Атташе (СИ) - Капба Евгений Адгурович

Доктор Иван Карлович Глазенап был доктором до мозга костей. Светило военно-полевой хирургии, профессор столичного медицинского университета и личность весьма известная. Именно он считался моим и Феликса лечащим врачом, а фельдшер с приятным голосом и фамилией Бахметьева ходила у него в интернах — или как называются стажеры-оруженосцы у медиков?

Так вот — Глазенап заявился под самый вечер, когда стемнело, и сказал:

— Снимайте повязки, милочка! Нечего молодого человека мучить!

К сожалению — милочкой он назвал не Бахметьеву, а одну из сестер милосердия, из натальских девушек. Потому мое любопытство утолено не было, но радости всё равно было много: как же, я снова стану зрячим! Почувствовав холод медицинских ножниц у своего виска, я слегка напрягся, но Иван Карлович похлопал меня по плечу:

— Ну, ну, и совершенно нечего переживать. Поживете недельку в режиме совы, будете носить солнцезащитные очки, попьете пилюлей с месяц от мигреней... Вам повезло, как есть — повезло. Ну, и мы помощь оказали вовремя!

— До гробовой доски молиться за вас буду, — уверил его я и, наконец, открыл глаза и проморгался.

Господи, это такое счастье — видеть окружающий мир! Даже побеленные стены, хлопковые простыни и деревянные кровати казались мне изысканным зрелищем! Я потрогал шрам — его залепили несколькими аккуратными кусочками пластыря. Это было куда как лучше, чем замотанная как у мумии голова.

Единственным источником света в небольшой двухместной палате был тусклый ночник, стоящий на полу и заботливо прикрытый тканью. Сестричка — миниатюрная с симпатичными конопушками, доктор Глазенап — пожилой, благообразный, весь старорежимный, даже бородка и пенсне имеются. И стетоскоп на шее, конечно. Куда без него?

А Феликс — такой, как и всегда, разве что отъелся после тюрьмы, он-то не бульончиками питался. И уже успел переодеться из больничной пижамы в хаки с эмблемой легиона на рукаве и выглядел молодцом.

Иван Карлович поймал этот взгляд и хлопнул рукой по стопке такого же хаки:

— Переоденьтесь. Знаете, морально-психологическая составляющая не менее важна для выздоровления, чем физиологическая. И вот еще...

Он потянулся за спинку кровати и положил мне на колени шашку. Черт возьми, это была она — та самая! Я оставил клинок у Стеценки, в лагере добровольцев-кафров, перед полетом на самолете по имени "Давид"... Простые ножны, потертый эфес, родовая тамга у самой пяты... Я не удержался и проверил пальцем заточку — над шашкой явно поработал мастер!

— Мужчины! — улыбнулась сестричка, — Когда кто-то из моих братьев хворал, мать всегда ложила рядом в постель винтовку. И на поправку больной шел быстрее!

Мы с Феликсом переглянулись. Гемайны! И этот народ кто-то пытается покорить силой оружия? Доктор Глазенап жестом руки отпустил сестричку, понаблюдал немного, как я переодеваюсь, и убедился в том, что ноги меня держат.

— Прогуляйтесь по саду. Осторожно, под присмотром товарища. Почувствуете головокружение — присядьте, отдохните. С завтрашнего дня переводим вас на полноценное питание...

— Отличная новость!

— Ну, ну, полно! Я вас покину — много раненых поступает из вельда, нужно встретить обоз. Как же мне не хватает Николая Николаевича, царствие ему небесное... Госпожа Бахметьева, стоит признать, своему супругу покойному под стать, у нее явный талант к медицине, но молода, молода... Учиться еще и учиться, хотя опыт уже колоссальный, по прибытии в Империю экстерном сдаст экзамены — получит наша родина отличного доктора! — Глазенап внезапно глянул сквозь пенсне мне прямо в глаза: — А у вас нет предубеждения против докторов-женщин?

— Никак нет! — рявкнул я и попытался щелкнуть каблуками нечищеных сапог. Вышло не очень: глухой звук и неловкие движения, — У меня вообще нет предубеждений против женщин!

