В постели со Снежной Королевой - Тронина Татьяна Михайловна

— Провокаторша… — дрожащим, плачущим голосом произнес он. — Ты на что это меня подбиваешь, а?.. Хочешь, чтобы меня в тюрьму посадили, да? Провокаторша!

— Ко…

Он с размаху дал ей пощечину. Потом другую.

— Дрянь! — завизжал он что было сил. — Какая же ты дрянь!

Видимо, ему самому стало страшно от того, что он собирался сделать.

— Убить себя попросила… Чтобы я на нарах, значит, тюремную баланду хлебал! С отморозками всякими в одной камере… с туберкулезниками… — визжал он. — Змея!..

Он снова толкнул ее назад, отчего Серафима стукнулась затылком о стену, и убежал.

Некоторое время она лежала оглушенная, растерянная, ничего не соображающая, а потом заставила себя подняться. В ушах не звенело даже уже, а гудело — как будто ухал где-то поблизости огромный колокол.

Часы показывали половину шестого утра. Каким образом вдруг наступило утро, для Серафимы так и осталось загадкой…

Николя нигде не было. Ни его самого, ни его вещей.

Внутри у Серафимы, в том месте, где должно было быть сердце, чувствовался каменный холодок. Словно сердце ее превратилось в лед…

Она больше не плакала и не думала о смерти, находясь в каком-то замороженном, заторможенном состоянии.

Потом умылась, оделась и села в машину. Куда надо было ехать, она не знала. Тем не менее повернула ключ в зажигании, надавила на газ. К счастью, в этот час машин на улицах почти не было.

Через некоторое время Серафима обнаружила себя возле дома Алены Лозинской.

…В одиннадцатом часу Алена вышла из своей квартиры — незадолго до этого она обнаружила, что кончился кофе.

Закрыла дверь на ключ — и вдруг увидела, что чуть ниже, на ступенях лестницы, сидит кто-то, прислонившись к стене.

— Симка! — ахнула Алена, вглядываясь в подъездную полутьму. — Симочка, это ты?..

Фигура зашевелилась и отозвалась сонным, безжизненным голосом:

— Я.

— Господи, а зачем же ты тут сидишь?.. Ты ко мне?.. Почему в дверь не позвонила?.. Давно ты тут?.. Сима!

— Не очень… — устало отозвалась та. Алена помогла ей подняться, затащила к себе в квартиру, удивляясь той легкости, которую приобрело тело подруги. «Что-то случилось… С Николя, наверное, поссорились!» — не особенно мудрствуя, решила Алена.

— Вот, раздевайся… — Она помогла Серафиме снять шубку из синего крашеного кролика. — Какие же у тебя руки холодные… И ноги! — Алена стянула с подруги сапоги. — Да просто как лед… Замерзла?

— Нет.

— Ну как это не замерзла! — возмутилась Алена. — Сейчас я тебе чаю горячего…

— Я не хочу чаю…

— А тебя никто и не спрашивает!

Алена включила электрический чайник, поставила на стол чашки, потом вернулась с Серафимой на кухню.

— Идем-идем… Давай свои руки, погреем их в теплой воде! — Алена возилась с подругой, точно с ребенком. — С Николя поссорилась, да? Или маму вспомнила? — время от времени на любого человека накатывает тоска — и Алена надеялась, что с Серафимой случилось нечто подобное. Руки у той были ледяные, вялые… Серафима положила ей голову на плечо. — Симка, да ты, наверное, простудилась! У меня простуда тоже так проявляется — сначала я дико мерзну, слабость, а потом начинается жар, и я как печка… Дать таблетку?

Она усадила подругу на табурет, и только тогда, в ясном утреннем свете, льющемся из окна, увидела лицо той. Увидела и ужаснулась.

Лицо у Серафимы было серовато-землистого цвета — точь-в-точь как ливерная колбаса, столь почитаемая любителями субпродуктов. Кожа сухая, шелушащаяся, у скул покрытая сеточкой выступивших кровеносных сосудов.

— Не надо таблетку… — прошелестела Серафима. — Я здорова.

— Ты похудела… — растерянно сказала Алена, подмечая в подруге все новые и новые перемены — и не к лучшему. — Боже, да ты точно из концлагеря! На тебе вся одежда висит!

— Шутишь, — слабо улыбнулась Серафима. — Это она от стирки растянулась.

— От стирки!.. Когда мы в последний раз виделись? Ты не помнишь? Симка, ты же не была такой тощей! — совсем запаниковала Алена, лихорадочно вспоминая, какие болезни сопровождаются резкой потерей веса. — Ты была у врача?

