Адептус Астартес: Омнибус. Том I - Энди Смайли

И вновь разум Кантора вернулся к темным дням битв и кровопролития, опустошившим все что он любил. Он вновь увидел гротескные лица врагов, крошечные красные глаза, выступающие зубы, то, как они упивались истреблением людей Ринна. Его губы скривились от рычания, когда он вспомнил свою праведную ярость и радующее ощущение горячей крови, брызжущей на лицо, в то время как очередной враг падал, сраженный силовым кулаком и штурм-болтером.

— Это было слишком долго, — пробормотал Кантор.

— Мой лорд? — спросил Веласко.

Кантор вышел с балкона и направился в свои покои. Слуга последовал за ним.

— Сегодня у меня назначено несколько встреч, — сказал Кантор.

— Да, милорд. Встреча по вопросам реконструкции, один час, с дворянами и старшими представителями со стороны Администратума и Адептус Механикус. Генерал Мир придет на запланированную аудиенцию, чтобы обсудить развертывание ополчения в Деозе и Ижье. И капеллан…

— Ни одна из них не является неотложной, — сказал Кантор. — Отмени их все. Я отправлюсь вместе с отделением Виктурикса.

Изумление Веласко продлилось несколько мгновений, впрочем, если бы у него и были возражения, они исчезли под взглядом Магистра Ордена.

— Хорошо, милорд, — кивнул слуга.

— Сразу же предупреди Арсенал, и прикажи им подготовить мою терминаторскую броню. И свяжись с Рого Виктуриксом. Он со своим отделением должен ждать меня у ”Громового ястреба”.

Кантор шагнул к главным дверям, затем распахнул их и исчез, спустившись по освещенному факелами коридору прежде, чем Веласко смог сказать хоть слово.

Ординатор подошел к коммуникационной панели в стене, присоединился к нужному каналу и передал приказы Магистра Ордена.

Четыре часа спустя бой был окончен. Перевал Харга был затоплен кровью и покрыт ковром мертвых тел. Это была жестокая, но славная битва. Одиннадцать фигур в древней броне вышли против четырехсот семнадцати, и научили их значению слова ”месть”.

Ни один из Кулаков не погиб, хотя девять из одиннадцати получили травмы, которые оставят свежие шрамы.

Кантор, деактивировав наконец свое оружие, изучал последствия. Воздух был пропитан вонью, едкой смесью грибов, вываленных наружу внутренностей, пороха и сожженного прометия. Мертвые должны быть сожжены. Их споры не должны укоренится, иначе зачистка никогда не достигнет конца.

Он посмотрел на свои доспехи, величественно украшенная синяя броня теперь была густо раскрашена запекшейся кровью чужаков.

Я нуждался в этом, сказал он себе. Действительно нуждался.

Он подумал о своем друге и брате, Алессио Кортесе, капитане Четвертой, Магистре Нападения, который покинул Мир Ринна с одним отделением боевых братьев — куда больше, чем мог позволить Орден — чтобы выследить военачальника зеленокожих и заставить его ответить за все произошедшее.

Кортес понял бы его слишком хорошо.

Реконструкция однажды залечит раны, нанесенные планете и ее жителям. Будут воздвигнуты новые башни, засеяны новые поля, появятся новые дети. Мир Ринна будет жить вновь, как и в прошлые века, согласно циклу времен года, посевов и урожаев. Он станет мудрее, осторожнее, но по-прежнему будет процветать.

И все же лишь месть — самое жестокое и кровавое возмездие — сможет залечить раны Педро Кантора и неумолимых космодесантников из числа Багровых Кулаков.

И они получат ее.

Майк Ли

Некоторые (не переведено)

Не переведено.

Аарон Дембски-Боуден

Чтобы помнили

Некроном молча шел по городу мертвых — духовному центру этого в остальном бесполезного мира. Помощник следовал — точнее, тащился — за ним, отстав, как предписывала программа, на три шага. Он что-то бормотал себе под нос и постоянно крутил головой, наводя встроенный в глаз имагифер на разные объекты. Бормотание сервитора казалось неуместным, но с этим ничего поделать было нельзя. Привычка говорить с самим собой входила в число многочисленных поведенческих расстройств, которыми сервитор обзавелся за тридцать девять лет — именно столько времени прошло со дня, когда Эска купил его у старьевщика на своем родном мире.

Другим расстройством была хромота. Бионическая нога сервитора не сгибалась полностью, что осложняло ходьбу, и поэтому он передвигался неловкими, прерывистыми полушагами, а Эска был вынужден слушать грохот, с которым искусственная нога его помощника волочилась по мостовой.

