяну даже не кивком, а каким-то тычком головы. - А меня отпустили в санчасть. Кровь же текла...

Потухшим взглядом обвел матрос всех присутствующих, словно навсегда запоминая тех, кто видел его таким слабым и немощным, и дольше всех задержался на широкоплечем Жбанском. Тот стоял боком к Голодному и безразлично смотрел в окно, а моряк на него, точно не мог разглядеть человека, которому менее всего неинтересен его рассказ.

- Твой сменщик ничего подозрительного во время его дежурства не заметил? - так, для проформы, спросил Майгатов.

- Ничего, - бледное, вытянутое лицо моряка ждало избавления. - Только сказал, что после полночи кто-то прошуршал за стеной.

- Прошуршал?

- Ну да. По палым листьям.

- Он ничего не видел?

- Нет. Только звук - шуршание - услышал... Может, то и собака была. Им сейчас в городе голодно. Они и лезут через дырки в заборе в часть...

- Еще что-нибудь хочешь добавить?

- Нет-нет. Ничего, - так непривычно быстро для себя ответил матрос с необычной фамилией Голодный, что Майгатов понял только одно: моряк что-то скрыл.

4

Он не помнил ночи. Лег, закрыл глаза и, кажется, тут же их открыл. Перевел взгляд с диска иллюминатора, в котором ватой висело облако, на диск каютных часов и обомлел: без пяти восемь.

Испуг выбросил его из койки, как тот камень, что вышвыривала средневековая катапульта, вогнал в брюки, в холодные ботинки, вмолотил в настывший китель и вдруг схлынул.

Майгатов сел на край койки и громко, без слюны, сплюнул: "Да что же это я?!" Во-первых, была суббота, а, значит, не требовалось бежать на ют, на построение к подъему Военно-Морского Флага, во-вторых, даже если был бы будний день, то и тогда бежать никуда не требовалось бы, поскольку его назначение дознавателем одновременно освобождало от всех служебных обязанностей, в том числе и построений.

Из помощника командира он временно превратился в пассажира, что было необычно, неудобно и в то же время как-то интересно. Но на этом весь интерес и заканчивался. Все остальное: секретка, сорванная нитка печати, матрос с фамилией Голодный, толстая мичманша, пропавший инвалидный приемник "Океан" и мифическая пятидесятидолларовая бумажка - казались до того неинтересными, будничными, дурацкими. На любом борту "Альбатроса" - в неделю раз уж точно! - крали то тельняшки, то сахар из провизионки, то простыни, а то и деньги прямо из каюты у какого-нибудь зазевавшегося лейтенанта, и никто не делал из этого всемирной трагедии, а, тем более, не занимался расследованиями. А тут... Стоп, это уже было, мысль прокручена, как старый фильм. Мысль одна - во всем виновата секретка. Если бы не эта нитка, сорванная с пластилиновой опечатки...

- Давай мыль лучше, не сачкуй! - гаркнул кто-то в коридоре.

Мышиное ширканье ответило горлачу сверху, с подволока. Майгатов еще раз посмотрел на часы. Ширкали не мыши, а швабры на палубе. На "Альбатросе" шла большая приборка.

Взгляд с каютных часов упал на пустые бутылки, брезгливо прижавшиеся к переборке от вида окружавших их огрызков хлеба, колбасных шкурок и ополовиненной банки кильки, из красной жижи которой торчали сигаретные фильтры. Что-то никакой пьянки за собой Майгатов не припоминал?

Встал, обернулся к верхней койке и еле сдержался от того, чтобы не скривить лицо. Какой-то зловонной смесью перегара, дешевой махры и блевотины на него дышал широко, как будто в крике, открывший рот Силин.

- Можно? - тихо спросила дверная щель.

Майгатов рванул гнутую, в миллионе вмятин, дюралюминиевую створку и этим резким открытием отбросил худенького человечка от двери.

- С приездом, - переборов только что прочувствованный испуг, поприветствовал его Молчи-Молчи.

Майгатов поздоровался, с удивлением глядя на восковое лицо особиста, которого он менее всего ожидал увидеть на корабле. Ведь на дальние походы в океан, на боевую службу, назначить на борт могли любого из отдела, следящего за их бригадой, и после прихода в базу Молчи-Молчи становился как бы уже и не своим. А ведь пришел за чем-то. И стоит, никак порожек комингса не переступает, будто и хочется ему кого-то "заложить" и жалко, что приходится это делать такому мелкому по званию и должности офицерику, как Майгатов.

- Проходите, присаживайтесь, - прижавшись спиной к верхней полке, предложил особисту сесть на стул-вертушку.

- Благодарю, - мгновенным, каким-то вспышечным взглядом охватил тот следы пьянки на столе, бурое лицо Силина с черной пропастью рта, укоризненно посмотрел на Майгатова и только потом, тихо скользнув мимо, беззвучно сел на вечно скрипящий стул.

Майгатов ни в чем разубеждать его не стал. Человеку, наверно, приятно, что есть о чем доложить, в том числе и о Майгатове, так зачем его лишать такого удовольствия?

- Как расследование? - зачем-то спросил Молчи-Молчи. Как будто ему уже все не доложили в тонкостях.

- Потихоньку, - тоже присел на деревянный ограничитель койки.

Помолчали. Каждый - о своем.

Молчи-Молчи сидел мумией. Выходило похоже, что это Майгатов пришел к нему, и теперь особист, тяготясь его присутствием, ждет, когда же он уйдет. И вдруг маска мумии дрогнула. Звонок, вонзившийся в каюту, по трансляции, дернул его щеки, блеклые, птичкой, губы, оживил серые капли глаз. После паузы прошел второй звонок, третий... На них особист уже не реагировал. Наверно, как и Майгатов, мысленно считал... Четвертый, пятый... Тишина, чуть дольше обычной паузы тишина. Пять - это комбриг, Бурыга. Вахтенный старшина на юте, упреждая командира корабля о его приходе, привычно дал сигнал. Хлопнула дверь, прошлепали сандалии Анфимова. Чего это Бурыгу сюда принесло? Неужели тоже по его душу?

Обратные шаги Анфимова и глухой, как удар кувалдой, топот Бурыги не замерли у его двери, продлились дальше, явно до командирской каюты.

Внутреннее напряжение спало. Наверно, и у Молчи-Молчи тоже, потому что он вдруг чуть громче своего привычного пришепетывания спросил:

- Тебе этот матрос... Голодный... как?

Майгатов ответил пожатием плеч.

- А мне он не нравится. Я врача в санчасти попросил у него кровь на анализ взять. Он даже не понял, зачем...

Майгатов тоже не понял, зачем?

- А чертежники тебе - как?

- Они дали показания, что спали. И спали, видно, крепко, раз часовой их не мог разбудить...

- А, может, не спали? - и собрал хитрые-прехитрые морщинки возле углов глаз.

- Думаете, это... они?

- Я не думаю. Я прорабатываю версии...

- Ради старого радиоприемника? - подначил Майгатов.

Но мумию трудно подначить. Только глаза стали уже, а губы сжались плотнее, как у волка перед атакой на отбившуюся от стада овечку.

- Ради истины.

- А вы ее знаете?

- Пытаюсь понять. И, боюсь, она - в сейфе...

- В каком? - зачем-то посмотрел на старенький ящик-сейф в своей каюте Майгатов.

- В том, с которого сорвана печать.

- Но там же все на месте.

- А, может, хотели взять то, чего там не было...

Майгатов задумчиво сдвинул брови, и тут дверь отшвырнули нараспашку. Она с грохотом ударила по койке со сразу всхрапнувшим Силиным и открыла вид на разъяренного Бурыгу, за которым еле угадывалась огненная шевелюра Анфимова.

- А-а, товарищ Сюськов, - смягчился Бурыга.

Оба офицера стояли по стойке "смирно". Только Майгатов одной спиной, вдоль по стальному брусу старался задвинуть шторку над верхней койкой.

- Как расследование? - не входя, бахнул из коридора Бурыга. Он даже пустых бутылок на столе не замечал.

- Идет по плану, товарищ капитан второго ранга! - по-солдафонски четко доложил Майгатов, который уже успел закрыть вискозной шторой лицо Силину и полтуловища.

- Вечером доложишь! А ты, - повернулся к Анфимову, - со своей секреткой разберись. Бардак по высшему сорту! Хранишь то, что давно положено сдать. Мне уже сверху пригрозили проверкой всех секретных частей на кораблях. А ты, - снова вспомнил о Майгатове, - не тяни резину с этим делом. Купим этой дуре новый приемник - и ныть не будет. Кор-роче, в двадцать ноль-ноль - ко мне с докладом, - и загрохотал по мыльной, поканой палубе "Альбатроса" к берегу.