Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 10 - Вальтер Скотт

В этом сообщении было нечто такое, от чего бледность разлилась по лицу храброго Адама Вудкока, несмотря на поддержку, оказанную его природной отваге густым холирудским элем.

— Что он такое сказал про голову мужлана, этот свирепый лорд Мортон?

— Да нет, это лорд-регент сказал, что если аббатству нанесен ущерб, то ваш рыцарь, наверное, пришлет ему голову вожака тех, кто творил бесчинства.

— Но как может говорить такое добрый протестант? — промолвил Адам Вудкок. — Подобают ли такие речи истинному лорду конгрегации? Ведь нас называли славными ребятами и гладили по головке, когда мы камня на камне не оставили от монастырей в Файфе и Пертшире.

— Да, но это было в ту пору, — сказал Майкл, — когда старушка римская церковь еще была при своих, а ее сыновья из числа важных господ решили, что она должна лишиться всякого убежища в Шотландии. Теперь же, когда монахи и попы разбежались во все стороны, а их дома и земли отданы нашей знати, вельможные особы не могут терпеть, чтобы мы служили делу Реформации, разрушая дворцы ревностных протестантов.

— Но монастырь святой Марии вовсе не разрушен ! — воскликнул Адам Вудкок, чье волнение нарастало все больше. — Там разбили только несколько жалких цветных стекол в окнах — все равно ни один знатный дворянин не потерпел бы их у себя в доме, да и оттяпали ноги по колена нескольким каменным святым, как старине Уидрингтону в «Охоте на Чевиотских холмах»; а что до поджога, так никто из нас и лучинки не зажег, кроме одной-единственной спичечки — для того лишь, чтобы запалить паклю, которою дракон плевался в святого Георгия. За этим-то я смотрел строго.

— Как, Адам! — произнес его товарищ. — Неужели ты замешан в этом славном дельце? Послушай, дружище, мне очень не хочется запугивать тебя, а особенно сейчас, когда ты только что с дороги, но я должен тебе сказать, что граф Мортон доставил сюда из Галифакса девицу, какой ты еще никогда не видывал: она как обнимет тебя за шею, так твоя голова и останется у нее в руках.

— Да ну уж! — возразил Адам. — Я слишком стар, чтобы терять голову из-за какой-то девицы. Я допускаю, что лорд Мортон, как и всякий мужчина, может пуститься в дальний путь за пригожей девушкой. Но все-таки какого черта понадобилось ему отправляться в Галифакс? И если у него там есть красотка, то что ей за дело до моей головы?

— Есть дело, и немалое, — ответил Майкл. — Сама дочь Ирода, которая производила такую экзекуцию ногами, то есть посредством плясок, оттяпывала людям головы не лучше, чем эта «дева Мортона».[30] Это, дружок, топор, который падает сам, как подъемное окно, так что палачу не нужно и трудиться брать его в руки.

— Экое хитроумное приспособление, — пробормотал Вудкок. — Упаси и оборони нас господи от него.

Паж, видя, что беседа старых друзей затягивается, и тревожась о судьбе аббата, так как то, что он услышал, не предвещало ничего хорошего, вмешался в разговор.

— Мне думается, Адам Вудкок, — сказал он, — что лучше бы ты сейчас доставил регенту письмо своего господина; он, без сомнения, представил там все, что произошло в Кеннаквайре, в наиболее выгодном свете для тех, кто к этому причастен.

— Мальчик прав, — отозвался Майкл Обгони Ветер. — Лорд-регент, видимо, должен испытывать сильное нетерпение.

— Юнец достаточно смышлен, чтобы выходить сухим из воды, — сказал Адам Вудкок, доставая из охотничьей сумки письмо своего хозяина, адресованное регенту Мерри. — Но и я не совсем глуп… Так вот, мейстер Роланд, будь любезен сам отнести письмо лорду-регенту; перед такой особой более подобает появиться юному пажу, нежели старому сокольничему.

— Ишь чего придумал, хитрый йоркширец! — воскликнул Майкл. — А ведь только что ты горел желанием увидеть нашего повелителя. Ты что ж это, хочешь сунуть парня головой в петлю, чтобы самому ускользнуть от нее? Или, быть может, ты полагаешь, что эта девица охотнее обнимет его нежную юную шею, чем твою жилистую, загрубелую от солнца?

— Да ну тебя! — ответил сокольничий. — Ты больно остер, да только не всегда попадаешь в точку. Парню решительно нечего бояться: он совсем не причастен к тому веселью. Ох, и было же там веселье, Майкл, — вовеки никто так не резвился и не озорничал! И я сочинил по этому случаю замечательную балладу; жаль только — не пришлось ее допеть до конца. Но об этом — ни-ни, tace, как говорится по-латыни, что по-нашему — запомни это хорошенько — значит «помалкивай». Проводи юношу к его светлости, а я останусь здесь и буду держать ушки на макушке, чтобы сразу задать стрекача, если надо мной начнет кружить ястреб. И коли регент задумает против меня недоброе, много времени не пройдет, как уже нас с ним будет разделять Солтра-Эдж.

