Пилигримы - Сергей Шведов

– Монстра я беру обратно, – сказала Мондидье. – Вполне приличный экземпляр. Сколько ему лет?

– За тридцать я полагаю.

– Каких девушек он предпочитает – блондинок или брюнеток?

– Откуда же мне знать, – возмутился Герхард. – Пошли обеих, пусть сам разбирается.

– Ему подойдет белоснежная котта, расшитая по вороту и подолу золотой нитью. Шоссы светлых тонов. Блио из фиолетового щелка и пелисон из каирской парчи. Шапку лучше сшить из бобра. В Константинополе они сейчас в моде. Вот, пожалуй, и все. Если он перестанет сморкаться в мои шелковые портьеры, то сойдет за воспитанного человека даже здесь в Великом городе. Что еще?

– Ты обещала мне подобрать дичь для охоты, – напомнил Герхард.

– Запоминай, шевалье, – кивнула Жозефина. – Никифор Дука, младший сын протовестиария Иосифа, двадцать два года. Полная противоположность своего старшего брата Иоанна. Завистник, трус, мот и очень азартный игрок в кости. Правда, долги платит далеко не всегда, предпочитая устранять слишком навязчивых кредиторов с помощью наемных убийц. Разумеется, если эти кредиторы не принадлежат к византийской знати. К женщинам почти равнодушен. Ходили слухи о его противоестественной связи с Андроником Комниным, но, думаю, это пустая болтовня. Просто молодой человек донельзя истрепался еще в юные годы.

– Мне он подходит, – кивнул Герхард.

– Михаил Палеолог, – продолжала Жозефина. – Тоже страстный игрок, но в отличие от Никифора долги платит всегда. Болтлив до крайности. Вспыльчив, но отходчив. Совсем уж робким его назвать нельзя, но в ссоры предпочитает не ввязываться. Умом не блещет, но глупцом я бы его не назвала. Подвержен чужому влиянию. В частности Андроника Комнина, которого считает лучшим своим другом.

– Пустим в дело.

– Алексей Котаколон, младший сын протоспафария Константина. Самый умный из троих. Богат. Владеет всеми видами оружия. Хорош на коне, но и в драке на мечах мало кому уступит. Задирист, но не жесток. Пользуется успехом у византийских дам. По моим сведениям, сиятельная Евдокия, любовница Андроника Комнина и редкостная стерва, весьма благосклонно относится к Котаколону. Не исключаю, что делает она это с одной целью, подразнить ревнивого, но непостоянного Андроника. К игре в кости высокородный Алексей равнодушен, но именно этим и опасен. Если он сядет к столу, то лучше с ним не шутить.

– Учту, – подтвердил Герхард и с восхищением глянул на свою подругу: – Я потрясен, Жозефина, твоим умением разбираться в людях.

– Мой дорогой бывший муж, – усмехнулась Жозефина, – я прожила долгую и почти счастливую жизнь только потому, что шевелила не только бедрами, но и мозгами. Иначе давно бы уже сгнила в канаве с ножом в боку. На прощанье хочу дать тебе совет – будь осторожен и помни, что у византийцев страсть к интригам в крови. Они вполне могут обвести тебе вокруг пальца и устранить в тот самый миг, когда ты будешь торжествовать победу.

Маркиз фон Вальхайм провел едва ли не лучшую ночь в своей жизни, в чем он без обиняков признался своему другу. Вид у благородного Одоакра был слегка утомленным, но глаза сияли весельем, поэтому Герхард охотно ему поверил. О своем скором отъезде в Европу маркиз даже не заикнулся и с удовольствием сгреб огромной лапой кучу золотых монет, лежащих перед ним на столе.

– Пересчитывать не буду, – сказал он со вздохом. – Во-первых, верю тебе на слово, а во-вторых, любые цифры вызывают у меня приступ головной боли.

– Епископ Теодовит по-прежнему тебе доверяет?

– Вне всякого сомнения. Мы, правда, поссорились с ним два дня назад, но это мелкое недоразумение вряд ли отразиться на наших отношениях.

– Ты должен убедить его, что единственной достойной целью нынешнего крестового похода является Дамаск.

– А почему не Эдесса? – удивился маркиз.

– Потому что до Эдессы вы не дошли, мой благородный друг. Кроме того, взятие Дамаска станет для Европы событием не менее значимым, чем освобождение Гроба Господня. Не говоря уже о добыче, которую вы не найдете в разоренном Зенги городе.

