Мертвец - Эдуард Веркин

Куда же ты, шалунья?!

Мы не удержались, поставили гроб на травку. Вырвиглаз вылез, отряхнулся и сказал:

А ничего, нормально. Немножко тесновато, но в целом — да, неплохо... Никто не хочет?

Я ржал. Упырь ржал. Сенька хихикал, поглядывая на мэрского водителя. Дроков выключил камеру и смеялся от души.

Ладно, — серьёзно сказал Дроков через пару минут, — теперь к делу, уже время. Давайте.

Сенька расправил помявшийся бархат, стряхнул пыль, мы подняли гроб и направились вглубь больничной территории. Дроков остался сторожить машину. Сначала я думал, что мы идём к главному зданию, но мы свернули. Сенька уверенно шагал первым, видимо, был неплохо знаком с этой дорогой. Неподалёку от главной кочегарки располагалось небольшое и приземистое здание зелёного цвета, похожее на дот. Сенька велел нам подождать, а сам постучал в дверь.

Она почти сразу открылась, и Сенька исчез внутри.

Деловой у тебя братан. — Вырвиглаз закурил. — Всё организовал, всё устроил. Не зря про него рассказывают... Интересно, поминки будут? Вообще-то Шахов должен бы устроить...

Сенька появился в дверях и позвал нас. Мы спустились в бункер. Внизу было полно дров, пахло смолой, возле окна на столе лежала синеватая, цвета Вырвиглазовой головы собака. Как живая. Даже глаза блестели. Упырь остановился на лестнице.

Лучше бы побыстрее. — Откуда-то сбоку показался толстый человек в чёрном халате. — Может главврач прийти, по головке не погладит...

Как работа? — осведомился Сенька.

Проверяй.

Сенька подошёл к Диогену. Проверил блеск глаз, белизну зубов, мягкость кожи. Понюхал даже. Подёргал за хвост. Остался доволен.

Давайте грузите, — указал он на собаку.

Мы приблизились к столу и замерли в нерешительности. Я лично не знал, как грузить мумифицированных собак, но Вырвиглаз был человеком решительным. Он подставил к столу две табуретки, на них водрузил гроб. Затем выразительно поглядел на меня. Пришлось подключаться.

Псина оказалась на редкость тяжёлой, килограммов восемьдесят, не меньше. В этот раз я благоразумно взялся за задние лапы. И мы свалили пса в гроб. Немного косо, но потом Сенька его выровнял. Упырь поморщился. Бедолага. Дохляк вонючий.

После чего мы опять впряглись, взвалили гроб на плечи и потащили свой скорбный груз в сторону «газели». Не знаю, мне вот показалось, что Диоген был по крайней мере в два раза тяжелее Вырвиглаза.

И в этот раз Вырвиглаз «Похоронный марш» не гундосил.

Навстречу нам опять попалась та же бабушка, уж чего она делала с утра в больничном городке, я не знаю. Бабушка выглядела как-то глаукомно, видимо, наша встреча не прошла для неё даром. Мне стало её жалко.

Мне всех бабушек жалко, всех на свете. Нет, иногда, ну, когда я, допустим, еду в автобусе, мне их не жалко, но обычно жалко. Я хотел проскользнуть мимо старушки по возможности незамеченным, но не получилось.

Сначала ей подмигнул воскресший Вырвиглаз. Старушка перекосилась. Затем она увидела, кого мы несли. И это деморализовало её окончательно. Она попробовала было перекреститься, но силы её оставили. Бабулька прислонилась к поленнице и бессмысленно смотрела на процессию.

Не бойся, мать, Му-му хороним, — просипел Вырвиглаз.

Бабулька сказала: «У-у-о». Мы проследовали к «газели».

Рожи скорбные сделайте, — проскрипел Сенька.

Дроков снимал. Мы загрузили гроб с Диогеном

в фургон, немного постояли для приличия.

Ну, вперёд. — Сенька подхватил Упыря под локоть и потащил к кабине.

Я и Вырвиглаз залезли в фургон. «Газель» дёрнулась, и мы поехали. Было не темно, так, лёгкий полумрак, но даже в этом полумраке мне казалось, что в гробу лежит не собака, а человек. Настоящий. Синий карлик.

Наверное, так казалось и Вырвиглазу — он смотрел на пса не отрываясь, и я уже испугался, что сейчас Вырвиглаз поведает мне тоскливую историю про то, как друг его отца, моряк торгового флота, отправился в Новую Зеландию, но попал в шторм. Корабль затонул, а его самого выбросило на странный остров, населённый алаписами, или псоглавцами. И на этом острове было у него много разных приключений, но в конце он, само собой, выбрался. Но, когда вернулся домой, заметил странную штуку — его голова постепенно превращается в пёсью морду...

Ну, такую историю рассказал бы мне Вырвиглаз. А в конце добавил бы, что знал этого мужика лично, мужик ему фляжку подарил из особой тыквы, но её потом короеды проточили.

А ещё мне казалось, что вот вдруг сейчас Диоген повернётся на бок, скажет «гав», и глаза его загорятся зловещим красным светом.