— Тогда пошли, паренек, — сказал Майкл, — раз уж надо, чтобы ты сунулся вперед этого хитрого йоркширца.

С этими словами он встал и снова повел последовавшего за ним Роланда по извилистым переходам, миновав которые они пришли к широкой каменной винтовой лестнице; ступени ее были просторные и пологие, отчего подниматься по ней было на редкость легко.

Поднявшись на восемь ступеней, они оказались на следующем этаже; тут провожатый Роланда, сделав шаг в сторону, открыл двери в какую-то темную, мрачную прихожую; здесь было так темно, что Роланд чуть не упал, споткнувшись о низенькую ступеньку, некстати пристроенную к самому порогу.

— Осторожней, — сказал шепотом Майкл Обгони Ветер, предварительно оглядевшись с целью убедиться, что никто не подслушивает. — Осторожней, мой юный друг: кто падает здесь, редко поднимается снова. Видишь вот это? — еще тише произнес он, показывая темно-красные пятна на полу, освещенные игравшим на них лучом дневного света, который падал сквозь узкое отверстие в стене, рассекая царивший в помещении мрак. — Видишь вот это, юноша? Иди здесь с опаской, потому что в этом месте уже бывали падения, которые кончались плохо.

— Что ты имеешь в виду? — спросил юноша, которого насквозь пробрала дрожь, хотя он и сам не знал почему. — Это кровь?

Да, не что иное, — ответил, как и прежде, шепотом Майкл, продолжая тянуть Роланда за руку вперед. — Она самая, кровь. Но здесь не место задавать вопросы, и даже смотреть в эту сторону не следует. Это кровь, пролитая ужасным, предательским о разом и не менее ужасным и предательским образом отмщенная. Это, — уже едва слышно добавил он, — кровь синьора Давида.

Сердце Роланда Грейма сильно забилось оттого, что он, так неожиданно для себя, оказался в том месте, где совершилось убийство Риччо. Это была трагедия, которая ужаснула решительно всех, даже в те грубые времена; она стала предметом пересудов и сожалений в каждой хижине и в каждом замке Шотландии, и замок Эвенелов не составил в этом отношении исключения.

Но Майкл торопил юношу, не позволяя ему задавать никаких вопросов, и имел при этом вид человека, который, затронув опасную тему, разоткровенничался больше чем следовало. Пройдя конец прихожей, он постучался в невысокую дверь, которую осторожно приоткрыл какой-то человек — караульный или пристав. Майкл сообщил ему, что паж, прибывший с письмом от рыцаря Эвенела, ожидает, когда регенту будет угодно принять его.

— Совет только что кончил заседать, — сказал пристав. — Передайте пакет мне; его светлость сейчас пригласит посланца.

— Пакет должен быть доставлен в собственные руки регента, — возразил паж. — Таково было распоряжение моего господина.

Пристав, видимо удивленный такой смелостью, смерил его взглядом с головы до ног, а затем ответил язвительным тоном:

— Да не может быть, дружок! В самом деле? Как же ты громко кукарекаешь! Можно подумать, что ты уже не цыпленок с заднего двора, а прямо боевой петух.

— В другом месте и в другое время, — сказал Роланд, — я показал бы тебе, что умею не только кукарекать, а пока выполняй свои обязанности: сообщи регенту, что я жду, когда он соизволит принять меня.

— Да ты просто наглец, если смеешь указывать мне мои обязанности, — сказал придворный. — Но я еще покажу тебе твое место. А сейчас жди, пока тебя позовут.

Майкл Обгони Ветер, который во время этого препирательства, согласно неписаному закону, действующему среди придворных всех рангов и возрастов, держался поодаль от своего юного спутника, теперь счел излишним быть далее осторожным и снова подошел к нему.

— Ты подаешь надежды, юноша, — сказал он, — я вижу теперь, что старый йоркширец беспокоился не зря. Ты пробыл при дворе всего пять минут, а уже успел нажить себе врага в приставе залы Совета. Это, примерно, то же, как если бы ты оскорбил заместителя дворецкого.

— Мне дела нет до того, кто он, — заявил Роланд Грейм. — Я требую от всякого, с кем разговариваю, чтобы со мной были вежливы. Я прибыл не откуда-нибудь, а из Звенела, и не потерплю, чтобы меня унижали даже в Холируде.

— Браво, молодой человек! — воскликнул Майкл. — Так и нужно себя вести — хватило бы только у тебя на это пороху. Однако гляди — дверь открывается.