– Богатый город, этот твой Дамаск? – заинтересовался Одоакр.

– Самый богатый на Востоке.

– Я слышал, как король Конрад упоминал о Халебе, как возможной цели нового похода.

– Этот поход, если он состоится, станет для крестоносцев роковым, – вздохнул Лаваль. – Впрочем, я сам расскажу обо всем Теодевиту, если ты организуешь нашу встречу.

– Но тебя ведь ищут? – напомнил маркиз.

– Меня не только ищут, но и найдут, – усмехнулся Лаваль, – в тот самый момент, когда я буду готов к встрече.

– Тебе мешает Фридрих Швабский? – прямо спросил маркиз.

– А тебе нет?

– Мне бы не хотелось, чтобы мое имя упоминалось в связи с его смертью. Я потеряю не только владения, но и голову. Гогенштауфены сейчас сильнее Вельфов, но так будет не всегда.

– Разве я похож на идиота, маркиз? – обиделся Лаваль. – Не только твое, но и мое имя никогда не будет упомянуто в связи с несчастным случаем в одном из константинопольских притонов.

– Вообще-то Фридрих крайне осторожен. Его скорее можно обнаружить в церкви, чем в сомнительном заведении.

– Увы, благородный Одоакр, хоть наши проповедники и говорят, что плоть слаба, но очень часто она бывает сильнее разума даже у самых благочестивых людей.

Сиятельный Андроник проснулся в весьма скверном состоянии духа. Бурно проведенная ночь отдавалась болью в затылке. Напоминал о себе и желудок, пострадавший во время загула. Конечно, Комнин был еще не в том возрасте, когда подобные мелочи способны надолго отравить человеку жизнь, тем не менее, он не слишком дружелюбно посмотрел на Алексея Котаколона, решившего навестить хорошего знакомого в час, когда приличные люди нежатся в постели.

– Евдокия передавала тебе привет, высокородный Алексей, – скривил губы Андроник. – Она обижена твоим невниманием.

– Слишком много дел, – печально вздохнул Котаколон.

– Никак не можешь отделаться от скифов, – посочувствовал ему Комнин. – Я видел вас два дня назад на ипподроме. Кстати, они разбираются в лошадях?

– Князь Андрей трижды ставил на синих. Результат тебе известен.

– Случайность, – поморщился Андроник. – Все равно для тебя это обуза.

– С сегодняшнего дня ты разделяешь эту обузу со мной. Приказ басилевса. Мне поручено передать его тебе.

Андроник был огорчен этими словами гостя до такой степени, что не усидел на ложе и забегал по спальне, забыв надеть штаны. Впрочем, такие мелочи никогда не волновали Комнина. А вот приказ двоюродного брата привел его прямо-таки в неистовство. У него, правда, хватило ума не поливать басилевса последними словами, зато досталось севасту Иоанну Комнину, главному сопернику Андроника в нелегком противостоянии за расположение Мануила.

– Ты мне объясни, Котаколон, почему опять я, а не этот павлин Иоанн, наш дорогой племянник.

– Мой отец считает, что Иоанн слишком молод и глуп для столь ответственного дела.

– А что по этому поводу думает басилевс?

– Скорее всего, то же самое, иначе отец никогда бы не стал говорить об этом вслух.

Андроник остановился и с интересом покосился на Котаколона:

– А почему им так важно завоевать расположение скифа?

– Речь идет о вере, Андроник. Говорят, что в этом браке заинтересован не только басилевс, но и патриарх.

– В каком еще браке? – удивился Комнин.

– Сиятельную Елену прочат в жены князю Юрию Суздальскому, одному из самых могущественных владык Руси. Князь Андрей доводится Юрию сыном и от его слова зависит многое в грядущем союзе.

– Что еще? – пристально глянул на Алексея Комнин.

– Басилевс заинтересован в добрых отношениях между князем Андреем и Фридрихом Швабским. Мы должны убедить руса, что наша дружба с алеманами нерушима. И никакие происки папы Евгения не помешают союзу Германии и Византии.

Андронику ничего другого не оставалось, как только развести руками. Конечно, божественный Мануил вправе ждать верной службы от своего ближайшего родственника, но нельзя же ставить перед ним невыполнимые задачи. В конце концов, Андроник не маг и не чародей, он всего лишь комит, то бишь чиновник второго ранга, вынужденный смотреть сверху вниз на сиятельных особ.