Вырвиглазу тоже было не по себе, в конце концов он не выдержал. Достал из кармана пачку. Я думал, что он сам сейчас закурит, но Вырвиглаз поступил оригинальнее. Он разжал зубы Диогена перочинным ножиком, вставил в них сигарету и поджёг.

Никогда не видели курящую собаку? Я один раз видел вообще-то. Живую, Серько, она обитала на ремзаводе и была изрядно развращена местными стропальщиками. Серько пил пиво, курил папиросы и имел соответствующий вид: толстый, лысый, с одышкой, дребезжащим лаем и мутным жуликоватым взглядом. А дохлую курящую собаку я ещё не видал.

Балдеет, — удовлетворённо сказал Вырвиглаз.

Хорош, — сказал я. — Психично всё это...

Да ладно, — отмахнулся Вырвиглаз. — Не человек ведь. Пусть животина напоследок порадуется. Слушай, я вот что придумал. Я тоже работать устроюсь. Я вчера в центр занятости заглядывал, им в батор истопник требуется. Устроюсь. Ты представь только, какие это перспективы...

Вырвиглаз принялся ржать, я даже позавидовал его жизнерадостности. Смеётся. А я уже не помню, когда в последний раз смеялся, не смешно мне, блин.

Машину тряхнуло, пепел с сигареты осыпался — и прямо на морду Диогена. Усы тут же сплавились, а шерсть задымилась.

А, жаба! — Вырвиглаз дунул на шерсть, но она только сильнее загорелась.

Вырвиглаз засуетился, принялся плевать на собачью морду, потом додумался — подхватил с пола тряпку и пламя всё-таки сбил.

Ну, слава богу. — Вырвиглаз попытался открыть окно. — Помнишь ту, мощную?

Какую ещё мощную?

Ну, ту жабу, с которой я в кино ходил? Такую, в теле?

Ну помню.

Заболела. Прикинь? Заболела менингитом, дура. Могу поспорить — это она из-за того фильма. Он на неё разрушающе подействовал.

Я фыркнул. В фургоне пахло палёной собачьей шерстью, от этого здорово першило в горле.

Чего ты хмыкаешь? — осведомился Вырвиглаз.

Хмыкаю. С тобой пообщаешься — и сразу менингит. Слушай, Вырвиглаз, я, пожалуй, в батор письмо подмётное напишу. Чтобы они тебя на километр не подпускали, ты у них всё поголовье размягчением мозга перезаражаешь...

Да это она меня сама чуть не заразила! Давай, говорит, старичок, поцелуемся, и как вцепится! Я еле отбился!

И что?

Что, что — теперь думаю. Думаю, может, я менингитом тоже заразился?

Это серьёзно, — сказал я. — Менингит не шутка. А вот ты первые симптомы знаешь?

Нет.

Ну, это такие обычные симптомы, примерно как у ОРЗ. Ты как заметишь, что сопли появились или температура подниматься стала, ты сразу беги в поликлинику...

Вырвиглаз вздохнул. Мы помолчали.

Слушай, Вырвиглаз, а тебе не казалось, что мы... Ну, какой-то чушью занимаемся? Чем-то ненормальным?

Нет. А что ненормального-то?

Ну, собаку едем хоронить...

Вырвиглаз плюнул под ноги. Участие в собачьих похоронах его не смущало.

Ты неправильно понимаешь обстановку, — сказал он. — Если бы мы хоронили какую-нибудь шавку, то мы были бы психами, ну вот как твой брат. Но поскольку мы хороним мастифа, то тут всё в порядке...

Машина вдруг резко поползла вверх, Вырвиглаз прилип к окну, потом сказал:

Не на кладбище едем.

Я попытался тоже разглядеть что-то через окно, но ничего не разглядывалось. Машина упорно тянулась вверх, двигатель урчал, у Диогена подрагивал нос, будто он был ещё жив.

Слушай, — испуганно сказал Вырвиглаз, — а почему не на кладбище-то?

Не знаю...

А может, тут не всё чисто?

В каком смысле?

В таком. Ну, знаешь, тот китайский император, который умер?

Они все умерли.

Да не, — Вырвиглаз подсел ко мне, — ты не понимаешь. Тот, который помер и велел убить всех своих коней, всех своих собак, всех своих наложниц. Всех, короче. И закопать вместе с собой, чтобы на том свете не скучно было. На горку, кажется, едем...

Ну и?

Ну и. А что, если Шахов велел нас прибить? Чтобы его собаке веселилось? Прибить в тихом уголочке и похоронить рядом с этим...

Вырвиглаз пнул гроб.

Чтобы ему было с кем играться в собачьем раю!

Ерунда.

Ерунда... — покачал головой Вырвиглаз. — А я вот такую историю слыхал. Тоже про мэра, из Сибири. Он у себя стал на народные деньги строить подводную лодку. Небольшую такую, прогулочного класса. А потом, когда подводная лодка уже построилась, взял да и вышел на ней в Енисей. Типа проверить ходовые качества, а с собой взял всю городскую администрацию. Они там фуршет устроили, танцы, ну, всё как полагается, а мэр потихонечку проскрипел на мостик, надел акваланг и открыл кингстоны. Лодка утонула со всеми чиновниками, а сам мэр спасся.