Феликс заржал, как конь, а Иван Карлович одобрительно похлопал меня по плечу:

— Ну, молодцом, молодцом! Так держать! Через пару дней наведаюсь — может, и выпишем вас. Только никакой строевой службы, слышите? Ближайший месяц — точно! И не переглядывайтесь, ироды, не то пропишу вам промывание желудка и клистир! Дважды в сутки!

Бормоча под нос что-то на тарабарском медицинском языке, доктор Глазенап взмахнул полами белоснежного халата и удалился.

— Пойдем на кухню за булочками! — предложил Карский, — Там Дуняша сейчас дежурит, у нее сегодня ночная смена. Не женщина, а взбитые сливки!

Никогда прежде не слышал от него такой характеристики, так что любопытство и аппетит определенно разыгрались. И мы пошли на кухню.

Когда хрипло взревел горн, подавая сигнал боевой тревоги, я едва не подавился булочкой. Тревога — в Генисарете? Сколько тут верст от линии фронта? Полсотни?

Конское ржание за каменным забором госпиталя, лязг металла и выкрики на лаймиш послышались почти сразу же после того, как умолк горн. Феликс сделал стойку, его ноздри затрепетали, а рука попыталась нашарить на поясе несуществующий револьвер:

— Гусары!

XXV ШАШКА

Огороженный трехметровым каменным забором, кирпичный, двухэтажный, с двускатной черепичной крышей, госпиталь в общем-то был неплохо приспособлен для обороны. Если бы имелся гарнизон, готовый его защищать.

— Ворота! — выдохнул Феликс и, морщась от боли в ребрах, побежал через сад, чтобы проверить — задвинут ли чертов засов.

Я же устремился к калитке. Карский разумно рассудил, что в моем состоянии спринты — не самая лучшая идея, и потому оставил мне тот вход на территорию, что был поближе. Разведчик на ходу орал во всю глотку:

— К оружию! К оружию! — и я надеялся на его разум, потому что, по моему представлению, лечебные учреждения — не совсем то место, где можно найти целый арсенал.

И снова я попытался подойти к рассуждениям о гемайнах с имперскими мерками. Ну да, тут были и легионеры — но от общего числа раненых они составляли от силы десять процентов. В основном все-таки Генисаретский госпиталь лечил поймавших пулю или клинок конных стрелков из коммандо. А бородачи ни за что в жизни не стали бы расставаться с оружием. Рядом с крестом над кроватью у каждого из них висел патронташ, а под кроватью — лежала дальнобойная винтовка. Даже у тех, кто не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Сестрички, как оказалось, под подолами своих аккуратных и чистеньких платьев прятали компактные револьверы. Народ-воин, что тут скажешь?

Поэтому окна третьего этажа, где располагались выздоравливающие, спустя каких-то несколько минут захлопали, и в каждом из них показалось по два-три винтовочных ствола и по нескольку решительно встопорщенных бород. Но эти минуты едва-едва не стоили мне жизни...

— Тащи сюда бревно! Выбьем дверь и пустим кровь бородачам! — послышался за забором грубый голос.

Эти кретины даже не удосужились проверить — заперта ли калитка! Я на цыпочках прокрался поближе и аккуратно отодвинул защелку. Шашка почти бесшумно покинула ножны, а я ощутил спиной холод камней, вжавшись в забор.

— Давайте, парни! С разбега, и-и-и-и-эх! — от удара бревна незапертая калитка распахнулась, и во дворик госпиталя ввалилась шестерка гусар из Гель-Гью.

Они по инерции побежали дальше, а потом, не удержав равновесие, повалились друг на друга, придавив кого-то своим импровизированным тараном. Я в это время метнулся к железной двери, захлопнул ее, задвинул защелку и закрыл ее на засов. Там было не меньше полуэскадрона кавалеристов! Вот же дьявол! Но думать было некогда — от самой большой напасти я временно уберегся, а вот копошащиеся на дорожке гусары должны были вот-вот прийти в себя и доставить мне проблемы.

Я шагнул вперед и широко, наотмашь рубанул поперек спины пытающегося подняться федералиста. Он рухнул наземь, истошно вскрикнув. Остальные наконец справились с бревном и вскочили на ноги. Сабли у них были в ножнах, револьверы — в кабурах. Конечно — кто будет орудовать тараном одной рукой? Мне хватило трех секунд, чтобы уйти в присед и снова очертить острием клинка полуокружность, подрубив ноги сразу двоим.