— Провожу экспокоррекцию, — пробормотал сервитор, наклоняя голову, и до Эски донеслось механическое урчание, которым сопровождалось это движение. — Коррекция перспективы завершена. Дополнительные запоминающие устройства заполнены на сорок семь процентов.

— Да, — тихо отозвался Эска. — Как скажешь, Солюс.

Имя «Солюс» выбрал для сервитора старьевщик, чтобы как-то к нему обращаться, отдавая команды. За все это время Эска мог бы уже отдать помощника на перепрограммирование — лоботомизированный бионический раб возражать уж точно не стал бы, — но одна мысль об этом вызывала в нем необъяснимое чувство вины.

Некроном натянул на голову капюшон, укрываясь от пронизывающего ветра. На этой планете даже в ветре чувствовался запах пепла. Иногда прошлое оставляет такие следы, которые не стираются годами.

«Если вообще когда-нибудь стираются», — подумал он.

Он приблизился к первой из гробниц, тянувшихся вдоль очередной аллеи. Памятник, вырезанный из черного камня, изображал еще одного воина-гиганта, лицо которого было скрыто под величественной, но ничего не выражавшей маской шлема. Статуя была установлена на постаменте из черного с белыми прожилками мрамора — камень, добытый на другой планете, привезли сюда, чтобы исполнить последний, самый священный долг. По двадцать таких статуй стояло вдоль каждой аллеи в этом городе мертвых: место поминовения для Адептус Астартес, а для ученых вроде Эски — еще и центр паломничества.

Эска встал на колени перед бронзовой табличкой и приложил лист пергамента поверх выгравированных букв. Хотя фиксировать все имена и надписи было обязанностью Солюса, некроном любил иногда делать собственные записи. Ему казалось, что так его отчеты обретают содержательность. В работе некронома нет ничего сложного, но трудность в том, чтобы выполнить ее хорошо. Память — в ней все дело. В ней — и в правдивости переживаний. Одного списка имен недостаточно.

Стараясь не обращать внимания на боль в коленях, Эска начал тереть куском угля по пергаменту, делая оттиск надписи, что повествовала о подвигах воина. В который раз он поймал себя на том, что, опускаясь на колени, он упорно делает вид, что все еще достаточно молод для этого и может обойтись без стонов и вздохов, что в свое время издавал его отец, точно так же склоняясь у могилы.

А затем он услышал шаги.

Эска поднял голову. Зрение было уже не то, и ему пришлось пристально всматриваться, чтобы разглядеть дальний конец аллеи. Пять фигур, пять оживших статуй, и они идут в его сторону. Идут огромными шагами, и расстояние сокращается за мгновения.

— Здравствуй, — сказал идущий первым, тот, кто был облачен в черное. У его шлема была личина в форме черепа с глазницами, горевшими алым; череп скалился в ухмылке, словно знал все тайны мертвых.

— Я… Я… — Горло Эски сжалось, когда он попытался одновременно сглотнуть и закончить фразу. — Я…

— … мастер поговорить, — сказал другой, чьи плечи украшала перевязь из уродливых черепов каких-то ксеносов. Остальные воины-гиганты отозвались на это смешками, которые донеслись из вокалайзеров их шлемов как потрескивающий рокот.

— Я… — попробовал Эска еще раз. — Мне разрешили здесь находиться. У меня есть пропуск.

Только один из воинов носил черный доспех. Броня остальных была глубокого синего цвета — такого цвета бывают океаны на иных, лучших планетах, оставшихся незапятнанными. Один из них, в алой мантии поверх доспеха, опирался на тяжелый топор.

— Пропуск у него есть, — сказал он.

— Потрясающе, — изрек другой. У него был белый шлем и громоздкая перчатка на руке, оснащенная сканером, который постоянно пощелкивал, и набором инструментов вроде трепанов и медицинских пил. Эска с трудом заставил себя отвести взгляд от этих пыточных орудий и трясущимися руками стал рыться в сумке в поисках пропуска.

— Хватит, — сказал воин в черном. На плече он держал зверского вида боевой молот, изобильно украшенный письменами на готике. — Мои братья лишь подтрунивали над тобой, они не хотели тебя оскорбить. Вот он — сержант Деметриан, а это брат Имрих, брат Тома и апотекарий Вэйн. А кто ты?

— Эска, — ответил он. — Эска из Тереша. Я некроном, лорд, и здесь по поручению моего ордена. Я записываю…