Соединенные Штаты России 2 - Полина Ром

Глава 36

Чуку и Геку вопрос доверия показался каким-то несерьезным. Еще там, в конференц-зале они переглянулись и синхронно пожали плечами.

Эта синхронность в движениях и мыслях появилась у ребят еще на первом году обучения в Высшем военном инженерном строительном училище города Санкт-Петербурга. Оба они попали туда в шестнадцать лет, в один и тот же день, имея в руках по небольшому элегантному чемоданчику и увесистому рюкзаку за плечами. Только вот пути их к дверям училища начинались из совершенно разных социальных слоев.

Чук, балованный представитель золотой молодежи провинциального городка, пришел после ссоры с родителями, а Гек…

Геку было восемь, когда тихий домашний мальчик, воспитанный мамой-одиночкой, остался круглым сиротой. Болезнь сожрала его мать буквально за пару месяцев. Воющего от ужаса пацаненка какие-то незнакомые тетки в форме милиции долго передавали друг другу, водили по разным кабинетам и одна, особо желчная и язвительная дернув его за руку в унылом казенном коридоре, раздраженно сказала:

— Да заткнись ты уже!

Потом, очевидно, сообразив, что это совсем перебор, она усадила его в неудобное, обшарпанное кресло, села рядом, сунула в трясущуюся холодную ладошку пакет бумажных платков и монотонно заговорила:

— Просто заткнись… Этим воем ты ничего не изменишь, только сил у тебя с каждой секундой становится все меньше и меньше. Чем больше ты себя жалеешь, тем хуже тебе будет жить. Спрашивать тебя все равно никто ни о чем не будет. А в детдоме таких завывальщиков не любят. Так что сопли вытирай и иди жить дальше. Сейчас у тебя нет выбора, понимаешь? А жизнь — она продолжается.

Как ни странно, пацан, съежившийся в кресле, прислушался. Он по-стариковски долго и тщательно вытирал лицо, хлюпал носом и восстанавливал дыхание, но минут через пять, оглянувшись и не увидев урны, запихал в карман простенькой курточки целый комок использованных салфеток и тихо сказал:

— Пошли.

— Успокоился?

— Тебе-то какая разница? — огрызнулся мальчишка, выделив голосом неуважительное слово: «тебе».

Служащая с удивлением глянула на него, хмыкнула, покачала головой, но комментировать не стала. Однако про себя подумала, что у этого смазливого дохлячка, какой-никакой характер, все же, присутствует: «Может, и даст Бог… может, и не сломается…»

Она не была злой от природы, но ежедневно проходящие через ее руки истерящие дети делали ее работу более, чем сложной. Первое время, захлебываясь жалостью к ним, она даже не могла спать. Постепенно научилась ограждать свою психику от лишних волнений, освобождать душу от бессмысленной слезливости. Для себя она компенсировала это тем, что совершенно неуставным способом, через месяц-другой, после водворения ребенка в определенный детский дом, навещала его в свободное от работы время.

Иногда последствиями такого визита вежливости становился перевод ребенка в другой детский дом. Звали служащую — Тамара Васильевна.

В дальнейшем Филу тетки попадались разные. В доме временного содержания некоторые были даже ласковыми и жалели мальчишку. Впрочем, от этой жалости становилось только хуже.

Особенно раздражала Филиппа то, что перед визитом возможных приемных родителей их всех заставляли умываться лишний раз, причесывали, крутили как кукол, поправляя одежду и тихонько переговаривались между собой, думая, что дети еще малы и не понимают.

В отличие от многих восьмилеток в группе, Фил вовсе не мечтал попасть в приемную семью. В тот момент, когда на него рявкнула Татьяна Васильевна, что-то сломалось в тихом, домашнем мальчике. В одну секунду он вдруг понял, что он в этом мире одиночка и таким останется всегда.

Через полгода его, как безнадежного, перевели на постоянное место жительства — в оленегорский детдом номер два. Городишко находился недалеко от его родного, но Фил, даже, был рад, что он гарантированно не встретит на улице бывших соседей и одноклассников — видеть их было тяжело и неприятно.

