Жена для генерального (СИ) - Коваленко Мария Сергеевна

Во всей этой какофонии паршивых ощущений спасало лишь одно. Даже на секунду, на миг я не сомневался, что поступил правильно.

Наверное, это было стандартное оправдание для палача, но я верил, что другого выхода не существовало. Потерю одного урода – меня – мышка переживет. Переболеет, как тяжелой болезнью. К проклятию от Брошкиной добавится еще одно. И жизнь продолжится. 

Но, если бы я позволил ей волноваться и дальше, если бы подверг риску жизнь неродившегося ребенка... собирать по осколкам было бы некого.   

Оставалось успокаиваться тем, что все исправлю. Избавлюсь от врагов. Отвоюю свою девочку назад. Костьми лягу, но заставлю забыть все, что из-за меня пережила.

Нужно было только немного потерпеть. Хотя бы пять месяцев. До родов. Чтобы избавиться от главного риска. А потом хоть в бункер вдвоем. Хоть на яхте в открытое море.

Нужно было лишь протянуть полторы сотни дней.

Не позволить себе ринуться к Аглае среди ночи. Не разбить в хлам телефон от желания написать, что все вокруг ложь. Не сдохнуть в ее гостевой комнате, на ее кровати, представляя, как охрана собирала проклятый чемодан, а моя мышка боролась. Все еще надеясь на ошибку, не хотела уезжать. Вопреки фактам, верила в меня и в нас.

Эгоистом в паре может быть только кто-то один. И я стал им на полную катушку.

Соучастница-совесть молчала. Ключи от машины и телефон так и оставались в гостиной, подальше от меня. И не было никакого шанса отмотать назад.

Только как-то выжить. Без ласковых объятий. Без «люблю». Без собственного признания, которое уже давно созрело и через неделю-другую обратилось бы в кольцо.

Тяжелая это была ночь. Даже с моим похоронным опытом – адская. И только к утру, когда желание сдохнуть сменилось желанием убивать и руки не разбирая стали громить все подряд, стерва-судьба решила побаловать своего любимца.

Вначале я не понял, на что смотрю. Черно-белая распечатка с фотографией мальчика выпала из тумбочки как-то незаметно. Вначале я даже не обратил внимания эту бумажку. В спальне не осталось ни одной целой вещи, и груды мусора лежали повсюду. Лишь обернувшись перед уходом, зацепился взглядом за идеально ровный белый прямоугольник.

А потом чуть не оглох и не ослеп от шока.

Это было мое фото. Старое, детское, но мое. Где последний раз видел его, я помнил отлично, пусть и мечтал бы забыть.

А вот номер под фото, едва заметный, составленный из букв и цифр, заставил все же без сил опуститься на кучу мусора. 

Это был он – тот самый неизвестный донор из досье Штерна. Номер, который я не мог вычеркнуть из памяти, хоть и смирился, что Аглая ждет ребенка не от меня.

Моя сладкая, моя замечательная девочка умудрилась из десятков кандидатов выбрать именно меня. Еще до знакомства. Ничего не зная обо мне. И так метко, что из груди рвалось что-то дикое. Похожее на хохот и вой одновременно.  

Не думал никогда, что стану отцом по-настоящему. Так, чтобы видеть своего ребенка, держать на руках и вдыхать аромат. За несколько лет после ухода Насти личная жизнь сама сменилась работой, а планы на будущее – стратегией развития компании.

Нормально было. Никакой головной боли и геморроя. Так бы и прожил до старости, если бы одна упрямая девчонка не разворошила что-то на душе, а потом раскатала меня в асфальт своей доверчивостью и подарила дочь.

– Ну, привет, красавица. –  Пока нянька выгоняла на пробежку своего четырехлапого демона, я взял из люльки Сашу и прижал к груди. – Ух, как ты за три недели выросла! Уже серьезная дама. Соскучилась по папе?

Отодвинув водительское сиденье максимально назад, поцеловал малышку в обе щеки и носом потерся о маленький носик.

Ответом мне стала широкая радостная улыбка. Счастливая настолько, что слезы навернулись. Никогда до рождения дочки не плакал. Без единой слезинки перехоронил всех самых близких. Как последний сухарь выгнал из дома любимую женщину. Вбитый в голову с детства запрет на сырость ничто не могло сломить. А эта глазастая крошка будто слезные каналы вылечила. 

Невозможно было на нее смотреть без слез. С первого дня, как взял на руки в воронежском роддоме, до сих пор. Один звук, одна улыбка, и все мое спокойствие летело псу под хвост. Хотелось часами рассказывать ей, какая она хорошенькая, целовать каждый маленький пальчик и шизеть от непривычного кайфа. 

Сладкая девочка. Иногда капризная, с упрямым характером, совсем как ее умница-мама. Иногда ласковая, как котенок.

Моя.

Никакие тесты не были нужны. Обошелся без очередного взлома электронного банка доноров. Как увидел ее, так и пропал. Почувствовал каким-то звериным чутьем свою кровь. Окосел от того, как она доверчиво затихла у меня на руках после родов и, зевнув, уснула.

Ради того момента однозначно стоило проходить цирк со сменой машин, переодеванием и платить дурные деньги акушерке.

Я пропустил много важных событий в жизни моей мышки. Меня не было рядом, когда в животе начала толкаться дочь, когда, круглая как шарик, моя Аглая покупала кроватку и одежду нашей малышке. Но хотя бы в момент появления на свет моей дочки никто не смог нас разлучить.

– Ну что, папаша, крышу сносит, как обычно?

Дождь уже начался, и нянька из двух машин привычно выбрала мой джип. Сбросила куртку. Без подсказки достала из хитрого термоса бутылочку с молоком и протянула мне.

– Как думаешь, я когда-нибудь к этому привыкну?

Кормить дочку было особым удовольствием. Я чувствовал запах грудного молока, представлял рядом Аглаю и хоть ненадолго забывал обо всем том дурдоме, в котором варился каждый день.

– Ты, батенька, клинический случай! – Зоя цокнула языком, а после и вообще махнула на меня рукой. – Может, к третьему или четвертому ребенку полегчает.

– Осталось уговорить нашу маму на третьего и четвертого, – шепотом сказал я малышке.

– Ага. Мелочь.

Нянька усмехнулась и наконец отвернулась от нас.

– Как Аглая?

Слышать ответ на этот вопрос каждый раз было больно, но не спросить я не мог.

– Крутится как белка в колесе. Тетка раскусила, какое сокровище ей досталось, и теперь эксплуатирует без зазрения совести.

– Лотерейный выигрыш брать все еще не желает?

– У них в роду, наверное, козы были. Я давно живу, но таких упрямых не встречала. Твердит, что ей на все хватает, а помогать тетке в радость.

– Козы точно были. – Улыбаясь как ненормальный, я поцеловал в лоб малышку. Сразу вспомнилась наша с Аглаей первая встреча. Ее желание плеснуть в меня кофе. Мое желание свернуть ей шею.

С заднего сиденья послышался вздох.

– Димка зря искал победителя и перекупал билет. Деньги на воздух.

– Мы должны были хотя бы попробовать.

– Конечно...

– А так она как? Доктор все еще не отстал?

На несколько мгновений в салоне повисла тишина. Я слышал только, как Саша кушает молочко, как дождь стучит по крыше и как бухает в груди мое сердце.

– Блаженный он мужик. Будто переклинило на нашей Аглаше. Каждую неделю приходит. Вроде и жалко его: видный, молодой. А от унылого выражения лица... – Нянька откашлялась. – Тошно становится.

– Значит, не отстал... – Вкус у ревности был горький. Но за последние месяцы я привык и к этой горечи.

– Как наша девочка терпит, не знаю, но сама подумываю слабительным его накормить. На стыд в глазах мужика смотреть приятнее, чем на тоску.

Мысленно я дал добро, но ответить пришлось другое:

– Не нужно. Я сильно виноват перед Аглаей. Она имеет теперь полное право смотреть на других мужчин.

– Так что, и отпустишь? – Зоя аж через сиденье перегнулась. Даже ревматичную старуху изобразить забыла.

– Нет, конечно.

– Фух, а то я уже испугалась. – Она быстро перекрестилась. – Мы с Берримором не вечные, чтобы охранять Аглаю годами, пока ты в благородного оленя играешь. И так, если бы не наш общий еврейский друг, ни за что не согласилась бы на такое задание.

– Хочешь зарплату выше? Только скажи.