— Я здорова! — упрямо сказала Серафима. — Возможно, небольшой авитаминоз…

— Небольшой! — возмущенно повторила Алена. — И куда только этот Николя смотрит… Сейчас позавтракаем. Ты ведь не завтракала?

— Я ела.

— А я не верю! — Алена решила действовать. Нарезала ветчины, поджарила ее, залила яйцом, сверху посыпала зеленым луком. Достала курабье, открыла бутылку красного сухого вина — все это оставалось от их последнего пира с Селетиным. — Где-то у меня еще оливки с тунцом были…

— Алена, не надо…

— Надо! — взорвалась Алена. — Если ты вздумаешь отказаться, я тебя силой накормлю… На! — Она сунула Серафиме в руки вилку.

— Ладно… — устало сказала та. Быстро съела яичницу, несколько печений, пару оливок, запила все вином. Алена нарадоваться не могла — у Серафимы даже щеки немного порозовели.

— Ну вот, совсем другой человек! А теперь рассказывай, что у тебя случилось.

— Сейчас… — Серафима скрылась в туалете. Потом, через минуту, заперлась в ванной. Вернулась с блестящими, оживленными глазами, вытирая ладонью мокрое лицо. — Алена, у меня все в порядке. Просто я устала немного… Лучше расскажи: как у тебя дела?

— С Алешей мы развелись — ну, это ты знаешь… Да, кстати, кажется, он все-таки сумел удрать от Любки! — Несмотря на утренний час, Алена налила вина и себе, выпила, потом еще — на радостях, что смогла спасти подругу от истощения. — Он мне звонил, но я не стала с ним разговаривать…

— А как с Ромой дела?

— Хорошо. Мы в прошлые выходные катались на коньках… — оживленно начала Алена и вдруг сбилась. — Фимка!

— Ну что? — усмехнулась та.

— Фимка, ты знаешь Никиту Ратманова?

— Кого? Что-то знакомое…

— Это тот, что на третьем канале ведет всякие разоблачительные передачи…

— А, такой лысый, в очках! Знаю.

— Так вот, Ратманов был любовником Вики. Той Вики, что жила здесь… — и Алена очень подробно пересказала Серафиме все события последнего времени. Серафима слушала с отстраненным выражением лица, но внимательно, потому что в конце Алениного рассказа попросила дневник Вики, перелистала его.

— Так ты думаешь, Вика покончила с собой из-за комплекса неполноценности? — задумчиво спросила потом.

— Да. А ты как думаешь?

— Возможно… Только я одного не понимаю — если Вика так любила этого Ратманова, то почему не ушла от твоего Селетина?..

— Наверное, чувство вины мучило ее… Она запуталась! — прижав ладони к раскрасневшимся щекам, воскликнула Алена.

— Запуталась?.. — пробормотала Серафима. — А Кашин твой утверждает, что Вика ссорилась с Ратмановым? Из-за чего?

— Кашин говорит, что это Вика кричала на Ратманова — он требовал, чтобы она бросила Рому, а Вика не соглашалась.

— Погоди-погоди… Ерунда какая-то получается! — нахмурилась Серафима. — Он требует, чтобы она ушла от мужа, а она не соглашается? Тогда было бы все наоборот — он бы кричал, требовал, возмущался — а она молчала…

— Сима, в разных ситуациях люди поступает по-разному! — возразила Алена. — Это же психология…

Серафима посмотрела на Алену такими измученными глазами, что у той мороз по коже пробежал.

— Симочка, что с тобой?

— Психология? — отмахнувшись, отчетливо произнесла Серафима. — Чушь собачья! По-моему, твой Кашин все напутал.

— Но он же слышал, как Вика кричала на Ратманова, и обрывки фраз — об уходе, и все такое прочее…

— В жизни все проще и грубее. Скорее все было наоборот — Вика кричала на Ратманова потому, что он не позволял ей уйти от мужа.

Эта мысль, которая еще ни разу не приходила в голову Алене, но в то же время бывшая все время где-то рядом, — теперь, озвученная Серафимой, неприятно поразила ее. В самом деле, Ратманов не был похож на страстного мачо, требующего, чтобы его возлюбленная бросила семейный очаг…

Он — холостяк, к тому же обремененный довольно опасной профессией (сколько людей имело зуб на него!), к тому же друг Ромы… Он согласился на интрижку, но взбунтовался, когда Вика сказала, что уйдет от мужа!