Игра без правил - Владимир Моисеевич Гурвич

Натали вопросительно посмотрела на него.

— Тот мужчина предложил мне миллион долларов, чтобы у меня образовался бы в памяти большой провал, и я бы никогда больше не вспоминал о коллекции своего прадеда. А в качестве необходимого условия им было достаточно моего устного обещания.

— И вы отказались, — спокойно констатировала, как само собой разумеющийся факт, Натали.

Лобанов, подтверждая, кивнул головой. Натали резким движением затушила сигарету.

— Известно ли вам, что вы сумасшедший. Вы думаете, что вчера там, у него вы отказались от денег. Ошибаетесь, вы там подписали себе смертный приговор. И все же, почему вы не взяли деньги?

Лобанов вместо ответа стал снова наливать водку.

— Как же я сразу не догадалась. Из-за погибшей княгини? — спросила Натали.

— Да, из-за нее. Но уже не только из-за нее. Там, у него шикарном номере, я впервые ощутил себя князем. Просто Лобанов мог захлебываться от радости, что привалило такое небывалое богатства и унести с собой чемоданчик с миллионом. А вот князь Лобанов-Тверской ни при каких обстоятельствах так не может поступить.

— Миллион долларов, — с какой-то странной интонацией произнесла Натали. — Боюсь, что Иннокентий прав, дело гораздо хуже. Если они готовы заплатить такие деньги только за устный отказ от поиска коллекции, они пойдут на любые меры, чтобы помешать вам.

— Вам всем известно больше, чем вы все мне говорите. Может быть, вы, Натали, объясните, кто этот загадочный господин. Почему-то мне кажется, что ни для кого из вас он не является таким загадочным.

— Я могу лишь предположить, с кем вы вели беседу. Год назад я работала в одной крупной газете. И так как я по специальности все же искусствовед, мне поручили заняться одной темой. Тогда по нескольким известным музеям прокатилась серия краж. Любопытно, что похищали картины импрессионистов. Я стала расследовать эту историю, даже свела знакомство с одним следователем. И кое что удалось выяснить. Полиция подозревала, что организатором всех этих дерзких похищений является некто Ричард Кронфильд. В молодости он был художником, но признания не получил. И вместо живописи он занялся бизнесом на живописи. И в отличии от первого занятия добился в этом деле гораздо больших успехов. Полицейские считали, что помимо законных операций, он занимается незаконными, в том числе и крадет полотна из музеев и частных коллекций. Его также подозревали в причастности к организации пару убийств своих конкурентов из криминального мира. Полагали, что он был создателем преступной группировки, которая занималась подобными делами, при этом не брезгуя никакими средствами. Мне удалось встретиться с одним человеком, который чудом избежал смерти от рук бандитов Ричарда Кронфильда. Я до сих пор помню, как он весь дрожал, говоря мне о том, что тому не знакомо чувство жалости, и что он всегда во всех своих планах идет до конца. Судя по твоим описаниям, это и есть Кронфильд. Теперь ты понимаешь, кто твой настоящий противник.

— Понимаю. Но это не меняет мои планы. Я тоже отношусь к породе людей, которые идут до конца. Вот теперь я действительно хочу найти коллекцию. Один или с чьей-то помощи, но хочу. Они не оставили мне выбора. Я никогда им не прощу смерть этой женщины. И не допущу, чтобы картины оказались бы в их грязных руках.

Лобанов снова наполнил рюмку.

— Тебе больно? — вдруг участливо спросила Натали.

— Удивительно, но такое ощущение, что я потерял очень близкого человека. Хотя наше знакомство продолжалось менее часа.

— Я понимаю твои чувства. Когда был убит Дмитрий Львович, я испытывала тоже самое.

— Ты полагаешь, что его убийство — тоже дело рук людей этого Ричарда Кронфильда.

Натали снова потянулась за сигаретой.

— Скорей всего, да. Хотя точно сказать не могу, я же не присутствовала при этом. Но он им сильно мешал.

— Как мешаю им теперь я, — продолжил Лобанов ее мысль. — Хочешь посмотреть картины, которая подарила мне Вера Евгеньевна?

— Хочу.

Лобанов из другой комнаты принес три полотна. Стоя рядом друг с другом, они стали их внимательно разглядывать.

— Неужели в одном из них скрывается тайна стоимостью в десятки миллионов долларов? — произнесла Натали.

— Я в этом уверен. Только в каком? Пока мы находимся здесь, эту загадку нам не разгадать.

— Ты собираешься туда отправляться?

— А что еще остается делать? Ты составишь мне компанию?

— А ты этого хотишь?

Вопрос был серьезный, и Лобанов понимал, что от ответа на него зависит многое. Но что-то пока мешало ему дать утвердительный его вариант. Вместо него ответила Натали.

— Считается, что молчание — знак согласия. Но у меня такое чувство, что в данном случае это означает нечто другое.

— Знаешь, я сам себе напоминаю рыцаря на распутье. Еще совсем недавно если бы мне сказали, героем какой истории я окажусь, то просто расхохотался бы такому человеку в лицо. До сих пор я жил совершенно другой жизнью, абсолютно по иным понятиям. И я еще не освоился до конца с тем, что теперь я иной. Как бы сказал артист: не вошел в образ. Только это не образ, а нечто большее, в этом кино нет дублей, здесь убивают по-настоящему. Я себя часто ловлю на мысли, что во многих случаях не знаю, как поступить. Как бы повел себя прежний Лобанов, я хорошо представляю, но вот как следует вести себя в тех или иных обстоятельствах князю Лобанову-Тверскому, часто просто не ведаю. И сколько времени понадобится на эту адаптацию, тоже не знаю. Тебе вряд ли понять до конца мои трудности, тебя с детства воспитывали в определенных традициях, рядом был такой человек, как Дмитрий Львович. Мне нужно время, дабы освоится в этом незнакомом мире.

— Но как ты не понимаете, этого мира давно не существует. Он был фантазией Дмитрия Лововича. Никто уже в нем не живет.

Лобанов вздохнул.

— Конечно, ты по-своему права, но есть разные виды правоты. Вера Евгеньевна отдала жизнь за ту правду, или, как ты называешь это, фантазией, которую она считала самой настоящей реальностью. Ты сейчас убеждаешь меня принять другую правду. Но я буду поступать так, как сочту для себя единственно верным. Даже если в чьих-то глазах я буду выглядеть, подобно клоуну, смешным или нелепым.

Натали неожиданно положила руку ему на плечо и заглянула в глаза.

— Не думайй, что я желаю отговорить тебя поступать так, как подсказывает тебе совесть. Но я очень тревожусь за тебя, Кронфильд очень опасен и коварен. А после потери Дмитрия Львовича, я не хотела бы потерять и тебя.