Больше всего этот детдом напоминал детский летний лагерь «Ромашка», куда однажды он ездил по путевке: строгий режим; сытная, но довольно скучная жизнь; небольшие компании внутри группы, которые то дружили, то враждовали. В общем-то — ничего особенного, если бы не странный визит той самой непонятной тетки.

Когда ему сказали идти в приемную, Фил очень удивился. На мгновение даже, мелькнула мысль, что это Мишка Горяев, лучший друг и бывший сосед по дому, уговорил родителей приехать. Однако, в пустой комнате его встретила та самая желчная Тамара Васильевна, которая за каким-то чертом, повела его в кафе. Фил лениво ковырял мороженое и оглядывался по сторонам: в этом месте он еще не был.

А Тамара сидела, напротив, и задавала непонятные и скучные вопросы.

Что уж там она вынесла из его односложных ответов, совершенно неизвестно, однако еще через месяц она вновь навестила его, привезя с собой совершенно невообразимого мужика: длинного как шпала, тощего очкарика, с большой лысиной и невинными детскими кудряшками над ушами. Кроме изрядного роста, очкарик отличался еще огромным, постоянно шмыгающим носом и дурацким именем — Тимоша.

Однако, собеседником он оказался гораздо более интересным, чем Тамара.

Из потертого рюкзачка достал совершенно роскошный, космической стоимости планшет «Феникс» и показывал Филу на нем довольно интересные и сложные геометрические фигуры, объемные и разноцветные, постоянно спрашивая:

— А вот если с этой стороны подсветить, то какую она тень даст? А если соединить вот эти две в красных плоскостях?

Про Тамару Васильевну Фил забыл тут же — слишком офигителен был планшет. Он с удовольствием вращал на экране фигуры, немножко спорил со шмыгающим Тимофеем и два часа отведенные на визит пролетели почти незаметно. А еще через месяц его перевели в другой детдом.

Там скучать было некогда. Усиленный курс математики и черчения. Почему-то чертить учили не на компах и планшетах, хотя неубиваемые «Фениксы» были у каждого, а по старинке, с карандашом, циркулем и линейкой. Спортивная секция четыре раза в неделю. Даже в выходной было чем заняться — их группа принимала участие в областных соревнованиях по моделированию. Условиями конкурса предусматривалось самостоятельное изготовление всех деталей, потому в воскресенье токарный класс был полон.

Модель старинных часов в масштабе 1:10, для которых детали изготавливали ручками, была предметом тайной гордости Фила. Их он с приятелями сделал даже без помощи учителя в пятнадцать лет.

Больше Тамара Васильевна в его жизни не появлялась. Но, когда, в шестнадцать, он получил приглашение на учебу в высшее военное инженерное строительное училище в городе Санкт-Петербурге, он в первый раз задумался о ее роли в собственной жизни.

Эти самые двухгодичные курсы при институте давали ему возможность потом поступить в сам институт без экзаменов. Получалось, что вместе со сменой детдома в его жизни появился четкий путь, идти по которому ему нравилось.

Если в первом детдоме он еще пробовал бузить и примыкал то к одному, то к другому клану внутри группы, то в Петрозаводском детдоме этой херней было заниматься просто некогда. И уроков там было столько, что только успевай поворачиваться. Да и секция борьбы, на которую его засунули, даже не спросив, а чего он собственно хочет, отлично изымала излишки агрессии.

Так что, получив в подарок от детдома тот самый недешевый и элегантный чемоданчик и плотно набив свой старый и походный рюкзак, Фил отправился не в сторону Петербурга, а в сторону Мурманска. Пожалуй, он и сам не смог бы объяснить, нахрена ему сдалась Тамара Васильевна.

В середине лета город выглядел непривычно скучным — мама всегда старалась вывезти его на море, и столицу Заполярья он помнил или покрытый снегами, с бушующей метелью за окном или же — облагороженный золотом и багрянцем осени.

За эти годы сама Тамара почти не изменилась. Была все такой же желчной, с брюзгливым выражением лица, только волосы под пилоткой отливали неприятной желтизной — она стала их красить. Впрочем, все это было совсем неважно. Общий язык они так и не нашли. Разговор в кафешке перебивался долгими и тяжелыми паузами. В конце концов, Фил задал тот самый, главный вопрос, ради которого, наверное, и проехал сутки на поезде: