Секрет Жермены - Луи Буссенар

Бамбош достиг наконец вершины своих желаний: он участвовал в роскошных пиршествах, встречался с очаровательными женщинами, кошелек его никогда не пустовал. Правда, иногда приходилось «работать» — рисковать своей шкурой, но нельзя же все обрести, ничем не жертвуя. К тому же Бамбош ничего не имел против участия в рискованных авантюрах. Он был по природе бойцом.

Рабочий кабинет Мондье являл собой прекрасную комнату, где соблюдался строгий порядок, такой, что совершенно невозможно было догадаться о роде занятий хозяина.

Наряду с прочим, в ящиках стола и в шкафах хранились тщательно разложенные по карточным папкам точные планы города и окрестностей и подробные сведения о состояниях и образе жизни многих жителей.

Мондье развалился в кресле и сказал Пьеру:

— Позови Бамбоша и приходи обратно.

— Всех убитых убрали? — спросил граф, когда приближенный явился.

— Да, патрон. Я их перевез в подземелье, там и похоронят этой ночью.

— А раненые?

— Хирург прибыл и скоро начнет штопать их шкуры… Парням лихо досталось, не очень приятно иметь дело с типами, подобными моему неприятелю Бобино.

— Все будет хорошо оплачено и с процентами… Бедным ребятам придется с месяц проваляться в больнице… Но они не останутся внакладе, получат свою долю и от всех дел, которые проведем во время их болезни.

Да, весьма недурно наладил свою деятельность знатный парижанин — великосветский кутила, ставший еще и грабителем. Его банда имела подземный дворец, собственную больницу с хирургом и даже особое тайное кладбище, где убитых убийц хоронили рядом с их жертвами.

— Дорого же обошлась нам эта экспедиция, — сказал Мондье.

— Надеюсь, вы заставите князя хорошо расплатиться, — ответил Бамбош.

— Я потребовал и, по сути, уже получил от него миллион, — сказал граф.

— Великолепно! А он заплатит? Не надует?

— В этом я уверен. Кроме того, я принял все меры к тому, чтобы не допустить обмана.

Бамбош, пришедший сначала в восторг, вдруг задумался и замолк.

— Почему ты вдруг приуныл? — спросил Мондье. — О чем ты задумался?

— Мне пришло в голову, патрон, что, получив миллион, вы перестанете заниматься «делами», и тогда прощай хорошие экспедиции на большой дороге! Прощай легкая добыча счастливых бандитов! Прощай красивая жизнь, которую я едва успел отведать!

Граф рассмеялся.

— Успокойся, малыш! Миллион — немалый кусок, но его не надолго хватит при большом аппетите! Мне надо пополнить свою казну, уже почти пустую… Оплатить сполна услуги наших парней и обеспечить твою особу, мой милый негодяй. Подумаешь… миллион! Да мы еще много их получим, если черт, наш покровитель, нам поможет!

— В добрый час! А то я уже вправду боялся… Выходит, миллион только начало, и мы еще не один такой вытянем из милейшего князя Березова! Ведь вы его не выпустите?

— Через восемь дней он будет свободен.

— Патрон! Вы смеетесь надо мной… Лишиться такого баснословно богатого пленника, не вытряхнув из него целую гору золота?! А Жермена?.. Вы возвратите ей своего соперника… такого опасного? Разве вы больше не любите эту прекрасную особу?

— Люблю больше прежнего.

— Тогда я ничего не понимаю!

— Я хочу вернуть князя к ней именно потому, что люблю ее. Или я непростительно ошибаюсь, или Березов сделает все для того, чтобы Жермена полюбила меня. Сначала он к ней охладеет, а потом возненавидит.

— Вот это здорово. Только, извините, а это в самом деле возможно, вы уверены?

— Да, Бамбош. Князь даже вдалеке останется в моем полном повиновении, будет думать, говорить, желать, действовать так, как захочу я, станет марионеткой, управляемой моими руками.

— Патрон!.. Скажи такое кто другой, я бы подумал, что надо мной смеются!

— Известно ли тебе о гипнотизме, Бамбош?

— Очень мало… только понаслышке.

— В наше время о нем почти не знают, но в древности им занимались много, и я последовал примеру далеких предшественников. Тем более что кое-кто из современных ученых его как бы заново открыл, и не только сами они этим воспользовались. Гипнотизмом объясняется много странных вещей, а позднее он, несомненно, откроет людям секрет жизни… секрет любви… Твердо верю в силу внушения. Я не новичок в этом деле и вообще не берусь за то, чего не умею. Проведя много испытаний, я убедился в своих способностях, которые теперь хочу испробовать на князе Мишеле. Уверен, что опыт удастся. Сегодня же вечером попробую Березова усыпить.

— И вы думаете, он вам позволит добровольно?

— О! — воскликнул Мондье. — Я знаю способы… Способы безошибочные… Вот увидишь!

— Ничего большего сейчас не желаю, мне это представляется очень занимательным!

— Покорение воли одного человека другому — зрелище поинтереснее любого спектакля. Когда мой подопытный будет усыплен и не чувствителен ни к чему — ни к физической боли, ни к душевным потрясениям, станет игрушкой в моих руках и моим рабом душой, тогда я сделаю все, что мне будет угодно. Я заставлю его разлюбить Жермену, сделаю своим другом, твоим другом…

— Тысяча чертей!

— И все это только силой моей воли…

— Но если он не поддастся внушению? — спросил Бамбош, восхищенный услышанным, но не вполне доверяющий ему.

— Я сначала попробую, поработаю над ним семь дней, сделаю подвластным гипнозу, послушным, вполне покорным. Ты будешь присутствовать при всех опытах и сам все увидишь.

— Черт подери! Это было бы очень выгодно уметь так покорять людей. Я бы тогда внушал хорошеньким дамочкам отдаваться мне, а богатым старикам — подписывать на мое имя дарственные и завещания.

Слуга пришел доложить, что господину графу подано кушать. Мондье приказал Пьеру отнести еду и князю и прошел с Бамбошем в столовую, где их ждал изысканный ужин.

В десять часов они еще сидели за ликерами и курили сигары, когда кто-то попросил разрешения поговорить с графом.

Это был один из его людей, прибежавший доложить, что русский посол собственной персоной вместе с Бобино и отрядом вооруженных людей направился туда, где был совершен налет на князя, — в надежде напасть на группу разбойников.

Мондье рассмеялся.

— Как наивны эти добрые люди! Вообразили, будто мы станем их там дожидаться! Пусть позабавятся, разыскивая нас, а у меня сейчас дело более важное, чем обезвреживать дураков-мстителей. Приказываю, чтобы, начиная с этого часа, повсюду было полное спокойствие семь дней.

Посланец почтительно поклонился и вышел.

Через несколько минут вернулся Пьер.

— Господин граф, пленник не пожелал есть, он, наверное, боится, что его отравят.