– На кого это интересно ты смотришь снизу вверх? – удивился Котаколон.

– На Иоанна, – усмехнулся Комнин. – Наш севаст никак не хочет смириться с тем, что в постели его родной сестры спит простой комит. А возможно и два комита. Ты что об этом думаешь, Алексей?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, Андроник, – пожал плечами Котаколон.

– Просто к слову пришлось.

Знакомство Комнина со скифами едва не началось с грандиозной драки. Сиятельный Андроник маялся с похмелья, кроме того его душила обида на басилевса, а потому он позволил себе лишнее в присутствии скифских бояр. Не следовало бы двоюродному брату императора называть князя русов узкоглазым дикарем. Собственно, Комнин не собирался никого намеренно оскорблять, просто он не знал, что его новые знакомые в совершенстве владеют греческим языком. Хорошо еще, что его не слышал сам князь Андрей, занятый разговором с Фридрихом Швабским. Зато Ростислав Лют, не замедлил высказать все, что он думает о внешности Андроника и его умственных способностях. Обмен любезностями происходил на конюшне ипподрома, куда Алексей Котаколон привел большую компанию, дабы благородные мужи смогли оценить стати коней перед предстоящими на следующий день состязаниями. К счастью, у спорщиков не было оружия. Что не помешало Андронику бросить вызов суздальскому боярину. Борьба началась здесь же на виду у изумленных подобным оборотом дела конюхов. Рус и византиец были приблизительно одного роста и сходного телосложения, поэтому по внешнему виду трудно было отдать кому-то предпочтение. Судьей в дурацком и неуместном, по мнению Алексея, споре вызвался быть Михаил Палеолог. Двое крепких молодых мужчин довольно долго топтались на одном месте, пугая своим пыхтением лошадей. Наконец, Лют изловчился и, падая, сумел перебросить своего противника через голову. К сожалению, его торжеству помещал один незначительный, но весьма огорчительный факт, оба спорщика угодили в конское дерьмо, чем позабавили всех без исключения зрителей. Тем не менее, Андроник свое поражение признал и пригласил всех присутствующих в Анастасьевы бани, находившиеся неподалеку. В бане спорщики окончательно примирились и даже пустили по обычаю русов братину по кругу. Обычай этот страшно понравился Андронику, и он пообещал ввести его в обиход на константинопольских пирушках. После столь многообещающего начала Комнин назвал Люта другом и пообещал удивить своих новых знакомых зрелищем, редким даже для Востока. Пир, начатый в бане, продолжился во дворце Андроника, где в качестве главного угощения выступили халдейские маги, дышавшие огнем и дымом. Боярин Блага, не верящий в чудеса, решил, что его обманывают и поплатился за свое недоверие опаленными волосами. Огонь оказался настоящим, что он и вынужден был с сокрушением признать. После того, как один из магов пронзил другого узким прямым мечом, благородный Фридрих попросил прекратить представление. Но убитый маг неожиданно ожил, чем потряс до глубины души как скифов, так и алеманов. Ростислав Лют и барон Гаспар Зальцбургский внимательно осмотрели тело мага, но не нашли на нем даже царапины. Князю Андрею больше всего понравились мимы, разыгравшие сцену похищения аргонавтами золотого руна у колхидского царя. Алексею Котаколону пришлось пересказать удивленным Андрею и Фридриху древнюю легенду о герое Язоне и царевне Медее, убившей собственных детей для того, чтобы отомстить неверному любовнику. Поведение жестокой дамы осудили все присутствующие на пиру благородные господа. Разговор плавно перешел на женщин, тему во всех отношениях благодатную. Говорили в основном о коварстве дочерей Евы, всегда готовых изменить и мужу, и любовнику, а то и обоим сразу. Полуголые танцовщицы с их непристойными телодвижениями только добавили жару в споры благочестивых людей. Закончился этот разговор о морали довольно неожиданно – Никифор Дука, смуглый и вертлявый молодой человек предложил присутствующим посетить заведение Жозефины, хорошо известное в аристократических кругах. Андроник, только что рассуждавший с большим знанием дело об изначальной порочности женской души и о дьявольских кознях, грозящих каждому благочестивому человеку, глянул на расторопного Дуку с горестным изумлением. После таких благочестивых рассуждений следовало идти в церковь, а уж никак не в притон.