Хоббит - Джон Толкин

– По крайней мере, пока не сбудется то, о чем поют в песнях! – сказали они. В этом пустынном краю легче было поверить в дракона и труднее – в Торина. Впрочем, сторожить припасы все равно было не от кого, так что люди оставили гномов и на ночь глядя отправились восвояси.

Путешественники провели холодную ночь на бесприютном речном берегу и к утру заметно упали духом. На следующий день Балин и Бильбо замыкали процессию, ведя в поводу тяжело нагруженных пони; остальные ехали впереди, осторожно выбирая путь, потому что здесь уже не было ни дорог, ни тропинок. Отряд двигался на северо-запад, наискосок от реки, все ближе и ближе к протянувшемуся на юг могучему горному отрогу.

Ехали медленно и старались не шуметь. Не слышалось ни смеха, ни песен. Гордость и надежда, пробужденные старинными песнями, сменились тягостным унынием. Все вокруг было пустынно и голо, хотя когда-то, по словам Торина, здесь весело шумели леса. Вскоре исчезли последние чахлые деревца; только обугленные пни и напоминали о прошлом. Даже былинки между камнями попадались все реже.

Въехали в Драконий Разор. Год шел на убыль.

Тем не менее до подножия Горы добрались без всяких происшествий. Кроме общего запустения, ничто не указывало на близость дракона. Гора безмолвно чернела впереди, заслоняя собой полнеба. Первый лагерь разбили на западном склоне южного отрога, который заканчивался утесом, получившим название Воронова. Здесь когда-то был сторожевой пост, но путники побоялись вскарабкаться на открытое место.

Прежде чем искать потайную дверь в западных отрогах Горы, Торин отправил Балина, Фили, Кили и Бильбо на юг, посмотреть, что творится у Главных врат. Под безмолвной серой громадой Воронова утеса река, извиваясь широкой петлей в долине Дейла, поворачивала от Горы к озеру. Поток стремительно несся под скалистым обрывом, вода, бурля и пенясь, прыгала по камням, а за ней, в широкой ложбине под горной кручей, виднелись серые руины домов, башен, стен.

– Здесь был Дейл, – сказал Балин. – В те дни склоны гор зеленели лесами, изобильная долина радовала глаз, и колокола звонили на городских башнях.

Слова Балина звучали горько и скорбно; он был с Торином в тот день, когда прилетел дракон.

Идти вдоль реки к воротам путники не отважились, но обогнули южный отрог и, выглянув из-за камня, увидели темное отверстие в крутой стене, между двумя скалистыми гребнями. Отсюда вытекала река, отсюда же поднимался пар и клубы черного дыма.

Все было неподвижно в сером запустении, только клубился дым, бежал поток и летали черные птицы. Не слышалось ни звука, кроме шума воды и зловещего карканья ворон.

Балин поежился.

– Идемте назад! – сказал он. – Ничего мы здесь не высмотрим. Да и вороны мне не нравятся, уж очень похожи на соглядатаев.

– Дракон жив и по-прежнему внутри – во всяком случае, так я заключаю по дыму, – произнес Бильбо.

– Я не стал бы по этому судить, – ответил Балин, – хотя не сомневаюсь, что ты прав. Впрочем, возможно, дракон в отлучке или притаился на склоне Горы. В любом случае из ворот продолжал бы идти пар – чертоги насквозь пронизаны его смрадным дыханием.

Удрученные и усталые, все четверо под карканье ворон возвратились к себе в лагерь. Только в июне путники гостили в щедром доме Эльронда; сейчас подступала зима, но казалось, с той поры минули годы. Они были одни в мрачном разоренном краю, где не от кого ждать помощи. Друзья дошли до конечной точки своего странствия, однако цель представлялась такой же недостижимой. Все были близки к отчаянию.

Как ни странно, Бильбо держался лучше других. Он часто брал у Торина карту и подолгу разглядывал ее, думая о рунах и лунных буквах. Именно он убедил гномов начать опасные поиски на западных склонах Горы. Лагерь перенесли в другую лощину, гораздо у́же той, в которую выходят ворота, и ограниченную двумя невысокими гребнями, полого спускающимися к равнине. Здесь меньше чувствовалось опустошение, нашлась даже трава для пони. Из этой лощины, куда солнце заглядывало только по вечерам, они день за днем, разбившись по двое или по трое, совершали опасные вылазки на склоны Горы. Если верить карте, где-то на крутом уступе в начале лощины пряталась дверь. День за днем разведчики возвращались в лагерь ни с чем.

Дверь отыскалась случайно. Фили, Кили и хоббит шли в лагерь после бесплодных поисков. Чтобы попасть в лощину, надо было лезть через нагромождение огромных камней. Около полудня, обходя глыбу, которая высилась, как колонна, Бильбо наткнулся на грубые ступени, ведущие вверх. С замиранием сердца все трое поднялись на узкую тропку, которая, то пропадая, то появляясь вновь, вывела их на вершину южного гребня и дальше на узкий, обращенный к северу карниз в склоне Горы. Внизу, под обрывом, лежал их лагерь. В молчании, держась рукой за скалу, они гуськом двинулись по карнизу. Внезапно в камне открылся проем, и разведчики очутились на заросшей травой площадке в небольшом, защищенном от ветра закутке. Снизу его было не видно за уступом, а издалека он казался обычной трещиной в скале. Это была не пещера, а просто открытая сверху выемка, но дальняя ее стена в нижней своей части оказалась совершенно гладкая, словно обтесанная, без единой щелочки или стыка.

Не было ни петель, ни щеколды, ни порога, ни замочной скважины, тем не менее все трое сразу решили, что нашли потайную дверь.

Они бились в нее, молотили по камню кулаками, толкали ее и умоляли открыться, произносили обрывки заклинаний – все тщетно; затем, устав, присели отдохнуть на траву. Уже вечерело, когда два гнома и хоббит начали утомительный спуск к лагерю.

В ту ночь среди гномов царило воодушевление. Чуть свет, двинулись к двери, оставив Бофура и Бомбура сторожить пони и припасы. Остальные спустились в лощину и по тропе взобрались на карниз. Он был настолько узок, что не удалось бы пройти с поклажей; сбоку обрывалась на сто пятьдесят футов отвесная стена, под которой торчали острые камни. Однако гномы обвязались веревкой и благополучно достигли зеленой выемки.

Здесь они разбили третий лагерь, втянув все нужное на веревках. Так же, по веревке, спускались иногда гномы половчее, вроде Кили – передать новости или сменить на часах Бофура, которого втянули наверх. Бомбур отказался подниматься и на веревке, и по тропе.

– Толстоват я ползать по отвесной скале, как муха. У меня закружится голова, я наступлю на бороду, и станет вас снова тринадцать. А веревка меня не выдержит.